Кое-кто начал говорить о переходе на «Харрикейны»… Однако новости приходили все более неприятные, и летчики начали понемногу прозревать.
22 мая безделье закончилось, но не так, как они ожидали. На стоянку примчался штабной автомобиль, остановился, скрипнув тормозами, и из него выпрыгнул Мермаген. Он заорал:
«Эскадрилья перебазируется в Киртон-он-Линдсей. Вылет назначен на 15.00».
Через несколько секунд ошарашенные люди задвигались.
«А где этот Киртон-он-Линдсей?» — спросил Дугласа молодой унтер-офицер, когда они забирались в грузовик.
«Где-то на севере, возле Гримсби», — сказал Бадер.
«О боже!» — простонал унтер. Бои шли на юге.
К 15.30 после изрядной суматохи 18 «Спитфайров» вылетели в Киртон, а наземный персонал все еще грузил пожитки на машины. Никто не знал, зачем нужно это перебазирование, и ситуация прояснилась лишь на следующий день.
Прикрытие конвоев.
День за днем одно и то же. Они валялись на солнышке на стоянках, пока на другой стороне Ла-Манша бушевала битва. Им же приходилось ждать вызова, а если они и взлетали, то бесцельно болтались в пустом небе над несколькими мелкими суденышками. Это были явно не героические дела. Во Франции армии союзников стремительно катились назад под напором немецких танков.
Во второй половине дня 27 мая на стоянку звена А прикатил грузовик, из которого вылез старший сержант и сообщил Бадеру:
«Мы установим на ваших самолетах бронеспинки».
Заинтересованные пилоты собрались вокруг машины. Солдаты начали выгружать стальные пластины. С помощью винтов они крепили их на спинках кресел. Летчики никогда раньше не видели бронеспинок и восприняли все это с удовольствием. Не потому что считали эту защиту серьезной (как раз наоборот, она выглядела скорее чисто теоретической), а потому что эскадрилья становилась «фронтовой». Бадер отправился спать как обычно рано.
Проснулся он в полной темноте от того, что кто-то тряс его за плечо.
«Вставайте, сэр! Вставайте!»
Включился свет, и Бадер растерянно заморгал, уставившись на вестового, который стоял рядом с кроватью.
«Эскадрилья должна в 4.00 вылететь в Мартлшэм, сэр. Уже 3.00», — сообщил вестовой.
«Какого черта?»
«Не знаю, сэр. Но они говорят, что очень срочно».
Еще до конца не проснувшийся и злой, он пристегнул протезы, оделся и вышел. Приехал Мермаген и сообщил:
«Я не знаю, что там происходит, но мы перебазируемся на юг. С собой ничего не брать. Похоже, случилось что-то необычное».
Глава 13
Небо на востоке окрасилось розовым, когда эскадрилья поднялась в воздух. Через полчаса самолеты пробили рваный слой тумана, тянувшегося над самой землей, и приземлились на аэродроме Мартлшэм, возле Феликсстоува на восточном побережье Англии. Туда уже прибыла эскадрилья «Спитфайров», и летчики, собравшись группами, потягивали горячий чай. Бадер выбрался из кабины и поинтересовался у щеголеватого стройного капитана в белом мундире с серебряным именным браслетом на запястье, что стряслось.
«Понятия не имею», — ответил молодой красавчик, напоминавший опереточного матадора. Его розовое личико украшали тонкие черные усики и свежая царапина через всю щеку, которая невольно наводила на мысль о девице, которую пытались затащить в темный коридор. Его звали Боб Так.
Примчался Мермаген и сразу крикнул:
«Парни, патрулируем над Дюнкерком, 12000 футов. Взлетаем, как только заправимся».
«Какого черта? Что там случилось?» — спросил Бадер.
Мермаген пожал плечами.
«Не имею ни малейшего представления. Я думаю, что-то связанное с эвакуацией».
Один из пилотов, не скрывая недовольства, заметил:
«Должен сказать, что нас отправляют туда чертовски рано. Я даже не видел утренних газет».
Сейчас странно слышать, что слово «Дюнкерк» в тот момент для них ничего не означало. Армия поставила плотную завесу секретности над планами эвакуации, и люди ни о чем не догадывались, пока пляжи не заполнили усталые солдаты. По крайней мере, не нюхавшие пороху летчики-истребители с северных аэродромов о ней не знали. Они радовались тому, что отправляются «за море», во Францию. Это было нечто новенькое, однако переход от мирного бытия к войне воспринимается не сразу. Они даже не думали, что над Дюнкерком могут столкнуться с немецкими самолетами. Впрочем, этого и не случилось.
Мермаген построил эскадрилью четырьмя тройками и повел через Ла-Манш. Они быстро набрали высоту и на 9000 футов врезались в плотное белое облако, закрывавшее горизонт. На 10000 футов самолеты выскочили из него и набрали предписанную высоту, не ломая идеального строя. Если бы в это время к ним сзади подкрался «Мессершмитт», он мог сбить всю эскадрилью. Впереди Бадер увидел странный черный клубок, пробивающийся сквозь бескрайний белый ковер, который они пронизали. В наушниках затрещало, и Мермаген сказал:
«Присмотритесь. Это дым. Скорее всего, горит нефтехранилище».
Какое-то время они кружили над облаками, разглядывая столб дыма. Мермаген хотел спуститься под облачный слой, однако офицер управления сказал, что они обязаны держаться на 12000 футов, а приказы нарушать нельзя. Летчики не видели никого и ничего, и через полчаса Мермаген повел их обратно. Зато под облаками лилась кровь. Ju-87 ожесточенно бомбили пляжи, Me-109 и Me-110 обстреливали британские войска, пытающиеся спастись.
На обратном пути 222-я эскадрилья получила приказ садиться в Манстоне. Потом им приказали лететь в Даксфорд, из Даксфорда отправили обратно в Хорнчерч — аэродром истребителей чуть севернее Темзы, примерно в дюжине миль от Лондона. «Типичный бардак», — ворчали пилоты. В Хорнчерче они ошарашенно смотрели по сторонам, разглядывая летчиков других эскадрилий, которые расхаживали с пистолетами в карманах. Они даже не брились! Те, кто уже несколько дней действовал в небе над Францией, были спокойны и деловиты. Происходящее все еще не доходило до пилотов 222-й эскадрильи, которые считали пистолеты и щетину признаками «пижонства».
В 3.30 Бадера начали дергать за плечо.
«Взлет в 4.30, сэр», — сообщил денщик.
Это уже не походило на шутку.
Над аэродромом протянулся непрерывный слой туч, лежавший на высоте 4000 футов, однако сегодня они летели на 3000 футов. Повернув к Норт Форланду, чтобы обойти Дувр справа, они с удивлением уставились на серые волны внизу. Из устья Темзы, из Дувра, из бухточек по всему побережью выползали крошечные лодки. Они собирались в единый поток, направляющийся на юго-восток. Яхты, буксиры, катера, баржи, шлюпки, колесные пароходики двигались к французскому берегу, волоча за собой пенистые усы. Изредка мелькал серый силуэт эсминца. Это было невероятно. Бадер подумал: «Боже, это похоже на Великую Западную Дорогу в воскресный день». Далеко впереди появился высокий столб черного дыма, который поднимался над Дюнкерком, где находилось нефтехранилище. Весь пролив был усеян маленькими лодочками. Их были сотни и сотни.
Мермаген провел своих пилотов над грязными песками Гравелина и повернул вдоль берега к Дюнкерку. Издали люди на пляже показались похожими на муравьев, копошащихся на разрушенном гнезде. Затем, когда самолеты подлетели поближе, они превратились в пчел, тысячи которых сбились в огромный рой на песке. Никакой воскресный пляж даже близко не походил на это, и Бадер начал понимать, что такое война. На зеленых отмелях ползли первые из лодок, и черные ниточки солдат тянулись к воде, навстречу им.
Кто-то предупредил по радио:
«Самолеты впереди».
Бадер увидел их в тот же момент. Примерно на расстоянии 3 мили чуть справа показались 12 силуэтов. Он гадал, что же это? Не «Спитфайры» и не «Харрикейны»… Затем кто-то удивленно протянул:
«Иисусе, так это же Ме-110».
Его словно ударило током. Вражеские самолеты мчались навстречу, и вскоре Бадер смог различить два киля хвостового оперения и два мотора. «Мессершмитты» круто повернули влево, пытаясь укрыть в туче… может быть, они несли бомбы и потому стремились избежать боя. Самолет Мермагена приподнял нос, и поток гильз хлынул из крыльев — он открыл огонь. Однако противник был слишком далеко.
И вдруг один из Ме-110 выбросил клуб черного дыма, вывалился из строя и полетел прямо вниз, охваченный пламенем. Он упал на землю и взорвался недалеко от Дюнкерка. Остальные немцы исчезли в облаке, и небо снова стало чистым. До конца патрулирования они никого не видели, и когда самолеты сели в Хорнчерче, все пилоты поспешили собраться вокруг Мермагена.
«Должен вам признаться, что удивился больше остальных, когда этот тип полетел вниз», — признался Мермаген.
Бадер возразил:
«Нет, мы изумились все-таки больше».
Однако этот эпизод ничуть не напоминал настоящий бой. Самое тяжелое было еще впереди.
На следующее утро снова пришлось вставать в 3.30 и лететь к Дюнкерку. На этот раз вражеских самолетов не было, только те же муравьи на пляже и отважные лодочки, снующие у берега. На следующий день повторилось то же самое. Только теперь город уже горел, и вспышки орудийной стрельбы были видны по всему периметру. Остальные эскадрильи радостно сообщали о столкновениях с множеством «мессеров» и пикировщиков, о кровопролитных боях. Бадер слушал и молча завидовал.
Опять подъем в 3.15 и вылет. С высоты 3000 футов из кабины уже ничего не было видно. Город пылал, и клубы дыма ползли над гаванью и пляжами. И снова никаких немецких самолетов. Они прилетали и бомбили английские войска лишь после того, как эскадрилья улетала обратно на аэродром. Вторая половина дня принесла еще более горькое разочарование. Он еще раз повел свое звено к Дюнкерку, но уже через полчаса его мотор начал чихать и кашлять. Самолет затрясся, как в ознобе, и Бадеру пришлось повернуть назад. Впервые он был вынужден преждевременно вернуться из боевого вылета. Бадер приземлился, ругая войну на все корки. Она бушевала где-то вдали, а его старательно обходила. На аэродроме его ждало письмо, требующее побыстрее отправляться в Стивенейдж. Он тут же написал просьбу задержать перевод на несколько дней.
На следующее утро он чувствовал себя уставшим, как собака, когда денщик поднял его в то же самое время. Полеты становились рутиной. Черная полоса тянулась от Дюнкерка в море, и даже в кабине на высоте 3000 футов Бадер чувствовал запах горящей нефти. Сразу становилось ясно, что это за дымка. Далеко внизу те же отважные маленькие лодки сновали по воде. Впереди Дюнкерк… а над Дюнкерком, на расстоянии 3 мили — горстка стремительно снующих точек. Он сразу понял, что это такое. Ме-110 немедленно шарахнулись вглубь французской территории, однако на небе не было ни облачка, и «Спитфайры» погнались за ними, развив максимальную скорость. Ни секунды не раздумывая, Бадер толкнул прицел и снял пулеметы с предохранителя. Он был готов убивать. Быстрый взгляд назад. «Спитфайры» растянулись неровной линией, но слева четыре смазанные скорость серые тени уже пикировали на них. «Мессершмитты-109»! Первая встреча! Они промелькнули перед Бадером, словно стремительные акулы. На капотах немецких истребителей мигали оранжевые вспышки выстрелов.
Бадер толкнул рукоятку и бросил «Спитфайр» вслед за немцами. В прицеле мелькнул «мессер». Он нажал гашетку, и пулеметы в крыльях лихорадочно застучали. Немецкий истребитель заполнил все лобовое стекло. Позади кабины появился белый дымок. Его тут же унесло назад… пока ничего… а затем вспышка оранжевого пламени охватила кабину, вытянувшись за самолетом, как огромный факел. «Мессер» зашатался, как пьяный, перевернулся брюхом вверх, и Бадер различил черный крест у него на борту. Значит, это правда. Все они отмечены черными крестами. Когда Бадер опомнился, горящий «мессер» уже остался далеко позади.
Внезапно его охватило ликование, словно электрический ток пробежал по всем жилам, когда он повернул на соединение с эскадрильей. Однако эскадрилья исчезла. Не видно ни одного самолета. Только столб черного дыма поднимается откуда-то снизу.
Бадер опять повернул к Дюнкерку и увидел самолет. В полумиле перед ним беспомощно кувыркался Ме-110. Его характерный раздвоенный хвост был отрублен, но все еще волочился вслед за самолетом на рулевых тягах. Краем глаза Бадер заметил, что подбитый самолет упал на землю и взорвался.
Бадер не переставал радоваться, пока самолет скользил над проливом обратно к берегам Англии. Он выполнил свою работу. Сердце начинает биться чаще, когда вражеский самолет летит вниз. Он сразился с противником и победил его. Это не была обычная дуэль, он не видел вражеского пилота. Бадер думал, что после приземления будет рассказывать всем и каждому. Однако, когда он зарулил на стоянку, его радость угасла. Два самолета пропали.
Во второй половине дня все еще не остывший Бадер снова полетел к Дюнкерку вместе со всей эскадрильей. Над множеством мелких лодок, снующих у входа в гавань, он заметил смутную тень, пикирующую на эсминец. Новое потрясение — черные кресты на крыльях Не-111, промчавшегося над самыми трубами корабля. Белый водяной столб вырос позади эсминца, его корму подбросило вверх, люди посыпались в кипящую воду. Бадер спикировал вслед за «Хейнкелем», который повернул в сторону берега. Маленькие вспышки замигали в кабине бомбардировщика, когда стрелок открыл огонь. Но Бадер нажал гашетку, и вспышки пропали. Отлично! Стрелок мертв! «Хейнкель» заложил крутой вираж, пытаясь уйти из-под обстрела. Когда Бадер повернул следом, откуда-то выскочили два «Спитфайра» и погнались за бомбардировщиком, который был уже на расстоянии мили. У Бадера не осталось шансов успеть перехватить его. Он закрутил головой, пытаясь найти свою эскадрилью, однако она опять пропала.
Зато эсминец спокойно уходил от берега, как ни в чем не бывало. Так оно и было. На палубе замелькали вспышки, и Бадер увидел крошечные черные точки, летящие к самолету. Тогда он понял, что моряки открыли по нему огонь из зенитных автоматов. Многоствольный «пом-пом». Флот в те дни обстреливал всех без разбора. Бадер поскорее отвернул прочь. Что возьмешь с грубых моряков?
Эскадрилья осталась в Хорнчерче. День за днем они поднимались в 3.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51