Он перетаскивал тяжести, брал препятствия и вытаптывал ногами ямы там, где ему приказывал это делать Карталон. Карталон называл эти ямы окопами. Когда на дне ямы появлялась вода, Сур отсасывал ее.
Силен, которому я рассказал об этих окопах, объяснил мне, что слоны давно уже копают колодцы — в этом деле они мастера.
Один раз, когда я вернулся от Силена, Карталон упрекнул меня:
— Лучше бы ты совсем перешел к нему в палатку!
— Я бываю там слишком часто? — спросил я.
— Да, — сказал он грубо.
Вскоре выяснилось, что в нем накопилось. Слово «грек» он употреблял как ругательство. Он обвинял Силена в мыслях, которые настоящий карфагенянин считает постыдными. Особенно возмущало его то, что Силен причисляет кельтов и римлян к таким же людям, как и карфагеняне.
— И такой человек — писарь у Ганнибала! — горячился Карталон.
Потом он упрекнул меня в том, что я забыл, кто вытащил меня из-под развалин. Я молча смотрел на него. Он хотел, чтобы я защищался. Но я ничего не сказал. Тогда он немного поостыл и признал, что Сур мною доволен.
— Я только не хочу, чтоб из тебя получился грек. В тебе сидит карфагенянин! — Под конец он успокоил меня: — Считай, что между нами ничего не было.
Он вынул из кармана монету и потер ее рукавом. Потом он показал ее мне той стороной, на которой изображена была вздыбленная лошадь.
— Ты видишь, она подняла передние копыта. Она убьет всякого, кто осмелится встать на ее пути. Карфагенский бог войны Хаддад поднял ее на дыбы! Ты должен знать, что там, где карфагеняне искали место для постройки города, они сперва нашли череп быка — верный знак бедствий и порабощения. Строить там город не было смысла. Тогда они стали копать в другом месте. Здесь они обнаружили в земле череп лошади — знак власти над другими народами. — Карталон все еще тер монету рукавом, пока она не заблестела. — Я подарю тебе лошадь Хаддада, — сказал он и с этими словами потащил меня из палатки.
Я не знал, что у него на уме, но мне было ясно: он что-то задумал.
Он отвязал Сура от колышка. Не обращая внимания на взгляды и вопросы погонщиков, он повел меня и Сура к песку, лежавшему между штабелями дров и окопом, который Сур отказался перейти. Очевидно, он хотел предоставить Суру возможность исправить свою оплошность.
Он подмигнул мне:
— Пусть Сур ее тебе вручит, — сказал он и бросил монету под ноги слону — сзади, так что Сур не мог видеть куда.
Я с интересом ждал, что за этим последует.
Монета исчезла в песке. Сур получил приказ найти ее. Он повернулся, постоял минуту в раздумье, потом стал ощупывать хоботом песок.
Через несколько минут он выловил ее кончиком хобота и протянул Карталону. Карталон показал на меня. Сур протянул монету мне, и я взял ее. Взглянув на нее, я немного смутился.
— Не хочешь ее? — спросил Карталон.
— Хочу, — сказал я, — но на ней вовсе не лошадь Хаддада. На ней какая-то пальма…
Карталон взял монету.
— Что за ерунда! — крикнул он и сердито бросил монету. Сур видел, куда она упала, и, несмотря на возражения Карталона, опять поднял ее и протянул мне во второй раз.
— Ищи Хаддада! — резко приказал Карталон.
Сур послушался. Он искал так долго, что Карталон потерял терпение и стал сам копаться в песке. Я тоже. Сур следил за нами. Но монета Хаддада исчезла.
— Он проглотил ее! — рассвирепел Карталон.
Я не понял, кого он имеет в виду: песок или Сура? Я крепко зажал в руке другую монету, подаренную слоном. Карталон был так зол, что совсем позабыл о ней. Он топал на слона ногами — как в тот раз, когда Сур испугался качающихся бревен.
Из лагеря донесся какой-то шум. Наемники бегали и кричали. Наконец мы поняли в чем дело: возвращается Ганнибал!
Настроение Карталона сразу же изменилось.
— Теперь все будет по-другому! — заволновался он. — Безделью конец! Теперь-то каждый сможет себя показать! И ты тоже! — Он дружелюбно толкнул Сура в бок.
Прошел Силен. Он спешил на площадь посреди лагеря, где разбивали красную палатку.
Карталон презрительно посмотрел ему вслед:
— Этот никогда не поймет, для чего созданы слоны! Но Ганнибал это знает. Ты видишь: его еще нет, а все уже пришло в движение!
Карталон словно помолодел лет на десять. Когда я хотел поднять с земли цепь, которой привязывали Сура, Карталон легко опередил меня. Потом он смешался с толпой погонщиков. Оставшись с Суром, я раскрыл ладонь и стал разглядывать монету. Я радовался, что у меня осталась именно эта монета, хотя она и была меньше первой. Ведь ее подарил мне Сур. Пальма на ней уже сильно истерлась, но это меня не огорчило. Я даже не стал ее чистить. Я сунул ее в мешочек, который висел у меня на шее на кожаном шнурке. В нем я раньше носил свои сбережения; их я выбросил в ту самую шахту, в которой исчезли клады богачей. Теперь в мешочке лежала только одна монета, которую мне подарил Сур.
К вечеру по лагерю разнеслась весть, что Ганнибал вернется через два дня. И сразу же устроит смотр войскам.
— Тогда ты наших слонов не узнаешь! — сказал Карталон.
Его глаза лихорадочно блестели.
7
Возбуждением был охвачен не один Карталон, а весь лагерь. Все лихорадочно чистили оружие, приводили в порядок военные доспехи. Наемники с покрасневшими лицами подставляли солнцу кончики копий и лезвия мечей, чтобы убедиться, достаточно ли ярко они блестят. С доспехов выводили ржавые пятна, всадники чистили скребницами лошадей и так долго возились со своими седлами и оружием, что под конец все сияло — от шлема на голове всадника до копыт лошади. Весь лагерь подмели, перед красной палаткой постелили ковры и установили шесты с натянутыми на них широкими ярко-красными полотнищами. Полотнища и стены палаток колыхались от морского ветра. Воздух был полон вопросов, криков, приказов; иногда раздавалась ругань — это когда у какого-нибудь начальника лошадь блестела меньше, чем у другого, или когда на метательном снаряде вдруг обнаруживались следы ржавчины. За плохо начищенный щит наказывали строже, чем за убийство, и бывало, что людей заставляли взрыхлять коленями и локтями песок перед лагерными воротами, вместо того чтобы дать им время дочистить оружие. Чем выше был поставлен человек, тем больше он волновался, — это было правилом. Некоторые из погонщиков совсем потеряли голову. Карталон все делал очень спокойно и тщательно, а иногда помогал и тем солдаталМ, которые боялись, что не успеют вовремя подготовиться к смотру. Ясно, что погонщики не могли обойтись без помощи друг друга: один человек мог оседлать лошадь, но не слона.
— Скоро ты Сура не узнаешь! — опять повторил Карталон, когда мы вели слона к палаткам, в которых всю зиму хранилось слоновье снаряжение.
Через несколько часов передо мной стоял колосс, в котором я и правда не сразу узнал Сура. С боков слона свисала попона устрашающе красного цвета, грудь покрывал железный щит, усаженный острыми шипами. На голове укрепили букет страусовых перьев, таких красных, словно они были обрызганы кровью. Так Сур превратился в крепость, готовую двинуться вперед по приказу Карталона.
Изменился и голос, которым Карталон отдавал приказы Суру. Ходячая крепость повиновалась ему беспрекословно. Карталон показал Сура другим погонщикам, чтобы они тоже могли им полюбоваться, сам же расхваливал вид других слонов.
Такими я видел слонов со стены, когда они атаковали Сагунт. Теперь я рассматривал их вблизи уже безо всякого страха. Сур казался мне подавленным. Он печально уставился в пустоту.
— Может быть, ему чего-нибудь не хватает? — спросил я у Карталона.
— Чего ему может не хватать? — ответил Карталон. — Сейчас-то он намного красивее, чем обычно…
Он оборвал разговор, сердясь то ли на меня, то ли на Сура.
— Смотри не осрами меня завтра! — предупредил он Сура. — Ни на кого он не будет смотреть так внимательно, как на тебя. Для него ты самый главный — и ты это знаешь!
Сур никак не реагировал на эти слова. Вечером, когда его опять привязали к колышку — уже без красной попоны, без доспехов и перьев, — он оставался таким же замкнутым. С другими слонами творилось то же самое. Все они были такими же угрюмыми. Было ясно, что им не нравится то, что сейчас с ними делают.
По дороге в палатку Карталон молчал. Только в палатке он дал волю своему раздражению:
— Что он себе только думает? Ему кажется, что он все еще тот самый безобидный пожиратель травы, каким был раньше, а вовсе не страшный колосс, перед которым дрожат целые легионы!
Карталон был взбешен. Казалось, он хочет с кем-нибудь подраться, и всерьез, а не так, как тогда с Гизгоном. Его глаза злобно сверкали, шрам горел.
— Волчье отродье! — гневно выдохнул он. — Давить их надо! Для этого и существуют слоны — для чего же еще?
Его лицо опять приняло спокойное выражение, только глаза еще оставались злыми.
— Не так-то просто заполучить слонов и приучить их к войне, — сказал он. — В Африке много лесов и ущелий, и слоны ориентируются там лучше нас. В степи они выставляют часовых, которые зорко за всем наблюдают. Часто они обманывают нас, но иногда мы застаем их врасплох: когда ветер дует с их стороны и не приносит никаких запахов. Тогда они и попадают в расставленные ловушки. Они стоят, ничего не подозревая, как вдруг повсюду вспыхивает огонь! Это горит вовсе не степь — это факелы погонщиков! Тогда стадо впадает в панику. Вожак видит в кольце огня просвет и устремляется в него, а за ним все стадо. Но там вырыты ямы! И кто в них попадет, тот наш. Сперва слоны не верят, что мы друзья. Но голод делает их ручными. Когда они через несколько дней возьмут из наших рук пищу, то станут совсем другими. Часть нашего «я» переходит в них. Тогда мы отправляем их в Карфаген. Во внутренней стене города устроены стойла для трехсот слонов. Они поселяются в этих стойлах и становятся карфагенянами, как и ты. — Он внимательно посмотрел на меня. — О, владыка мира! — воскликнул он вдруг. — Из-за этих слонов я совсем забыл о тебе! Таким ты не можешь предстать перед его глазами.
Карталон был одет во все сине-красное, как и все погонщики, когда они сидят на готовых к бою слонах. Я же все еще был в одежде, которую носил в Сагунте. Карталон достал еще один сине-красный костюм и заставил меня надеть его, но он был мне слишком велик.
— Не беда! — рассмеялся Карталон. — Старайся быстрей подрасти…
Он повязал мне голову белым платком, таким же, как у него. Потом он отступил, рассматривая меня.
— Второй Карталон! — крикнул он восторженно. — Вот Сур-то удивится!
Я смущенно оглядел свое одеяние.
— Смотри на меня! — весело крикнул Карталон. — Тогда тебе станет ясно, как ты выглядишь!
Я еще никогда не видел Карталона таким беззаботным. Его настроение передалось и мне.
— Представляешь, — продолжал Карталон, — представляешь, как ты будешь выглядеть завтра на спине Сура? Готов поспорить, что с тобой заговорит сам Ганнибал! И еще я знаю: он примет тебя за карфагенянина! — Карталон запнулся. — Видел ли ты его когда-нибудь?
— Только его плащ, — сказал я, опустив глаза. Карталон смутился.
— Забудь об этом! — сказал он. — Ты видишь, я уже совсем позабыл, что ты из Сагунта. И ты об этом забудешь, когда узнаешь его по-настоящему…
8
Карталон встал задолго до рассвета. Когда он меня разбудил, было еще темно. Он уже накормил и напоил Сура. Я надел свою новую одежду погонщика. Мы быстро поели, а потом не оставалось больше ничего, кроме забот о слоне.
Задолго до обеда наемники и слоны построились на равнине перед лагерем. Целых два часа в воздухе раздавались только приказы. Потом все стихло. Сигнальщики сообщили: едет Ганнибал.
Я сидел на Суре — между Карталоном и кроваво-красным букетом перьев. Я увидел, как вдоль реки приближается облачко пыли. В середине горело пятно, как солнце в предрассветном тумане. Я разглядел всадников, они быстро приближались. Я сосчитал их — восемь, кроме Ганнибала.
Карталон шепнул мне, кто эти всадники: это братья Ганнибала — Магон и Гасдрубал, командир конного отряда Магарбал, начальник наемников Мономах, личный врач Сунхал, жрец Богуд и два наблюдателя из Карфагена — Миркан и Бармокар… Карталон еще что-то сказал, но его слова потонули в диком реве — Ганнибал въехал в середину открытого четырехугольника, образованного пешими, всадниками и слонами.
Сопровождающие немного отстали, и Ганнибал остановил свою лошадь. Лошадь под ним отливала чернотой, и алый плащ всадника еще усиливал этот блеск. Казалось, что ночь ворвалась в яркий день и ослепила его. Ганнибал поднял руку. Стало тихо.
Ганнибал начал на финикийском, потом перешел на языки наемников. Солдаты отвечали ему оглушительными выкриками. Казалось, будто волшебник разговаривает с горами, и горы, по очереди просыпаясь, вторят ему раскатами грома. На любой его призыв наемники отвечали диким ревом одобрения.
Карталон восторженно орал, я тоже. Я кричал даже тогда, когда не понимал слов Ганнибала.
Закончив говорить, Ганнибал стал объезжать войско. Он начал с противоположной нам стороны. И там стояли слоны. Возле них он задерживался дольше, чем перед сотнями наемников. Беспокоясь, что я не понял финикийских слов, Карталон стал переводить мне речь Ганнибала на иберийский.
Он говорил взволнованно, дыша мне в самое ухо.
— То, что ты видишь, — начал Карталон хриплым голосом, — это лучшая армия, которую когда-либо носила на себе земля! Эта армия перемелет Рим. Рима не должно существовать, чтобы он не покорил нас, как покорил уже сотни городов. Чем был когда-то Рим? Грязной деревней! Кем были римляне? Грубыми мужиками, которые даже не знали, как держать в руках весло! Но к тому времени моря уже принадлежали Карфагену. Карфагеняне утвердились на всех побережьях. Без разрешения карфагенян римлянин не смел ополоснуться в море. И так будет опять. Барка — Молния — подарил Карфагену испытанную армию, верных слонов, готовых двинуться на врага подобно стене! Эта стена уже шагнула через море, в Иберию, чтобы основать здесь еще один город — Новый Карфаген. Перед старым Карфагеном Рим уже разучился дрожать. Там сидят в красных креслах люди, которые мило беседуют с римлянами, вместо того чтобы с ними сражаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24