Анна сняла медаль с цепочки и подала ему — рассмотреть поближе.
— Английская эмблема, — заметил он, любуясь превосходной ювелирной работой и ощущая полновесную тяжесть драгоценного металла. — Мы по дороге на всем экономили, а вы, оказывается, носили при себе целое состояние!
Она рассмеялась:
— Да, состояние, но неужели вы думаете, что я бы с ним рассталась из-за нескольких дней голодовки? Этот знак вручил мне наш возлюбленный государь, сам король Генрих Восьмой, перед моим отъездом во Францию. Такие эмблемы есть у немногих — только у тех, кто предан его величеству и кому он полностью доверяет.
— Большая честь, — пробормотал Блез.
— Более того, мсье. Это обет. Обязательство. Я не принадлежу себе. Разве вы не в том же положении?
Блез припомнил решение, которое принял в Лальере.
— Пожалуй, что так… если вы имеете в виду королевскую службу.
Она кивнула и забрала у него медаль.
— Служба трону была традицией нашей семьи. Я воспитана в этой традиции, как в вере. Я и сказать вам не могу, как часто этот кусочек золота служил утешением мне при французском дворе!..
— Понимаю, — произнес он.
Однако имел в виду не эмблему. Блез понял её мягкое предостережение, почти извинение: она давала понять, что им предстоит проститься навсегда.
И хоть ехали они бок о бок, он почувствовал, как расширяется пропасть, разделившая их.
— Наверное, мне следует сказать вам, — добавила она как бы между прочим, — что я была помолвлена с Жаном де Норвилем по желанию короля.
Больше она ничего не сказала, да в этом и не было нужды.
Избегая говорить напрямик, она хотела облегчить разлуку им обоим.
Когда солнце скользнуло за хребты гор Юра, быстро опустился вечер. Сумерки перешли в темноту. Редкие огни приближающегося города стали заметнее. На далеком берегу озера зажглись костры, а затем вспыхнул фейерверк, которым город — больше из любви к празднествам, чем от избытка верноподданнических чувств — все ещё отмечал визит в Женеву их высочеств Карла Савойского и его молодой жены Беатрисы Португальской.
— Регентша говорила мне, — заметил Блез, — что двор расположился не в городе, а за его стенами, в Куван-де-Пале. Проводить вас туда?
— Нет, — ответила Анна. — Мне сообщили, что для меня нанято помещение в доме синдика Ришарде на Гран-Мезель, недалеко от собора. Это устроил господин де Норвиль, которому я обязана, кстати, и местом при герцогском дворе.
Блез не смог удержаться от вопроса:
— Он в Женеве?
— Сейчас нет. Его задержали во Франции дела герцога Бурбонского.
Теперь они вплотную приблизились к пригородам Женевы, которые виднелись за деревянным мостом через реку Арв.
Луна, выбираясь из-за далеких гор, постепенно превращала темноту в серебристое сияние. Оно напоминало об открытой двери сеновала у сельского домика сьера Одена; оно напоминало о других местах и минутах, которые сейчас вдруг оказались такими далекими…
Захваченные одной и той же мыслью, они остановили коней перед самым мостом и замерли в седлах, глядя вниз, на бегущую воду.
Наконец, сняв перчатку, она подала ему руку — и задержала в его руке. Никакие слова не сказали бы так много. Он поднес её руку к губам — раз, ещё раз, ещё и ещё раз, но она не пыталась высвободить пальцы.
Все, что нельзя было — и не нужно было — высказать вслух, они знали и так. И когда она внезапно наклонилась к нему, он привлек её к себе и поцеловал в губы. Она страстно ответила на этот поцелуй. Потом, выпрямившись в седле, посмотрела вдаль, но он не смог увидеть её глаз.
— Надо ехать, — пробормотала она, — если мы хотим успеть до закрытия ворот…
В старом городе Блез спросил дорогу к дому синдика — это оказался красивый особняк на одной из главных улиц. На его стук вышел слуга с фонарем.
— Да, миледи Руссель ожидают здесь с нетерпением, — подтвердил он. — Не угодно ли войти, мсье, мадам…
Блез придержал ей стремя, и Анна ступила на порог. Он шагнул назад.
Она ответила реверансом на его поклон.
— Прощайте, мсье де Лальер, и ещё раз примите мою благодарность.
Другой слуга увел её лошадь. Дверь закрылась.
Блез рассеянно направился вниз по склону горы, по темным улицам, к гостинице, которую ему указал Дени де Сюрси три недели назад, когда они расставались в Роане, — гостиница называлась «Три короля»и стояла на площади того же названия.
Три недели? Они казались годами.
Глава 24
Случилась одна из тех внезапных удач, которые укрепляют веру человека в провидение: на следующий день, в предвечерний час, когда Блез уныло сидел за кувшином вина в общем зале гостиницы, он вдруг услышал шум во дворе — стук копыт, конское ржание и человеческие голоса — то, что всегда сопровождает приезд путников, а затем знакомый голос мигом подхватил его на ноги и заставил одним прыжком выскочить из комнаты.
Дени де Сюрси!
Судя по всему, что было известно Блезу, он мог бы болтаться здесь в ожидании приезда маркиза ещё целую неделю. Ему пришлось бы отыскать Ле-Тоннелье, французского тайного агента, и заняться шпионским ремеслом, что, как надеялись король и регентша, могло бы раскрыть личность английского связного, посланного к Бурбону. Ну а раз здесь маркиз, он возьмет в свои руки эту грязную работу, а заодно и последующую ответственность за все.
Но это было лишь одно из десятка дел, которые он страстно желал обсудить со своим патроном. Что будет теперь с его собственной карьерой? Блеза тошнило от интриг и бесплодных обещаний, которых он наслушался при дворе. В сравнении с ними армейская жизнь снова показалась ему привлекательной. После разлуки с Анной в его душе осталась лишь боль и пустота, и война в Италии обещала стать для него заманчивым развлечением. Кроме того, он остался без гроша в кармане…
Приезд де Сюрси, таким образом, решал многие проблемы.
Маркиз едва успел сойти с коня, как Блез уже появился перед ним; и, хотя молодой человек пытался преклонить колено, де Сюрси крепко обнял его и радостно расцеловал в обе щеки. При виде его доброго умного лица, успевшего немного обветриться за время разлуки, у Блеза на глаза навернулись слезы.
— Ну, мсье сын мой, ну, дружок! — воскликнул маркиз. — Когда же ты приехал? Насколько ты преуспел в своих делах? Какие новости при дворе? Слава Богу! Хотел бы я получать по кроне всякий раз, когда думал о тебе от самого Роана! Три недели, так ведь? Ну да, три недели и один день… Надеюсь, все прошло хорошо?
Потом, когда Блез быстро оглядел остальных путников и вопросительно взглянул на маркиза, де Сюрси добавил:
— Де ла Барра с нами нет, но, боюсь, он вскоре появится. Клянусь Богом, дружище Блез, когда я думал о тебе, то частенько проклинал на чем свет стоит — посадил ты мне на шею этого чертенка-стрелка. Святые апостолы! Что за озорник, что за вертопрах! Даже в лучшие свои времена ты не мог бы с ним тягаться. Я отослал его в Лион с письмом к маршалу де ла Палису — лишь бы на время избавиться от него. Он чуть было не сорвал всю мою миссию.
— Женщины?.. — простонал Блез.
— Нет! О-о, если бы… но он влюбился в твою сестру и по этой причине хранит целомудрие. Нет — пари, скандалы, постоянные поиски поводов для ссор — первый забияка, одним словом… В таком городишке, как Люцерн, который кишмя кишит самыми отчаянными солдатами Европы, ему было вдоволь потехи. Когда я уговаривал парламент поставить нам десять тысяч пикинеров, то успеху этого дела никак не мог способствовать молодой нахал, затевающий драки в тавернах. Так что я его отправил…
Де Сюрси ухмыльнулся:
— Могу поспорить, что, вернувшись, он привезет нам новости не только из Лиона, но и из Лальера!
— А пикинеры? — спросил Блез.
— Не беспокойся. Первые отряды уже на марше. Его величество будет доволен. Ну, а ты как, сынок? Ты-то как? Не терпится узнать.
— У меня письмо к вашей светлости от короля. И другие новости тоже есть.
— Хорошо! Поужинаем вместе и поговорим.
Гостиница «Три короля» обслуживала в основном иностранцев. Когда маркиза со свитой устроили, как подобает министру Франции, время ужина — пять часов — давно миновало. Потом, оставшись наконец за столом наедине с де Сюрси, Блез вручил ему письмо короля и начал свой рассказ; когда же он закончил его и ответил на вопросы маркиза, ужин уже был съеден и со стола убрано.
Блез не сомневался, что де Сюрси отнесется к рассказу с интересом, но в его быстрых оценивающих взглядах, восклицаниях и коротких замечаниях проявлялось нечто большее, чем простой интерес. Время от времени нахмуренные брови или резкий вздох выдавали волнение слушателя.
— Итак, монсеньор, — заключил Блез, — вот вкратце и вся история. Вы поймете, насколько я счастлив оставить это дело на ваше попечение и как сильно нуждаюсь в вашем совете.
Маркиз протяжно вздохнул.
— Клянусь честью, нет ничего вернее пословицы о том, что человек предполагает, а Бог располагает. Когда я посылал тебя ко двору, думал ли кто-нибудь из нас, что заварится такая каша? Я надеялся, что это поручение обратит на тебя внимание короля и будет способствовать твоему успеху, какое бы поприще ты ни избрал. Увы! Уж внимание на тебя он точно обратил… Король не забудет тебя, бедный мой Блез. Я надеялся также, что ты получишь хоть небольшое представление о службе, которой так восхищался в тот вечер в Роане, чем весьма мне польстил… Ничего себе небольшое представление! Черт побери, я никак не рассчитывал, что тебя без церемоний окунут в эту самую службу по самые уши и поручат столь щекотливую миссию прежде, чем ты хоть немного пооботрешься. Ты чувствуешь теперь, что жизнь — не шахматная партия, а игра в кости?.. Но одно, по-видимому, ясно…
Де Сюрси сидел, потирая подбородок. Пауза тянулась так долго, что Блез не выдержал и спросил:
— Что ясно, монсеньор?
— Да то, что ты попал в этот поток и придется теперь плыть по течению. Выкарабкаться на сушу ты не можешь.
— Не понимаю…
Встав с кресла, маркиз прошелся по комнате, потом застыл у окна и рассеянно уставился на площадь, слабо освещенную фонарем у подъезда гостиницы и такими же фонарями у дверей домов на другой стороне. Издалека доносилось бормотание Роны между сваями моста Пон-Бати.
— Попробую объяснить, — сказал он, вернувшись наконец на свое место. — Давай-ка рассмотрим проблему — прежде всего с точки зрения госпожи регентши, талантами которой я всегда восхищался, а сейчас могу лишь искренне изумляться. В этом деле она сослужила Франции хорошую службу — хотя и за твой счет. Имея в виду две цели, она ловко использовала тебя для достижения обеих. Двойной ход величайшей тонкости!
— Две цели? — повторил Блез.
— Да. Первая из них — обнаружить, кого кардинал Уолси посылает к Бурбону, дабы можно было схватить этого человека, — желательно при переговорах с герцогом. Этого гонца ожидают в самом скором времени. Вполне вероятно, что миледи Руссель располагает сведениями, которые будут ценны для него. Поэтому герцогиня и поддержала желание миледи спешно попасть в Женеву и использовала тебя в своей комбинации. Но это ещё не все, есть и вторая цель. Герцогиня не против, чтобы король забавлялся с фаворитками, но при условии, что их держит в руках его мать. Ты что думаешь, мадам де Шатобриан попала в немилость просто потому, что надоела королю, или мадемуазель д'Эйли завоевывает королевскую благосклонность исключительно благодаря своим прелестям? Конечно, нет. Эта английская девица может стать опасной, если её перехватят и вернут ко двору прежде, чем она покинет Францию. Значит, её надо так скомпрометировать, чтобы королю она стала даром не нужна, даже если его курьеры привезут её обратно. И в этом деле ты тоже как нельзя лучше подходил для целей регентши.
— Да-а, — протянул Блез, — теперь мне ясно. Но что же другое я мог сделать?
— Ничего — у тебя ведь, как я сказал, нет опыта в таких делах. Заметь, госпожа регентша могла использовать многих других, а выбрала тебя.
— И обещания ничего не стоят? Она дала слово оправдать меня перед королем.
Де Сюрси покачал головой.
— Бедный мальчик!.. Ладно, теперь давай подумаем о короле. Миледи Руссель он забудет, а вот тебя — нет. Может быть, если ты зароешься поглубже в армии или ещё где-нибудь, лишь бы не попасться ему на глаза, то будешь в безопасности. Но как же тогда продвижение по службе? Карьера? Успех? Черта с два! Забудь про все. Зато вот что помни: если мятеж господина Бурбона провалится, то из-за предательства твоего отца и брата попадешь в мятежники и ты. Из боязни показаться смешным король может удержаться и не наказывать ничтожного человечка, похитившего приз, которого домогался он сам, но что помешает ему покарать сына и брата заведомых предателей? Тебя легче легкого будет обвинить в том же преступлении.
— Выходит, я пропал?
— Ну, не так сразу… У тебя есть два пути. — Маркиз наклонился к Блезу и пристально посмотрел на него. — Ты можешь и в самом деле стать изменником, присоединиться к герцогу и поднять оружие против Франции — стоит сказать лишь слово миледи Руссель о том, что мы задумали насчет английского посланца, и одна эта услуга создаст тебе положение в стане врагов. Не исключено, что Бурбон победит — дело-то весьма сомнительное, — и ты будешь процветать вместе с ним. Ну, а если он проиграет, ты сможешь утешать себя пословицей, что лучше быть повешенным за овцу, чем за ягненка… Я тебе такого, конечно, не советую, но лучше уж я скажу это вслух, чем ты подумаешь про себя. С тобой ведь подло обошлись…
Блез ощетинился:
— Но не король. И вы сказали, что герцогиня Ангулемская сослужила Франции хорошую службу, хотя и оказала плохую услугу мне… Нет, монсеньор, я не отступлю от выбора, который сделал в Лальере. Франция значит для меня больше, чем дом Валуа, как бы со мной ни обошлись.
— Для меня тоже, — заметил маркиз. — Тогда, значит, тебе остается открытым только один путь: восстановить свою репутацию перед его величеством, совершив дело такой важности, чтобы увеселительная прогулка с миледи Руссель выглядела пустяком по сравнению с ним. К счастью, случай представится в скором будущем. Вот почему я сказал, что тебе нужно и дальше плыть по течению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66