Только заглянем в эту шахту!
— Не раньше завтрашнего утра, — решительно сказал старик. — Я хочу, чтобы, когда мы откроем шахту, там все сверкало.
— Мы могли бы опустить туда горящую ветку, — предложил Морик.
— Будет мало света, — упрямо возразил старик.
Потом он задумался.
— Чем мне вам отплатить? — Он ударил себя кулаком в грудь. — Вы помогли этому старому бродяге! Почему — это его не беспокоит. Вы принесли ему поесть! Но ему не нравится, что вы с ним скучаете.
Некоторое время он ворошил угли, словно что-то искал там.
Неожиданно старик поднял глаза:
— Можно копать дальше!
— Но ты же только что не хотел этого! — удивился Морик.
— Не в этой яме, — сказал старик. — Здесь! — Он опять ударил себя кулаком в грудь. — Здесь тоже кое-что спрятано! — Он сощурил глаза. — Может быть это звучит бредово, но я знаю, что говорю: здесь зарыт слон! Его зовут Сур. Нравится вам это имя?
Тана и Морик озадаченно взглянули на него. Они не были уверены, всерьез ли он ждет ответа.
— Я знаю, что говорю! — повторил старик. — Там, внутри, Сур. Я увидел его, когда был еще мальчишкой. С тех пор мы не разлучались ни на один день. Сперва я следовал за ним, потом он за мной. Мы проделали трудный путь: до больших гор, а потом через горы, всегда покрытые снегом, все дальше — до самых ворот Рима…
— Ты шел с Ганнибалом? — с волнением спросил Морик.
— Все началось тут, — сказал старик. — Отсюда Сур унес меня, и сюда мы опять вернулись. — Он что-то поискал глазами в темноте. — Прошло столько лет, а здесь все еще одни развалины! — Он взглянул на Морика. — Сколько тебе лет? Двенадцать? Я был не старше тебя, когда разрушили Сагунт. Я лежал вон там, всего в нескольких шагах отсюда. Я не мог пошевелиться, потому что был наполовину засыпан. Вокруг рушились дома. Город пылал, как костер. Жар опалил мне брови и волосы. Потом на меня опустилась ночь. Я не знаю, сколько она длилась.
Старик придвинулся к костру, на его лицо упали отблески огня.
— И никто тебя не вытащил? — спросила Тана.
— Никого не было, — объяснил старик. — Кто не умер, тех угнали, как скот, и это было хуже смерти. Город был мертв. Я лежал неподвижно, и чужеземцы, рыскавшие по городу, подумали, что и я мертв. Только Сур не ошибся. Слон, который мог раздавить меня одной ногой, поднял ее, едва коснувшись моего плеча. От этого прикосновения я и очнулся.
Тана испуганно взглянула на старика:
— На тебя наступил слон — и ты остался в живых?
— Ни один слон не наступит на живое! — успокоил ее старик. — Когда я пришел в себя, то увидел над собой огромную гору: слона. У него был только один бивень. Он протянул мне хобот. Взгляд слоновьих глаз как будто придал мне храбрости. С того момента, как начался штурм города, для нас не было ничего ужаснее этих колоссов, которых гнали на городские стены. Но этот слон, так неожиданно возникший передо мной, не вызвал во мне никакого страха. Наоборот, я почувствовал, что теперь со мной ничего не может случиться. Эта мысль возникла не в голове — она пришла из сердца.
Погонщик слез со слона, чтобы узнать, в чем дело. Он увидел меня. Он был одним из тех, кого посылали в разрушенный город на поиски оставшихся в живых. Это был немолодой человек. Через лоб на левую щеку бежал шрам, словно его лицо разорвало молнией. Я смотрел на него со страхом. Тут слон прикоснулся к нему своим единственным бивнем. Погонщик обернулся. Он кивнул так, будто слон сказал ему что-то, вытащил меня из-под обломков и взял с собой. С тех пор прошло уже столько лет, что я перестал их считать…
— А где ты был потом? — спросила Тана.
— Я шел по дороге в Сагунт.
— В Сагунт? Не в Рим? — удивленно спросил Морик. — Ты ведь шел с карфагенянами!
— Ты прав, я шел с ними в Рим, — подтвердил старик. — Сур был одним их тех слонов, с которыми Ганнибал перешел Альпы. И он был единственным из слонов, кто преодолел этот путь, и я вместе с ним. Я видел Рим и даже дошел до самого Карфагена.
Я видел, как Сагунт сгорел во второй раз…
— Сагунт, а не Карфаген?
Этот старик, говоривший загадками, показался Мори-ку подозрительным.
— Для меня это был Сагунт! Второй Сагунт! — торжественно, словно клятву, повторил незнакомец. — Под конец от Карфагена осталось столь же мало, как и от Са-гунта. На развалинах Карфагена меня охватила тоска по родине, и я вернулся.
— А Сур?
— Где остался слон?
Старик в третий раз ударил себя в грудь:
— С тех пор как он пустился в свои приключения, я повсюду таскался за ним. — Он переломил сук и кинул половину в огонь. — Подвигайтесь ближе, — сказал он, — ночь прохладна. — Он прислонился к стене. — О карфагенянах, перешедших со слонами Альпы, рассказывали много. Еще и сегодня встречаются люди, которые говорят об этом. Я же был со слонами до самого конца — пока они не погибли. Меня носил на себе слон Ганнибала.
Некоторое время он молчал, потом как бы очнулся от своих дум:
— Я вернулся в лохмотьях, с пустыми руками — это сущая правда. Одного только нельзя у меня отнять: я там был! Я проделал на слонах весь этот переход. И шел с Ганнибалом… Придвиньтесь поближе!
Тана и Морик придвинулись, насколько позволял жар костра. О яме, которая была от них менее чем в пяти шагах, они больше не думали. Сперва раздавался только треск огня. Потом старик отпил из стоявшего рядом кувшина и начал рассказывать свою историю…
Большой поход на слонах
1
Мне было двенадцать лет, когда карфагеняне начали осаду Сагунта. Я был еще слишком мал, чтобы ясно понимать происходящее. До тех пор Сагунт считался городом, в котором неплохо жилось даже тем, которые, как говорится, перебивались с хлеба на воду. Рядом находился морской порт. От южных ворот города до него было полчаса ходу. Дорога к побережью вела через сады и поля, приносившие хороший урожай, ибо цепь холмов не допускала сюда северный ветер. Но богатство, переполнявшее дома знати, пришло не с полей и садов, а с моря. Море приводило в Сагунт множество кораблей. Так было всегда, с глубокой древности. Но теперь город все больше превращался в остров, штурмуемый волнами безжалостных завоевателей, пока этот остров не утонул в море огня. Как мог все это понять двенадцатилетний мальчик?
И раньше происходило многое, чего я не понимал. Из Карфагена тоже приходили корабли. Они привозили посуду, пурпурную материю, редкостные стеклянные маски, а увозили серебро и хлеб. Но вдруг на всех улицах города плохо заговорили о пунийцах: о пунической чуме, заразившей все побережье. Двух членов городского совета, выступавших за карфагенян, втащили на городскую стену и сбросили оттуда в ров. Говорили, что в Рим отправлены послы, чтобы обеспечить защиту от карфагенян с тыла.
И вдруг поползли слухи — как пламя, от одних ворот к другим: «На город идет Ганнибал!» Я видел осунувшиеся, искаженные страхом лица.
Кто такой Ганнибал, я уже знал: это был один из сыновей того самого карфагенского полководца, который завоевал Иберию до самой реки Ибер, сделав ее пунической провинцией. Нашего города отец Ганнибала — Га-милькар Барка — не трогал. Мне сказали, что Барка означает Молния. Нас молния пощадила. Но теперь против Сагунта выступил его сын Ганнибал, в армии которого было больше воинов, чем всех городских жителей вместе с женщинами и детьми. Его прозвали Юная молния. И эта молния устремилась теперь на нас. Армия, с которой он вышел в поход, ползла с западных гор, как огромный червяк, у которого было начало, но не было конца: он продвинулся между побережьем и городом и окружил кольцом городские стены. Со дня на день все вокруг становилось другим. Где были раньше поля и сады, там простерлась пустыня. Этот червяк пополз в поля и сады, и вскоре там не осталось ни одного дерева. Зато вокруг города задымились костры, и ночью казалось, что в бесчисленных местах из земли поднимаются тени загробного мира.
Я не мог поверить, что причинившие столько зла назывались людьми. Или всем этим существам — там, снаружи, — не ясно было, что дерево приносит плоды? Или они никогда не голодали и не питались тем, что растет? Или не ведали, сколько усилий требуется, чтобы возделать поле? Расположившись вокруг, карфагеняне стали приближаться к стенам города. Передние из них прятались под навесами, которые подкатывали к стенам на колесах.
— Они движутся на нас с таранами и скорпионами, — сказал отец.
Мы стояли с ним на вершине стены. Я видел, что стенам угрожали чудовища из железа и дерева.
— Теперь уходи! — приказал отец и поднял оружие, лежавшее у его ног.
Уходя, я бросил на него взгляд и испугался. Он уже не был похож на моего отца. У него было чужое лицо. Ненависть к осаждающим исказила его черты. Мне стало страшно.
Там, где стоял мой отец, стена немного вдавалась в ложбину, уходившую в сторону моря. Именно здесь хотел Ганнибал ворваться в город. Сюда он велел собрать все орудия штурма. На нападавших со стен посыпался град копий и стрел. Летели камни, проламывая многоэтажные осадные башни карфагенян. В руках у обороняющихся были также еловые шесты, усаженные железными иглами длиной в локоть. На иглы была намотана пакля, которую зажигали, прежде чем швырнуть шесты вниз со стен; зажженная пакля разгоралась на лету, и пылающие шесты разили людей внизу под стенами.

Но пустели не только ряды карфагенян, и на стенах уже оставалось мало защитников. Мы — мальчишки — подтаскивали им все необходимое: еду и оружие, камни, копья и стрелы. Часто мы делали это в самый разгар битвы. Тут стрелы настигали и детей.
Несколько раз я видел, как защитники в ужасе указывали на кого-то внизу, слышал их крики:
— Вон он, этот новый Барка!
Я увидал человека в красном плаще, который расхаживал так спокойно, словно с ним ничего не могло случиться. Один раз он приблизился к стене шагов на тридцать; его плащ был таким красным, каким бывает огонь в полной темноте. Он подбадривал своих солдат, не обращая внимания на копья и стрелы. Вдруг он схватился за бедро; огонь плаща заколебался и потух, словно сдутый ветром, трое или четверо карфагенян подбежали и унесли его. На стенах раздался вопль:
— Ему конец! С сыном Молоха покончено!
Толпа наших воинов, охваченная всеобщим восторгом, вырвалась из южных ворот, неистовствуя в расстроенных рядах врага, пока подоспевшие африканские всадники не уничтожили их всех до одного. Через неделю человек в красном плаще снова появился внизу, под стенами. С ним вовсе не было покончено! Он велел подкатить к стене деревянную башню — ее подкатили на колесах, и она была выше каменных городских башен. Деревянная башня была покрыта далеко выдающимся вперед навесом или крышей. Под этой крышей висели на крепких цепях четыре бревна. Окованными железом наконечниками ударили они в стену, в четырех местах одновременно. Стена застонала, потом она взревела и рухнула. Защитники города с испугом смотрели на то, как образуется брешь. И тогда башня из дерева направилась к каменной башне и опрокинула ее. Карфагеняне начали штурм. Но они натолкнулись на ощетинившиеся горящими копьями стены, которые не отступили, а бросились на атакующих. Карфагенянам пришлось покинуть поле битвы. Многие остались тут лежать. Но бреши в стене не могли зарасти сами собой. Город был смертельно ранен. Он попал в клещи, сжимавшиеся все плотнее.
Тогда из Сагунта к карфагенянам перебежал человек; он сказал завоевателям, что готов возвратиться в город в качестве парламентера с условиями, выставленными Ганнибалом. Условия полководца были жестокими: мужчины, женщины и дети должны были покинуть город, взяв с собой только одну вещь из одежды. Все остальное оставалось победителю. Сагунтянам велено было построить себе новый город — в трех часах пути от моря.
Парламентер возвратился в город. Огромная толпа окружила его и выслушала. Но как только он произнес последнее слово, людей охватила долго нараставшая злоба. И парламентера, так же как и тех членов совета, которые выступали за карфагенян, сбросили со стены. Богачи, вне себя от наглых требований врага, собрали все свое золото и серебро и сбросили в шахту, чтобы эти сокровища не достались карфагенянам. Сундуки, шкафы и столы были сожжены. Некоторые из знатных горожан бросались в огонь. Остальные побежали к стенам, чтобы быть там прежде, чем карфагеняне приступят к новому штурму. Смерть казалась желанней, нежели жизнь в нужде и бесчестии. И мы, подростки, тоже взяли в руки оружие и держались за него, видя в нем единственную надежду на спасение. Но все было самообманом. Издалека к стенам приближались серые колоссы, похожие на дьявольские скалы, на которых беснуются огоньки. Они приближались, как привидения. Наконец мы узнали в них боевых слонов с красными перьями на головах. За пышными пучками перьев прятались погонщики. Вид этих слонов, покрытых попонами и закованных в латы, заставил нас оцепенеть.
Потом внизу вдруг появился человек в пылающем плаще. Он что-то крикнул, и в ответ карфагеняне взвыли, как звери. Мы поняли, что он обещал им отдать город на разграбление.
Многие из наших пустились в бегство. Я стоял, не в силах пошевелиться: я видел, как слоны начали взламывать стену. Камни поддались. Стены были сложены без известкового раствора и всего лишь обмазаны глиной. Близ того места, где я стоял, стена вдруг оголилась и рухнула. Взметнулось облако пыли. Когда оно рассеялось, я увидел, что слонов гонят в образовавшуюся брешь. Они громко трубили, задирая хоботы. Копье выпало у меня из рук.
Я спрыгнул со стены и пустился наутек. Вокруг уже горели дома. Я бежал сквозь дым. Я звал отца! Мать! Брата! Не помню, как я добежал до дому, не знаю, что опрокинуло меня наземь. Вокруг меня вздымались стены огня. И сразу наступила ночь.
2
Когда я пришел в себя, передо мной стоял слон, у которого был всего лишь один бивень. Слон был так близок, что загораживал собой половину неба. Мой взгляд скользнул по нему вверх. На его голове было нечто, что привело меня в изумление. Это был густой пучок длинных, красноватых прутьев. Казалось, на них сидят такого же цвета бабочки. Я силился понять, что это такое. Я вспомнил о страшных красных пучках перьев, которыми увенчаны были все слоны, двигавшиеся на город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24