Ну, что же ты? Твой черед метать!
— Нет! Нет! — закричал Танге с яростью, в которой трусы обычно черпают свою храбрость. — Делайте со мной, что хотите, капитан! Но если Сиссель снова узнает о том, что вы выиграли у меня серебряные пуговицы, я больше с вами не играю.
— Бросай кости сию же минуту! — крикнул капитан, сдвинув брови. — Иначе, разрази меня гром, я душу из тебя вытрясу! Понял?
Танге послушно схватил стаканчик с костями. Игра продолжалась.
— Тебе сегодня не везет, капеллан, — с издевкой заметил Мангеймер. — Я уже выиграл восемь пуговиц — у тебя осталось всего две.
Танге побледнел как полотно. Дрожащими руками он встряхнул стаканчик и бросил кости на стол. На обеих фишках было по шесть очков.
— Так не пойдет! — закричал капитан. — Я не видел, как ты бросал. Бросай снова!
— Не буду! — возразил Танге с упорством отчаяния. — Играть надо по-честному!
— Ладно! — согласился Мангеймер. — Тогда ставим на оставшиеся пуговицы. Кто выиграл, получает все. Давай сюда куртку!
Танге бросил куртку на скамью к капитану, и тот клинком спорол оставшиеся пуговицы.
— Идет, — согласился Танге, которому удача придала храбрости.
Он собрал кости и бросил снова. Выпало две единицы. Мангеймер разразился злорадным хохотом и заколотил шпорами по покрышке на скамье. Теперь был его черед бросать. При первом броске выпало семь очков, при втором — двенадцать. Капитан выиграл.
Мангеймер закрутил усы, скаля зубы в улыбке, а Танге обмяк на своем стуле и закрыл побледневшее лицо руками.
— Гром и молния! — закричал Мангеймер, наглядевшись всласть на убитого горем капеллана. — Да ты просто молокосос. Распускать нюни из-за такой ерунды. Я знавал одного дворянина, который за один вечер спустил в кости два имения — он и бровью при этом не повел. А ты хнычешь из-за дюжины пуговиц. Уж если они тебе так дороги, на, держи, забирай все, так и быть. Не стану отнимать у тебя невестин подарок.
И с этими словами Мангеймер швырнул пуговицы капеллану.
— Правда? — не веря своим ушам, переспросил Танге. — Ведь я дорожу этими пуговицами, потому что мне подарила их моя невеста.
— Говорю тебе, забирай их, — ответил капитан. — Но услуга за услугу, — добавил он с коварной улыбкой. — Я отдам тебе пуговицы, а ты расскажешь мне, где пастор спрятал серебряные сосуды для святых даров.
— Не могу, — возразил Танге, — я и сам этого не знаю.
— Ну, что поделаешь, — равнодушным тоном отозвался Мангеймер, — оставим этот разговор. Ты сохранишь свою тайну, а я — свой выигрыш.
И он накрыл громадной ручищей пуговицы, с которых Танге не сводил глаз.
— Я готов поклясться, что не знаю, — повторил капеллан, умоляюще глядя на шведа.
— Верю, — сухо ответил капитан. — А хочешь знать, в чем готов поклясться я? В том, что все твои пуговицы завтра же утром перекочуют к старухе экономке за ту же цену, что и вчера.
— Ради всего святого — нет! — прошептал Танге, с мольбой протягивая руки к капитану.
— Где спрятана серебряная утварь?
— О господи Иисусе! Я поклялся спасением души не говорить об этом никому на свете.
— Отойди в сторону и расскажи об этом печке — вот и не нарушишь клятву.
— Я не смею. Умоляю вас, господин капитан! Сжальтесь надо мной!
— Так ты не веришь, что старуха за каждую пуговицу заплатит по десять скиллингов? — спросил Мангеймер, приложив одну из пуговиц к рукаву своей рубашки, а потом разглядывая ее на свет.
— О, я несчастный!
— Пожалуй, нынче вечером уже поздно идти к старой перечнице. И все же попытаю счастья, пусть получит мой выигрыш свеженьким — с пылу, с жару!
Было видно, что капеллан борется с собой: по его лицу градом катился пот, он стиснул ладонями голову, а его пересохшие, дрожащие губы бормотали какие-то жалкие мольбы.
— Подожди меня несколько минут. Я скоро вернусь, — заявил Мангеймер, делая вид, что не замечает страданий несчастного Танге. — Думаю, что мы сторгуемся с ней в два счета.
С этими словами он встал, собираясь уходить. Танге взволнованно схватил его за рукав.
— Не уходите! — прошептал он.
— Почему же, милейший? — засмеялся капитан.
— Вы меня погубите.
— Вот так причина! — расхохотался Мангеймер, отшвырнув капеллана в сторону.
— О боже, боже! Неужели ничто меня не спасет!
— Твое спасение в твоих собственных руках! — с порога ответил Мангеймер.
— Ладно! — сказал Танге. — Пусть будет так. Я скажу вам, где зарыта церковная утварь.
Он заявил это так неожиданно и с такой решимостью, что Мангеймер изумленно уставился на него и, помолчав, сказал:
— Если ты меня обманешь, мошенник, молись о своей душе.
— Я не собираюсь вас обманывать. Я знаю, кому они доверены.
— Кто же этот человек?
— Могильщик. Я иду прямо к нему.
— Хорошо! — удовлетворенно кивнув, заявил капитан. — Вот тебе твои пуговицы, а я прилягу тут на скамье и вздремну, ожидая твоего возвращения.
С этими словами Мангеймер осушил кувшин с медом и растянулся на скамье. А Танге, надев плащ и шляпу, вышел из дому.
ГДЕ ХРАНИЛИСЬ АЛТАРНЫЕ СОСУДЫ
После ухода Танге прошло около часа. В его комнатушке все притихло. Только громко храпел уснувший Мангеймер да тускло чадила лампа на столе. Вдруг на лестнице раздались тяжелые, шаркающие шаги — это по ступенькам поднималась старая экономка Сиссель. Думая, что Танге один у себя в комнате, она распахнула дверь, но увидела на скамье капитана и громко вскрикнула.
Мангеймер проснулся, злобно уставился на Сиссель, а потом с насмешкой воскликнул:
— А-а! Милости прошу, дорогой мой виночерпий! Если ты прокралась сюда в такой поздний час для того, чтобы взглянуть на меня хотя бы одним глазком, то прежде всего принеси мне чего-нибудь выпить, а не то можешь убираться восвояси!
— Мне надо поговорить с господином Олуфом, — сердито ответила старая женщина. — Я думала, он сидит и пишет свою воскресную проповедь.
—» Проповедь «! — загоготал капитан. — Сто тысяч несчастий на голову этого мерзавца! Так вот как он вас надувает! Нет, дорогая тетушка Сиссель! Мы тут сидели и резались в кости, пока я не выиграл все его серебряные пуговицы, такие же, как те, что ты купила у меня вчера. А когда нам играть надоело, я послал господина Танге раздобыть несколько бутылок французского вина, так как вечером мы ждем гостей.
— Каких это гостей? — спросила Сиссель.
— Да этот висельник надумал нынче вечером, когда вы с пасторской дочкой отправитесь спать, пригласить сюда веселых девиц и поразвлечься с ними. Гром и молния! Я и забыл, что он просил меня не проговориться тебе об этом.» Старая сплетница непременно поссорит меня с моей невестой «, — сказал он. Но я о тебе лучшего мнения, уверен, что ты нас не выдашь! Подойди ко мне и поцелуй мне руку, старая Сиссель! Будь ты на двадцать лет моложе, я бы сделал тебя своей возлюбленной, пока мы стоим в вашем городе!
Мангеймер протянул старой служанке руку, но она закрыла лицо передником и, разрыдавшись, вышла из комнаты.
Капитан снова развалился на скамье, закрыл глаза, но на сей раз не заснул. Вскоре на лестнице опять послышались шаги, и в комнату вошел Танге. Капеллан был необычно возбужден, в его повадке появилась какая-то решительность и даже смелость.
— А-а! Ты уже вернулся, милейший! — воскликнул капитан. — Я не ждал тебя так скоро! Ну как, выудил ты у могильщика его секрет?
— Тсс! Тише! — сказал Танге, повелительно подняв руку. — В церкви я придумал кое-что получше. Согласны вы вступить со мной в сделку?
— Отчего же нет, приятель?! Давай выкладывай, в какую.
— Сначала выслушайте мои условия.
— Ах, вон оно что! Ты еще ставишь условия!
— Прежде всего вы вернете мне два ригсдалера, что вы у меня сегодня выиграли. Потом вы поклянетесь мне словом офицера и вашим земным и небесным блаженством, что завтра утром пойдете к Сиссель и скажете ей, что пуговицы, которые вы ей недавно продали, вы самовольно взяли у меня в комнате.
Во время речи Танге капитан неоднократно проявлял признаки нетерпения. Он притопывал ногой, покручивал усы. Но едва Танге назвал последнее условие, он яростно выругался, бросился на капеллана и, одной рукой стиснув его за плечо, другой схватил саблю, которая лежала на столе.
— Клянусь спасением! Я приколю тебя к стене, несчастный псалмопевец! — заорал он. — И ты смеешь соваться ко мне с таким предложением! Чтобы я, капитан Мангеймер, признался в воровстве, которого не совершал!
Когда Мангеймер бросился на Танге, капеллан побледнел от страха, но тут же овладел собой и закричал:
— Не горячитесь, капитан! Вы выслушали до конца мои условия, а теперь послушайте, что я предлагаю взамен!
— Что бы там ни было, ни под каким видом я не соглашусь на последнее условие…
— А почему бы нет? Вы можете сказать, что взяли пуговицы просто, чтобы подразнить Сиссель. Это ей покажется вполне правдоподобным.
— Гм, что ж, посмотрим, — сказал капитан. — Но что я получу взамен? Это должны быть несметные сокровища, а не какие-нибудь два жалких церковных сосуда.
— Я и предлагаю вам несметные сокровища.
— Может, три сосуда? — недоверчиво спросил Мангеймер, но глаза его загорелись алчностью. — Говори!
Танге взял в руки лампу и выглянул за дверь, чтобы убедиться, что никто его не подслушивает. Вернувшись, он подошел вплотную к капитану и зашептал ему в самое ухо:
— Я предлагаю показать вам место, где спрятаны пятьдесят тысяч ригсдалеров.
Мангеймер уперся обеими руками в стол и, разинув рот, уставился на Танге с выражением полной растерянности. Потом лицо его налилось кровью, и он почти беззвучно прошептал:
— Пятьдесят тысяч ригсдалеров!
Но выражение растерянности исчезло так же внезапно, как появилось. Сдвинув брови и насмешливо улыбаясь, Мангеймер сказал:
— Ты или спятил, капеллан, или принимаешь меня за дурака, — тогда помолись богу о своей душе!
— Я вовсе не спятил и не собираюсь вас дурачить, — ответил Танге. — Я знаю, что говорю. Но запомните мои слова! деньги вы должны раздобыть сами, я только покажу вам, где они спрятаны.
— Так, значит, это правда? Ты не врешь? — прошептал капитан, настроение которого улучшалось с каждым словом Танге. — Не пытаешься меня надуть? Ты знаешь, где спрятаны деньги? Отлично, любезный друг! Во-первых, дай я тебя расцелую! А во-вторых, клянусь тебе моим благородным дворянским именем, я вознагражу тебя так, что ты будешь помнить капитана Мангеймера до конца своих дней! Пятьдесят тысяч ригсдалеров! Да за эти деньги я готов продать душу самой злобной ведьме на земле. Иди сюда, к окну, и выкладывай все, что знаешь.
И Танге рассказал, что, придя в церковь, чтобы расспросить могильщика о спрятанных священных сосудах, он услышал позади алтаря какие-то голоса. Танге притаился за колонной и увидел пастора, который взволнованно говорил о чем-то с двумя незнакомыми людьми. Из отрывочных слов, которые до него долетели, Танге понял, что пастору были даны на сохранение пятьдесят тысяч ригсдалеров и нынче вечером, в полночь, он передаст деньги незнакомцам, которые должны доставить их в Копенгаген.
— А эти люди не говорили, есть ли у них в этом деле помощники?
— Не говорили, — отвечал Танге. — Но, насколько я успел заметить, эти двое вооружены. Один из них приходил утром в церковь и долго исповедовался пастору.
— Значит, деньги должны быть переданы сегодня в полночь? А ну-ка живо ступай вниз, узнай, который теперь час.
— Одиннадцатый.
— Гром и молния! Самое время действовать! — с самодовольной улыбкой заявил Мангеймер, пристегивая саблю к Поясу и закутываясь в широкий синий плащ. — Слушай, Танге. Если дело выгорит, можешь жениться хоть завтра, я сделаю тебя пастором в одном из моих поместий.
— Каких поместий?
— В одном из тех, что я куплю на деньги из нашего клада. Пятьдесят тысяч ригсдалеров! Разрази меня гром! Да я родного брата зарежу за такие деньги!
Капитан ушел. Танге проводил его до дверей. После ухода Мангеймера на его лице выразилась некоторая тревога — он обдумывал возможные последствия своего предательства. А Мангеймер тем временем отправился в Гусиную башню, где в караульне его приятели играли в ландскнехт. Двое из них вскоре после прихода капитана встали из-за стола по той простой причине, что проиграли все свои деньги. Покрутив усы, Мангеймер улыбнулся. Он подошел к одному из проигравших и хлопнул его по плечу.
Это был старый драгун с обветренным лицом, покрытым шрамами и заросшим густой седоватой щетиной.
Старый вояка обернулся к Мангеймеру, холодно кивнул ему и заявил:
— Не приставай ко мне, Мангеймер! Я сейчас зол как черт!
— Еще бы, приятель, ведь ты продул все свои денежки!
— Кто играет, всегда рискует проиграть.
— Не всегда.
— Как это так?
— Есть беспроигрышная игра, в нее играют умные люди.
— Старая песенка! Уж не ты ли знаешь правила этой игры?
— Я для того и пришел, чтобы поучить тебя играть в нее, капитан Нилер.
— И заранее обещаешь мне выигрыш?
— Под мое честное слово.
— Сколько же я выиграю?
— Если я скажу — сотню крон серебром, а то и больше, я не совру.
— А какая ставка?
— Жизнь.
— Черт побери! Да это пустяк ради такого выигрыша! Расскажи поподробнее, Мангеймер!
— Выйди следом за мной, капитан Нилер, — сказал Мангеймер. — Жду тебя за оградой.
Вскоре оба офицера встретились позади вала, окружавшего башню.
— Ну, Мангеймер! — заявил старый рубака. — Я жду разгадки твоих слов.
— Рассказывать недолго, — объявил капитан. — Сижу я нынче вечером у себя в комнате в пасторском доме, где я квартирую, и вдруг слышу на улице стук копыт. У окна останавливается верховой, стучит в стекло и окликает меня по имени. Потом я слышу шаги на лестнице, и в мою комнату входит господин Магнус Тролле, который остановился в здешнем городе — ведь король назначил его и Ульфельда вести переговоры с датскими послами. Ты знаешь господина Магнуса Тролле, Нилер?
— Что-то не припомню.
— Неважно! Он получил известие, что датчане тайно прислали в город двух гонцов, чтобы те раздобыли документы чрезвычайной важности, которые скрыты в тайнике в церкви.» Эти бумаги, капитан Мангеймер, — сказал господин Тролле, — вы должны любой ценой отобрать у датчан и немедленно передать их государственному совету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34