Вскоре последние домики Венсена расплылись в утренней дымке. Музыка смолкла. И только стук копыт по мощеной королевской дороге сопровождал движение полка, во главе которого ехал рысью полковник, окруженный свитой. После вечернего привала он выстроил свой эскадрон как для парада. Затем с дрожью в голосе прочел приказ маршала Мориса Саксонского, главнокомандующего северными армиями, в котором говорилось, что английские войска заняли Фландрию, его величество король Людовик XV объявил войну английскому королю и рассчитывает на доблесть и мужество своих войск, которые должны выдворить врага с занятой им территории.Фанфан слушал приказ, не отрываясь. Вдруг он мысленно увидел, что атакует англичан и приносит маршалу целую охапку знамен. В это время был дан приказ спешиться, но юный кавалерист, погруженный в свои мечты, ничего не слышал.— Ты что, замечтался, что ли, ветрогон? — рявкнул на него ефрейтор, таща за собой его усталого коня. — Не видишь, что твоя лошадь помирает от жажды и давно пора ее напоить? Вот погоди, лейтенант отсчитает тебе пятнадцать дней гауптвахты, тогда очнешься!— Хорошо, хорошо, — ответил Фанфан, — иду!За несколько минут был раскинут лагерь. Денщики уже привязывали к копьям веревки, поддерживающие украшенные королевскими лилиями офицерские палатки. Фанфан-Тюльпан, отводя лошадь к водопою, восхищался удобством и роскошью, которыми блистали походные жилища родовитых офицеров, и не мог удержаться от завистливого взгляда на лейтенанта Д'Орильи, с которого денщик снимал сапоги. Его душу наполнило сознание своего жалкого положения, но оно быстро рассеялось в шуме, производимом множеством людей и лошадей, двигавшихся туда-сюда, и живописной толпой.Полк Рояль-Крават достиг Фландрии через Ла-Фер, Сент-Капитэн, Валансьен. Новости о продвижении англичан заставляли спешить. Казалось, приближение боев опьяняло полк подобно тому, как пахнущий солью воздух, по мере приближения к желанному берегу моря, щекочет ноздри и заставляет вас подгонять коня.Население приветствовало полк Рояль-Крават, который двигался в мерном ритме на своих полутора тысячах лошадей, по всему его пути. В Валансьене на всадников обрушился целый дождь из роз, и Фанфан, сияя от гордости, в военном головном уборе, увитом цветами, думал:— Ах, если бы Перетта видела меня сейчас! Как бы она гордилась мной!Кампания продолжалась недолго. Морис Саксонский бросил на врага свои дивизии со скоростью гранаты. Поддержанные артиллерией и кавалерией, французы взяли в окружение Менен, Ипр, Куртрэ, Кармиз, и вот воды Изера уже освежали крупы французских коней.Фанфан в своем боевом крещении проявил замечательную ловкость и отвагу. Сжимая ногами бока лошади, он первый мчался в атаку, с гордой улыбкой бросался в самую гущу драки и ударами сабли крушил англичан, падавших пачками на фламандскую землю. Он орудовал длинной саблей с силой и сноровкой старого опытного бойца, разя и протыкая тела врагов так, как его учил Бравый Вояка. Небольшой рост и вес отлично помогали ему; он ловко управлял лошадью, ускользая от вражеских ударов благодаря быстроте маневра. Он всегда был бодр, несмотря на усталость и мучительную жару, когда жгучие лучи июльского солнца прогревали плотное сукно мундиров, и заслужил симпатию и уважение соратников, которые уже совсем не смотрели на него как на новобранца.А по вечерам, когда лагерные костры разгоняли ночную тьму колеблющимися языками пламени и становилось прохладно, Фанфан, стоя перед распростертыми на траве солдатами, еще находил в себе силы чистым и громким голосом выводить куплеты всеми любимой песни: Я сам пошел в солдаты.Из-за моей любимой,Да, я пошел в солдаты,Но только из любви… И все дружно подхватывали припев.Д'Орильи тоже великолепно вел себя в бою. Много раз он выказывал такую дерзость, что полковник даже выговаривал ему за полное отсутствие осмотрительности и благоразумия.— Полковник, — отвечал ему Робер, — если мой отец смотрит на меня с небес, он должен быть доволен, видя, что ветер, поднимаемый ядрами, развеивает мои прошлые ошибки!Фанфан слышал этот смелый ответ. Он восхищался храбрым офицером, как и тот, в свою очередь, весьма симпатизировал новобранцу, который вел себя под огнем ничуть не хуже любого ветерана. Услышав разговор Д'Орильи с полковником, Фанфан проворчал про себя:— Я постараюсь драться еще лучше!Ему было суждено отличиться среди всех.Во время взятия Ипра полк Рояль-Крават находился за маленькой деревней Юлько. Английский полк, Десятый Йоркширский, под командой герцога Йоркского, угрожал правому крылу войска маршала Саксонского. Поддерживали атаку англичан две тяжелые восьмидюймовые мортиры, которые сильно мешали французской гвардии. С нарочным командование полка Рояль-Крават прислало кавалерии приказ во что бы то ни стало подавить пушки и соединиться с пехотой. Под выстрелами эскадроны кавалеристов тайно выстроились для атаки. Огромные ядра падали прямо в гущу бойцов, пугая лошадей. Но кавалеристы неотвратимо двигались, не обращая внимания на обстрел; они обнажили клинки, и сноп искрящихся сабель блеснул в лучах июльского солнца. Резкая команда заставила затрепетать под кирасами тысячу двести сердец:— Надвиньте шлемы, храбрецы, идем в атаку!Одним дружным движением шпоры вонзились в бока лошадей, которые все одновременно двинулись вперед легким галопом. В десяти туазах от наступающих были видны первые ряды вражеских коней, грызущих удила. Громкие команды английских офицеров потребовали, чтобы солдаты в алых мундирах опустились на колени. Туча голубей стремительно, как стая коршунов, пролетела над самыми головами атакующих.Фанфан подумал о Перетте и о смерти одновременно. Раздался залп орудий. Ефрейтор второго эскадрона упал с лошади, и сознание Фанфана поразила жуткая картина: лошадь без всадника, с кровавой пеной на ноздрях и кровью на седле, продолжала идти в атаку на своем месте в строю… Натиск французов продолжался, несмотря на пустые места в рядах. Пулей с Фанфана сорвало шапку; волосы растрепались по ветру. Ему показалось, что он входит в поле с высокой пшеницей, заросшее огромными маками. Вдруг он увидел посредине каре ослепительный столб пламени, извергаемый мортирами. У него в мозгу вспыхнула одна мысль: во что бы то ни стало заткнуть эти бронзовые пасти, изрыгающие смерть, и он погнал коня прямо на них, в группу людей, ощетинившихся штыками, с седлами, соединенными ремнями между собой. Ударом сабли плашмя Фанфан выбил из седла одного солдата; другой рухнул на землю, ослепленный ударом сапога в лицо: вдруг перед глазами Фанфана возник неприятель с рожей мясника, и раньше, чем он успел отразить его удар, тот воткнул свою саблю в брюхо его лошади, которая, падая на колени, отчаянно заржала. Но ловкость молодого нормандца, не раз служившая ему службу, сработала и на этот раз. Выскочив из стремян и употребив самый смертельный прием, он бросился к пушкам.— Господи, прости! — закричали английские артиллеристы, увидев, что на них идет какой-то демон. Пятнадцать выстрелов из пистолетов разразились одновременно, но пули пролетели мимо храбреца, и вот первые артиллеристы уже лежали среди поля с перерезанными глотками. Англичане отступили, оставив пушки. Следом за Фанфаном вплотную шли французские гвардейцы. С воплем радости Фанфан вскочил на пушку, гвардейцы окружили его, тоже радостно крича.— Тащите веревки, — громко заорал победитель, — мы сейчас привезем эти пушки в лагерь!В мгновение ока веревки были добыты, и гвардейцы обвязали ими умолкшие пушки. Лафет был привязан к лошадям кавалеристов, а Фанфан, потерявший своего Марса в бою, верхом на лафете, сопровождаемый восторженными криками, вернулся в лагерь.В этот момент появился лейтенант Д'Орильи, неся в руках штандарт Йоркширского полка, который он добыл в бою.Полковник, командир полка Рояль-Крават, с почерневшим от пороха лицом, объявил им обоим, видимо, смешав похвалы, полагающиеся солдату и офицеру, а на самом деле — братьям, хотя они об этом и не подозревали:— Лейтенант Д'Орильи и рядовой кавалерист Фанфан-Тюльпан, вы оба — герои! Поздравляю вас! Глава VIПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ В Париже, несмотря на войну, продолжалась беззаботная и беспечная жизнь, и, наверно, никогда еще в отеле «Трансильвания» не было таких ослепительных празднеств и такой бешеной игры.Шевалье де Люрбек, который, как мы уже знаем, подавал Роберу Д'Орильи дурной пример и давал ему гибельные советы, продолжал оставаться завсегдатаем этого заведения. Однажды, когда он стоял у стола, где царил фараон, с интересом следя за особенно острой партией, к нему подошел один из лакеев в ливрее маркиза Д'Орильи и попросил оказать ему честь выслушать его. Люрбек, не торопясь, с равнодушно-надменным видом вышел в пустой вестибюль, где уже стоял слуга с хитрым выражением лица и в угодливой позе, и издали низко ему кланялся.Люрбек выбрал стул за одной из колонн, уселся на него так, чтобы не быть увиденным теми, кто мог бы пройти через вестибюль. Затем жестом подозвал слугу и знаком велел ему говорить.Этот последний еще раз поклонился и таинственным тоном прошептал:— В соответствии с приказом Вашего сиятельства я, не переставая, наблюдал за тем, что происходит в замке Д'Орильи…— Короче, Жасмин! — резко оборвал его иностранец.— Теперь я уже совершенно уверен, — твердо сказал шпион, — что управляющий Тарднуа, пользуясь доверием своего молодого господина, превратил в звонкую монету все состояние, которое было ему отдано на хранение, и удрал неизвестно куда.У Люрбека на лице появилась странная улыбка. Он сказал:— Я давно догадывался, что этот Тарднуа — негодяй.— Кража, — продолжал лакей, — тем более огорчительна, что господин маркиз — а это подтверждается его письмом к Тарднуа, которое управляющий забыл на столе, видимо, в спешке — в настоящий момент весьма нуждается в деньгах.И плут-лакей протянул Люрбеку несколько помятое письмо. Люрбек взял его и прочел:«Дорогой Тарднуа!Незамедлительно пришлите мне двадцать тысяч ливров.Робер Д'Орилъи.»— Ему придется снова вернуться к игре, — процедил сквозь зубы Люрбек. — Ну, что ж, все идет прекрасно!Поднявшись, он приказал лакею:— Пойдем со мной!— Куда же, монсеньер? — спросил озадаченный слуга.— Увидишь!На следующий день, на заре, двое всадников покидали Париж. Один из них, одетый в богатый дорожный костюм и в треуголке с золотым позументом, ехал на очень дорогом коне.Другой, слуга в ливрее, ехал резвой рысью следом за ним на могучем жеребце.Это были Люрбек и слуга Д'Орильи, Жасмин, которые собирались присоединиться к французской армии во Фландрии. Цель этой поездки была известна одному Люрбеку.Несколько дней спустя они без задержек достигли окрестностей Кале, куда полк Рояль-Крават был отправлен на отдых. Незадолго до того, как они подъехали к сторожевым постам, Люрбек сказал несколько слов на ухо Жасмину.Жасмин немедленно умчался куда-то по поперечной дороге, но, доехав до села, где расположился полк, вдруг услышал окрик.— Стой! Кто идет?Это был Фанфан, который в этот вечер был в карауле и стоял на посту, как всегда думая о Перетте. Ее молчание так угнетало его, что сердце его сжималось.— Друг! — ответил подоспевший Люрбек, не моргнув глазом.— Пароль! — потребовал Фанфан, преграждая дорогу штыком.— Морис, Менэн, — ответил без запинки приехавший.Это был правильный ответ. Фанфан опустил ружье, а Люрбек вынул из седельной сумки паспорт с печатью королевских войск, в котором значилось, что его обладатель — датский дворянин — может беспрепятственно передвигаться и пересекать французскую линию фронта.— Проходите, господа! — объявил Фанфан.— Спасибо, — ответил Люрбек. — Но скажите, мой храбрец, вы не могли бы мне сообщить, где и как мне найти лейтенанта Д'Орильи?— Охотно, монсеньер, — с готовностью отозвался Фанфан, — господин лейтенант сейчас, как и каждый вечер, в гостинице «Золотой экю», где обычно играют офицеры. В деревне всего одна гостиница — единственный дом, где ночью горит свет: я почти уверен, что вы найдете лейтенанта Д'Орильи там. Он приходит ночевать обычно не раньше, чем на рассвете.Путешественник не дождался конца фразы Фанфана, и, пришпорив лошадей, он и его спутник устремились вдоль главной улицы к гостинице.— Странный господин! — пробормотал Фанфан. — А, впрочем, какое мне дело!И, продолжая стоять на посту, он снова углубился в мысли о Перетте.Объяснение, которое Фанфан дал Люрбеку, было абсолютно точным. Действительно, Робер находился в гостинице «Золотой экю», которую превратили в игорный дом и где он был одним из самых постоянных посетителей. Вынужденное бездействие лагеря разбудило в нем дурные привычки, заглохшие в условиях войны. Он играл на большие суммы и проигрывал с печальной неизменностью. Те средства, которые были у него с собой, растаяли почти мгновенно, и он уже занял сумму, равную трем месяцам его жалованья; на письмо к Тарднуа не было ответа. Ему пришлось в тот вечер уже ставить на честное слово. Он чувствовал, что падает в пропасть. Бледный, с потным лбом и лихорадочным взглядом, он продолжал играть. Только что он в один момент проиграл две тысячи ливров, из которых у него не было в кармане ни одного су.Вдруг Робер ощутил, что чья-то рука легла на его плечо. Он обернулся с безумным видом. У него вырвался крик:— Это вы?! — Здесь!— Ну, да, это я, дорогой друг! — с улыбкой отвечал датский вельможа. — Я возвращался из Фландрии, где был по своим личным делам, и случайно узнал, что полк Рояль-Крават квартирует здесь поблизости. Мне не захотелось возвращаться в Париж, не выразив моему самому близкому другу радость, с которой я его увижу живым и здоровым после столь тяжкой кампании.— Вы очень добры, — рассеянно пробормотал лейтенант Д'Орильи, теребя галун на отвороте мундира.— Я вижу, что у вас какой-то озабоченный вид… Нет ли каких-нибудь неприятностей?Офицер ответил, пожав плечами:— Нет смысла от вас скрывать… У меня большие карточные долги, а мой висельник-управляющий не шлет мне денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42