Ночью они лежали, благодарно лаская друг друга, не говорили ни слова, только ласкали. У обоих было странное предчувствие, сокровенная надежда, что чудесные эти минуты не канут с рассветом в прошлое и что самое большое чудо еще впереди – когда родится новый человек.
Наутро король Хакон собирался поехать в Ингины края, к мастеру Лаврансу в Фалкинборг, что неподалеку от Эйдсберга. Ему надобно было посмотреть новых кречетов и выбрать несколько этих замечательных птиц: он подумывал послать кречетов в дар Святейшему престолу, а в фалкинборгском питомнике найдется из чего выбрать. Инга, верно, поможет ему советом и потому непременно будет его сопровождать. Когда кавалькада отправилась в путь, Инга ехала обок короля, и, конечно же, это не прошло незамеченным, но все делали вид, будто в появлении молодой дамы нет ровным счетом ничего особенного.
Белые исландские кречеты были, пожалуй, самой большой ценностью, какую могли доставить приезжие люди из Норвегии – послы ли с дарами короля либо церкви, купцы ли с товарами на продажу либо для обмена. В южных странах щедро платили за ворвань, кожи, меха, резные вещицы из моржового зуба и за шкуры белых медведей, но за доброго ловчего кречета покупатель готов был, не задумываясь, выложить более тысячи динаров.
Хозяина Фалкинборга звали Лавранс Мореход, так как раньше он плавал на торговых кораблях в чужедальние гавани. Шесть кречетов повез он с собой в первый раз, а теперь человека богаче его во всей округе не сыщешь. Народ до сих пор вспоминал тот первый корабль, на котором он вернулся домой, – груза там было видимо-невидимо: и мед, и пшеница, и шелк, и наряды, и перстни, и пряжки, и серебряные да золотые украшения, и ткани, и даже драгоценные манускрипты и святые реликвии, почитай что от всех апостолов. Часть груза пошла в уплату за новых кречетов и новый корабль. Теперь он послал торговать других людей, на двух кораблях. А вскоре – уже на трех. Сам Лавранс занялся разведением кречетов и разводил их по сей день. Король Сверрир даровал ему монопольное право на занятие этим прибыльным ремеслом, с тем чтобы взамен король когда угодно мог выбирать себе обученных кречетов.
В Фалкинборге все во главе с Лаврансом высыпали навстречу гостям. На правой щеке у Лавранса был глубокий рубец, из-за которого он будто все время улыбался. Оставил эту отметину клюв свирепого исландского кречета, однако ж птица жизнью не поплатилась – слишком дорого она стоила. Хватало у Лавранса и других шрамов и отметин – что на руках, что на теле. Кой-какие достались ему от острых птичьих когтей, но большая часть была получена в непрестанных вооруженных стычках с теми, кто незаконно пытался заниматься соколиным промыслом в здешних местах.
Когда вокруг тебя существа, от которых можно хоть сейчас, хоть немного погодя ожидать любой каверзы, а к тому же у этих существ есть острые, как шило, клювы, когти и мечи, без известного урона не обойтись. Да по нынешним временам и добрые отношения с королем тоже порой сулили неприятности. Это испытал на себе не один только Лавранс.
Завидев короля, встречающие, как по команде, пали на колени. Король Хакон спешился, отдал поводья конюху и жестом велел всем подняться. Король с Ингой переходили от одного служителя к другому, рассматривая кречетов.
На головах у птиц были разноцветные колпачки, и сидели они, вцепившись когтями в перчатки кречетников. Мастер Лавранс подробно рассказывал о каждой птице, о ее преимуществах и недостатках. Затем сам Лавранс и его люди продемонстрировали свое искусство. Из клеток выпустили мелких птах, которые в испуге порскнули в разные стороны.
– Кречеты – они что твоя дружина, государь. Не терпят от других тварей бестолковой суеты и мельтешения. Перво-наперво всё хорошенько разведают, а потом уж бьют, без промаху и без пощады – для своего господина.
В следующий миг колпачки с кречетов были сняты. Птицы тотчас взмыли в небо, высоко-высоко, откуда им все открылось как на ладони. И вдруг камнем ринулись к земле, и в считанные секунды каждый вонзил когти в затылок кровавой жертвы. Один за другим кречеты возвращались с добычей и получали в награду кусочки мяса. После короткой трапезы они безропотно позволили нахлобучить себе колпачки.
Инга побледнела. И король сам выбрал кречетов.
– Беру трех птиц, что воротились первыми.
– Добрый выбор, государь! – сказал Лавранс. – На тех, что первыми исполняют приказ, всегда можно положиться.
В Борге король за первой же трапезой усадил Ингу рядом с собою. Тут только придворные начали смекать, что король относится к этой даме по особенному и ждет, что ей окажут почет и уважение. Что король, что Инга, оба как будто бы веселы и довольны. Дагфинн Бонд участвовал в их оживленной беседе. Священник Транд, видя, что Инге хорошо и она счастлива тем, что король так к ней внимателен, искренне радовался за девушку. Ему и в голову не пришло, что они спали в одной постели.
Аудун из Борга был не настолько наивен. Почти всю ночь он провел на ногах, все глаза проглядел, дожидаясь, когда Инга выйдет из королевской опочивальни. Он с огромным трудом смирил свою досаду, но предпринять что-либо не рискнул. Меньше всех эта история взволновала двух двоюродных братьев – Хакона Бешеного и Петера Стёйпера. Тот и другой свято верили, что король позабавится с Ингой денек-другой – тем дело и кончится. То-то оба и удивились, когда настала ночь, и Инга вместе с королем направилась в опочивальню. Пожелав всем доброй ночи, молодая пара с улыбкой затворила дверь.
До сих пор король ни разу так открыто, чуть ли не демонстративно не выказывал своего увлечения женщиной. Кто-кто, а они его знали. Он бы никогда не поступил подобным образом, если бы не желал, чтобы они это заметили. Петер Стёйпер отвел родича в сторонку.
– Он что, решил взять ее в наложницы? В жены-то нельзя.
– Нет, в жены никак невозможно. Или все-таки…
– Тогда выходит, он сам себе создаст неодолимые препятствия. Во-первых, девушка не королевского рода. А во-вторых, – и это куда серьезнее, – ему не миновать неприятностей с мачехой, ведь королева будет ждать его в Осло не одна, а с девицей Кристин из Шведской Державы. Если он предпочтет благородной девице Кристин простую наложницу, то восстановит против себя не только вдовствующую королеву, но и шведского короля.
Хакон Бешеный сорвался с места, подошел к королевской опочивальне, бесцеремонно оттолкнул дружинника и громко постучал в дверь.
На пороге появился король Хакон. Он был недоволен, что его потревожили, но, увидев родича, вполне дружелюбно спросил, что стряслось.
– Спешу сообщить, что королева Маргрет со дня на день будет в Осло, вместе с известной нам особой из Шведской Державы. Надобно нынче же вечером обсудить приготовления к отъезду, потому-то я и не промедлил спросить у тебя, государь, когда ты желаешь выехать из Борга.
– Как все здесь уладим, так и отправимся. Вдовствующая королева может подождать.
– Я думал, не выехать ли кому-то из нас вперед и до твоего появления не составить ли дамам компанию? Ведь королева в плохих отношениях с епископом Николасом и, наверно, предпочла бы не быть там одна. Кто-то должен взять ее под защиту.
– К чему ты клонишь?
Вокруг было много ушей, и Хакон Бешеный понизил голос.
– Можно говорить без утайки. Николас Арнарсон королеве троюродный брат, и мы оба знаем, что именно она уговорила короля Сверрира сделать его епископом Осло. Вот почему, выступив против короля, Николас поразил ее в самое сердце. Когда баглеры напали на Бьёргвин, она так разбушевалась, что воевода поневоле запер ее в погребе. И хотя сейчас все тихо-мирно, у нее нет доверия к епископу Николасу.
– Тогда поезжай вперед и окружи вниманием вдовствующую королеву. Передай дамам поклон и скажи, что у нас тут еще много дел, но мы непременно прибудем, как только сможем.
И король затворил дверь.
Хакон Бешеный отвесил закрытой двери поклон, усмехнулся и пошел собираться в дорогу. С Петером Стёйпером он не говорил, мысли его были совсем о другом: он намеревался рано утром выехать в городок с бревенчатыми мостовыми на улицах и в переулках, где деревянные домишки лепились вокруг каменных церквей и просторных епископских палат. В Осло.

ОТЦЫ
В самом центре Викена лежал Осло. Плодородные земли по берегам большого фьорда издревле назывались Викен, то бишь «залив», «бухта», и с легкой руки скандинавов-викингов это имя стало известно всему миру. В ответвлениях фьорда и в бухтах, дома и на чужбине, подстерегали добычу наводящие ужас «люди с заливов».
Хакон Бешеный и его спутники скакали без отдыха до самого Эйкеберга и там, на вершине, остановились. Лето шло к концу, и, глядя вниз, они видели, как курится дымок над кровлями деревянных домишек, которые теснились вокруг солидных епископских палат и больших церквей. В одной из них был похоронен Сигурд Крестоносец. Да, Николас Арнарсон явно человек могущественный, а уж если покажут тебе земельные угодья, что принадлежали епархии, так и вовсе оторопь берет. На острове Ховедё раскинулся славный цистерцианский монастырь, можно даже различить монахов, которые усердно трудятся на полях. К северу и к западу бегут волны живописных, поросших лесом холмов. А на восточном берегу залива Бьёрвика полтора века назад Харальд Суровый Правитель заложил город, который хотя и не мог еще тягаться с Бьёргвином, Нидаросом и Ставангом, но неуклонно рос. Лишь довольно большие постройки и усадьбы были обнесены стенами, однако определить, как проходят границы города, не составляло особого труда, а проходили они вдоль подошвы холма Энерхауген, мимо Мартустоккера, где казнили преступников, вокруг поместья под названием Валежник до самого фьорда. На берегу жались друг к другу дома, лавки, сараи, а в гавани было множество кораблей, что говорило о процветании торговли. Лесопилки и огромные штабеля бревен опять-таки свидетельствовали, что именно просили в обмен на свои товары многие из чужестранных купцов. Вдали змеились, поспешая в город, стежки-дорожки со всех концов Восточной Норвегии, и движение там было весьма оживленное.
В городе, едучи по узким людным улочкам, Хакон Бешеный похвалил прочные бревенчатые мостовые и сказал, что эта заслуга епископа Николаса. Таких удобных подъездов к своим палатам не имел больше ни один епископ. Хакон без умолку рассуждал о славном священнослужителе, будто старался убедить и себя, и других, что влиятельный епископ Осло ему друг и союзник.
В ворота епископской усадьбы всадников пропустили тотчас, но епископ Николас принял их далеко не сразу. Когда же, наконец, они предстали перед ним, то встречены были учтиво и дружелюбно.
– С чем пожаловали?
Хакон Бешеный начал издалека, решив сперва сказать епископу что-нибудь приятное.
– Тому есть несколько причин. Во-первых, мы давно мечтаем увидеть знаменитую церковь Святого Хальварда, о которой очень наслышаны. Ведь уже сто лет минуло…
– Тогда вам бы следовало приехать сюда пятнадцатого мая, именно в этот день мы славили чудо.
– Оно произошло в здешнем фьорде?
– В Драмменс-фьорде. Святой Хальвард был родом из Лиера.
– Его подвергали преследованиям?
– Не его, а некую благородную даму, и будущий наш святой защитник пришел ей на подмогу своим луком и стрелами. За это ему надели на шею жернов и утопили, но он снова выплыл на поверхность, вместе с жерновом и стрелами. Такое вот случилось чудо.
– Жуткая история.
Епископ Николас приподнял бровь, и Хакон Бешеный быстро добавил:
– И все же отрадная.
Повисло молчание. Наконец Николас Арнарсон заговорил:
– Но вы ведь приехали не только ради этого?
– Нет, мы прибыли из Борга с вестью о скором приезде короля Хакона.
– Когда же он будет здесь?
– Как только уладит свои дела в Борге.
– Мы будем рады видеть его. Надеюсь, меня предупредят о точном времени, чтобы мы встретили его с надлежащим почетом.
Больше ничего сказано не было. Епископ велел своим людям приготовить покои для гостей и удалился. Хакон Бешеный, пока был в Осло, уже почти не видел славного епископа.
Довольно скоро у него сложилось впечатление, что доверие Николаса Арнарсона так просто не завоюешь. Вдовствующая королева тоже встретила его учтиво, но и в ее отношении к нему чувствовалось приветливое безразличие, в котором он поневоле угадывал известную недоверчивость.
Шведская королевна Кристин дочь Николаса красотою не вышла: маленькая, толстая, бледная, – и держалась тихо, как мышка. По деликатности люди звали ее скромницей, да ей и было отчего скромничать. Однако ж в глазах Кристин читалось уступчивое покорство. Она готова была смиренно принять в мужья кого угодно, лишь бы сей брачный союз послужил интересам королевского дома и народа Шведской Державы. Дед Кристин по матери был королем, а это обязывает.
– Роскошная женщина, – восхищенно сказал Хакон Бешеный королеве Маргрет, издали разглядывая ее племянницу. Кристин, круглая, как шар, сидела за ткацким станком, щурясь от света жировой лампы.
– Когда приедет король Хакон? – коротко осведомилась королева.
– У короля очень много дел в Борге.
С епископом Николасом королеве Маргрет говорить было, в сущности, не о чем, и спартанский ужин, каким ее угощали, тоже пришелся ей не по вкусу, поскольку же епископ вечерами рано отходил ко сну, она велела подать себе другой ужин, приготовленный собственным ее поваром. Сейчас, отщипывая жирные кусочки мяса и пальцами запихивая их в рот, Маргрет пристально наблюдала за льстиво улыбающимся Хаконом Бешеным, словно пыталась уразуметь, куда он клонит. Наконец она вытерла губы. Любопытно, как он воспримет то, что она скажет.
– Говорят, король взял себе наложницу. Не вздумай мне врать, Хакон Бешеный. Отвечай честно, правду ли сказывает мой посланец или он так плохо слушал, что надобно отрезать ему уши.
Хакон Бешеный возликовал. В свое время он с легкостью выяснил, кого вдовствующая королева отрядила в Борг соглядатаем, и, не входя в особый расход, отправил этого человека назад с «желанным» известием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23