ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я приехал с Колымы.АБРОСКИН. О! Знакомые места. Я был в Индигиркском управлении.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. А я работаю на прииске Буранный, триста километров от Ягодного.АБРОСКИН. Ну, как там сейчас у вас?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Хорошо. То есть не очень. Как везде.АБРОСКИН. Вышки спилили?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Буровые?АБРОСКИН. Сторожевые.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. A-a, вы про те вышки… Кисточкин и Светлана в затемненной студии Буркалло то бурно, то размеренно занимаются любовью. СВЕТЛАНА. Иногда хочется немного пофилософствовать.КИСТОЧКИН (хохочет). Валяй-валяй!СВЕТЛАНА. Без любви так пусто в мире! Кисточкин продолжает свое дело, задыхаясь от хохота. СВЕТЛАНА (слегка обиженно). Почему ты смеешься? Разве ты не веришь в любовь, мой милый?КИСТОЧКИН. Вот фетишисты проклятые! Что за дурацкое слово – любовь! Дымовая завеса для импотентов. Нет никакой любви!СВЕТЛАНА. Что же такое мы сейчас делаем?КИСТОЧКИН. Половой акт.СВЕТЛАНА. Неправда!КИСТОЧКИН. Светка, не смеши!ТРЕУГОЛЬНИКОВ (вскакивает). О, подлюга! Фраер! Подонок!КИСТОЧКИН (Треуголъникову, издевательски). Вскочил! Вот ты-то и есть самый настоящий импотент. Вспомни, что было в юности, как ты влюблялся в разных шлюх, а мне их приходилось драть. Ах-ах, разбитое сердце! Мрачный романтик. Сопля! Платоник! Они сходятся на середине сцены. ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Это ты настоящий кастрат! В тебе нет ничего мужского!КИСТОЧКИН (издевательски). А ты спроси у нее! (Показывает в темный угол, где лежит Светлана.) Оттуда доносятся стоны оргазма. ТРЕУГОЛЬНИКОВ (тихо). Мне кажется, что ты завидовал мне всю жизнь.КИСТОЧКИН. Я? Тебе? Жалкий неудачник!АБРОСКИН. Треугольников!ТРЕУГОЛЬНИКОВ (спокойно). Да, профессор. (Возвращается к кровати.) Кисточкин тоже отходит в свой угол. АБРОСКИН. Чего вы вскочили?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Так, что-то не сидится. (Садится в кресло.) КИСТОЧКИН (перегибается через Светлану, вытаскивает из-под кровати телефон, набирает номер). Алло! Кто у телефона?ТРЕУГОЛЬНИКОВ (снимает трубку). Да. Это Треугольников.КИСТОЧКИН. Петя, это Женя. Ну, как там? Ничего импортного не нужно?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Нет, все в порядке. Ему лучше. (Кладет трубку.) КИСТОЧКИН. Вот и хорошо, что ничего не нужно. (Тоже кладет трубку.) АБРОСКИН. А все-таки что вы здесь делаете?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я еду в отпуск, в Коктебель, а здесь мне надо было рассчитаться с одним дружком.АБРОСКИН. Как вы хотели рассчитаться?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Ну, знаете, как водится: с приветом портрету и гуд бай…АБРОСКИН. Он сильнее вас.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Когда-то боксировали на равных.АБРОСКИН. Вы беззащитны, а он… Вы помните, как он говорил – бронированный индивидуум. Мы, зятек, по его терминологии, примитивные человеческие существа… с элементами вырождения.ГОЛОС КИСТОЧКИНА. Конечно, вырожденцы!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Мне не очень-то легко так на него смотреть. Мы с ним учились в университете… Понимаете, мы вместе ходили по бульварам, руки в брюки, поднятый воротник, солнцем полна голова… Естественно, все к чертям отметали и мечтали о другом… Потом меня выгнали из университета.АБРОСКИН. А он?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Он удержался. Больше того, он начал бурно прогрессировать.ГОЛОС КИСТОЧКИНА. Завидуешь?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Вот, понимаете, профессор, он, видно, думает, что вся моя неприязнь к нему от черной зависти. А я ведь любил его. Знаете, он обладает удивительной способностью влюблять в себя людей.АБРОСКИН. В самом деле, вы ему не завидуете? Даже сейчас, когда он там…ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я вообще никому не завидую.АБРОСКИН. А я завидую вам.ГОЛОС КИСТОЧКИНА. Собрались два шизофреника!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. У меня очень много времени для размышлений. Я странную жизнь веду там. Вечером маленькое окошечко упирается в темную сопку, а там только огонек метеостанции и больше ничего. Мне даже не верится, что люди в мире могут жить иначе, что где-то есть футбол и огромные города, что где-то толпы людей кричат и бурлят, что в Африке, скажем, идет стрельба, а рейд Сингапура забит торговыми судами… Мне кажется, что во всем мире люди тихо добывают золото, а по вечерам смотрят в маленькие окошечки на темные сопки. Мне кажется, что весь мир населен печальными и небогатыми добытчиками золота вроде меня.АБРОСКИН (взволнованно). Слушайте, зять, жизнь ваша будет нелегка.ТРЕУГОЛЬНИКОВ (вздрогнув). Почему же? Мне хорошо живется.АБРОСКИН. Послушайте, я хочу понять… О чем вы там думаете?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Ну, скажем, о своей юности. Как мы стояли с этим моим дружком на Ленинских горах, не то что Герцен и Огарев, но похоже, только, конечно, никаких клятв, суровые современные молодые люди… Я думаю о юности – даром она прошла или нет?ГОЛОС КИСТОЧКИНА. О бабах он думает!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Думаю о женщинах, о бабах. О вашей дочери, собственно говоря, я все время думал.АБРОСКИН. А о чем вы… думаете здесь?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Здесь я думаю о том, что одной пощечиной не обойдешься. Нужно давать Кисточкину большой бой.ГОЛОС КИСТОЧКИНА. Пупсик! Тебе ли со мной биться! Умора! Треугольников, повернувшись, долго смотрит в его сторону. АБРОСКИН. О чем же вы еще думаете в своей пустыне?ТРЕУГОЛЬНИКОВ (яростно). О людях! О человечестве! О мире! На просцениум легким спортивным шагом выходит Кисточкин. Останавливается там. КИСТОЧКИН (обращается в зал). Послушай, давай серьезно: ты действительно веришь в этот бедлам?ТРЕУГОЛЬНИКОВ (выходит на просцениум, становится рядом с Кисточкиным, обращается в зал). Я действительно верю в людей, иначе я бы не жил и стал бы таким, как ты, что одно и то же.КИСТОЧКИН (поет). Ромашки вздрогнули, завяли лютики… Ну, давай, развивай идею!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я верю, что мир придет к гармонии.КИСТОЧКИН. Уже сейчас есть довольно гармоничная система ракетно-ядерного оружия. Воображаю себе полную гармонию – все в мире горит, кроме нашей газеты, и я печатаю в ней очерки с поля боя. Гениально!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Представь себе, что такой атомный цинизм довольно примитивная штука: Да, конечно, в течение всей истории мы колошматили друг друга чем попало, дубинами, пиками, мечами, распинали на крестах, жарили живьем, травили химией, как клопов, сжигали в печах, гноили в лагерях, но…КИСТОЧКИН. Но? Есть еще «но»?ТРЕУГОЛЬНИКОВ (яростно). А теперь с нас хватит этого всемирного хамства! Сейчас время возврата всех ценностей и приобретения новых! Верю, что наступит гармония между разумом и духом! Хватит наивности! И цинизм надоел! Он вышел из моды, этот твой атомный цинизм!КИСТОЧКИН. Браво! Какие, братцы, спинозы появились у нас на периферии! Ах ты, пень с ушами! Это не цинизм, а оценка положения с точки зрения будущих победителей, то есть уцелевших, а мы уцелеем, то есть победим. Эх, Петяша, вымараз-мирован ты до уровня таких вот кухонных вольтерьянцев. (Показывает на Аброскина.) АБРОСКИН (кричит). Как вы смеете, ничтожество! Какой я вам вольтерьянец!КИСТОЧКИН (быстро подходит к нему). Ну-ка, вставай, старый хрен! Выходи на просцениум, поговорим! Аброскин легко спрыгивает с кровати и вместе с Кисточкиным выходит на просцениум, где по-прежнему стоит Треугольников. АБРОСКИН (в зал). Я марксист!КИСТОЧКИН (хохочет). Браво, браво, профессор! Сколько лет вас наши хлопцы учили? Семь? Десять? И все не в коня корм!АБРОСКИН. А вы, Кисточкин, не марксист!КИСТОЧКИН (слабея от хохота, ложится на сцену). Ах, боже ж мой, неужели же я не марксист? Не лишайте же ж меня, профессор, всего самого святого, самого дорогого…АБРОСКИН. Вы подлец!КИСТОЧКИН (вскакивает). Одно другому разве мешает? (Подтанцовывает к Аброскину.) Слова, словечки, товарищ марксист… Любите словечки? Баланда, параша, лагерная зона – все эти слова вам нравятся?АБРОСКИН. Думаете, мне переломили хребет? Ошибаетесь! Даже там, за зоной, я сохранил веру в идеалы своей юности. И я верил, что несправедливость рассеется как туман.КИСТОЧКИН. Почему же несправедливость? А история, проф? Исторически-то это было справедливо. Негуманно, быть может, а? А исторический гуманизм? Если любить слова, надо уметь с ними обращаться, лапуля. Вот Сталин и Мао умели прекрасно.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Ну и что?КИСТОЧКИН (неожиданно растерявшись). Как что?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Сдохли оба эти ничтожества, и дело с концом.КИСТОЧКИН (необъяснимо «поплыл», закачался. Глухое невнятное бормотание). Сдохли, говоришь?… Тра-та-та, говоришь?… Чижика, говоришь, собаку, петьку, говоришь, забияку?… А?… Квитанции?… Где квитанции? (Встряхивается, берет себя в руки, орет.) У меня все в порядке!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Хватит кривляться! Я вижу, что тебе не по себе.КИСТОЧКИН. Победитель! Да я могу справиться с тобой в одну минуту.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Ну-ка попробуй!КИСТОЧКИН (устало). Ладно, Петька, не будем. Мне что-то стало тяжело. Знаешь, я попал в какой-то странный переплет, у меня душа раздваивается…ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Еще бы! Ты презираешь всех людей.КИСТОЧКИН (очень устало). Нет, я ошибся, я разбит, искалечен. Я пытался стать невозможным силачом, но оказалось, что меня ребенок пальцем может перешибить…ТРЕУГОЛЬНИКОВ (тихо). Ты это серьезно?КИСТОЧКИН. Понимаешь, какое-то дикое состояние… должно быть, это переходный этап… Ведь все, что я сейчас говорил, – это муть, позерство, это от слабости. Уехать, что ли, куда-нибудь? Возьми меня с собой, старик! Просто в память о старой дружбе.ТРЕУГОЛЬНИКОВ (мрачно). Если ты это серьезно, тогда поехали.КИСТОЧКИН (дико хохочет). Вот видишь, как с тобой просто, пень! Дубина стоеросовая! Деревенщина!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Это просто уже любопытно.АБРОСКИН. Да-а, довольно редкий феномен.КИСТОЧКИН. Девочки, вы беззащитны, потому что вы в плену своего фетишизма – вера, дружба, любовь. Вот он влюбился, этот импотент, в вашу дочку, профессор. А кто ее дерет? Я! Эй, Светка! Освещается кровать в правом углу сцены. На ней сидит Светлана. СВЕТЛАНА. Ну, теперь мне можно немного пофантазировать?КИСТОЧКИН. Валяй! Позабавь джентльменов.СВЕТЛАНА. Я начинаю. Ты стал другим. Ты любишь меня.КИСТОЧКИН. Не валяй дурака! Фантазируй, но без глупостей!СВЕТЛАНА. Ты стал другим, мужественным и благородным. Ты любишь меня. Я люблю тебя. Ты любишь меня…КИСТОЧКИН. Молчать!СВЕТЛАНА (читает словно заклинание). Ты любишь меня! Я люблю тебя!ТРЕУГОЛЬНИКОВ (Кисточкину). Что, не получается?!КИСТОЧКИН. Но – все-таки любит-то она меня, а не тебя. А от иллюзий я ее отучу.ТРЕУГОЛЬНИКОВ (подходит к Светлане). Светлана, я люблю тебя. Ты любишь меня, а не его.СВЕТЛАНА. Да, я люблю тебя. Ты любишь меня.КИСТОЧКИН. Молчать, глупая девка!СВЕТЛАНА (Треуголъникову). Я люблю тебя. Ты любишь меня.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Я, Петр Треугольников, люблю тебя, а ты любишь меня. Ты чиста, Светлана, что бы с тобой ни было, к тебе ничего не пристает.СВЕТЛАНА. Да, Треугольников, да! Я тебя люблю!КИСТОЧКИН. Меня тошнит! Я сейчас облюю все ваши идеалы! Все еще слышится голос Светланы: «Да, любовь, да, любовь…» С этими словами она исчезает в темноте. КИСТОЧКИН (отводит в сторону Треугольникова, зловеще). Ты слышал что-нибудь о летающих тарелках? ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Это добрые знаки!КИСТОЧКИН. Есть информация?ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Нет лучше информации, чем предчувствия.КИСТОЧКИН. Ха-ха-ха! Диспут окончен!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Ха-ха-ха! Продолжается! ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ Центром следующего эпизода становится буфет. Вокруг него собрались жильцы нашего дома: семейство Принцкеров (папа, мама, Бабушка, Оля), Футболист, Нытик, Здоровяк, Игорь, Элла, Аброскин, Светлана. На окошке буфета по-прежнему объявление «Ушла на базу», но за ним отчетливо видна Буфетчица, которая возится внутри с какими-то бумагами, крутит телефонный диск. Жильцы разговаривают между собой, обмениваются предположениями. ЖИЛЬЦЫ. Будет хек……из источников: нототения!Скажите! А треска?……захотели! Трески осталось одно стадов Баренцевом море…А чем плох хек?Мокроспус и угольная – калорийнаярыба…Был бы хек!…доисторическая рыба целлокант…Нет, все-таки какой нынче флот! Какая сила!С таких глубин!Будет ли хек?…завезли серебристого! С двух сторон на сцене появляются Треугольников и Кисточкин. Останавливаются, глядя на дискутирующих жильцов. Первый улыбается добрейшим, грустнейшим образом, второй – сатанински. КИСТОЧКИН. Ну вот они, твои идеалы!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Что ж тут такого? Люди хотят рыбы. Это нормально.КИСТОЧКИН. Сейчас получат!БУФЕТЧИЦА (мужским басом в трубку). Фобуту, ты на Фадаффи выйти можешь? Позавчера с Фиди Фамином Фади в сауне утрясли проблему. Есть решение? Рад. Трубы, масло, демилитаризованная зона. Закон – тайга. Выезжаю! Покедова! (Выходит из буфета и предстает перед публикой в виде солидного, чуточку мрачноватого мужчины в сером костюме, в шляпе, с портфелем.) Рыбы сегодня не будет, товарищи. Улетаю. Получил международную кафедру. (Удаляется.) ТРЕУГОЛЬНИКОВ (жильцам). Товарищи, разве вы не видите? (Яростно.) Это обман! Надувательство! Кисточкин то подхалимски аплодирует в адрес медленно удаляющейся Буфетчицы, то смеется над Треугольниковым. ЖИЛЬЦЫ. Обман!Вздор!Позор!Требуем рыбы!КИСТОЧКИН (жильцам). Человек кафедру получил. Радоваться надо, а они базлают. Фрондеры! (Кричит прямо в лицо Нытику.) Если нету рыбы в море, что же делать?! А?НЫТИК. На нет и суда нет.ЗДОРОВЯК. Нас много, товарищи, а она… хм… он… гм… они одни.БАБУШКА. Я помню времена, когда люди ели речную рыбу.МАМА ПРИНЦКЕР. Марк, мы можем ослабнуть из-за недостатка фосфора.ПРИНЦКЕР. Я думаю, это предусмотрено правительством. Будут приняты меры.ФУТБОЛИСТ. Переживем. Можно и без рыбы, если настроение хорошее.ОЛЯ. А если плохое?СВЕТЛАНА. Хорошее настроение, девочка, зависит не от рыбы.ИГОРЬ. Главное – музыка!ЭЛЛА. А молоко в титьках зависит от рыбы.АБРОСКИН. Что же будет вместо рыбы?КИСТОЧКИН. Внимание, квартиросъемщики, комсомольцы и несоюзная молодежь! (Переворачивает объявление «Ушла на базу».) Изумленные жильцы видят перед собой солидную доску с золотыми буквами по черному фону: «Сегодня лекция „Вопросы трения“. Лектор заезжий. Явка обязательна». ТРЕУГОЛЬНИКОВ (взывает). Люди, вас шельмуют! Люди, я люблю вас, будьте любезны! Милые, добрые люди, не верьте шарлатанам!КИСТОЧКИН. (Треугольникову). Дурачок ты, дурачок. Как же им не верить, если явка обязательна?НЫТИК (взглянув на объявление). Заезжий! Важная персона.ЗДОРОВЯК.
1 2 3 4 5 6 7 8