Ответь на все вопросы, и они оставят тебя в покое…» И тогда я рассказал им обо всем, что они хотели знать о слонах…
— И они отпустили тебя? — спросила Тана.
— Позже, — сказал старик. — Через сорок или пятьдесят лет. Я перестал считать годы.
— Их надо ненавидеть! — крикнул с горечью Морик. Старик покачал головой:
— Карталон их ненавидел и потому умер. Я был доволен, что они оставили меня в покое. У меня опять был Сур. Он вернулся в нужную минуту. Без него я бы не выдержал, но он хотел, чтобы я через это прошел. Теперь со мной опять был друг, с которым я мог беседовать, которому мог задавать вопросы, когда мне это было нужно. Чего еще желать?
— А что было с Ганнибалом дальше? — поинтересовался Морик.
— Когда-то я думал, что он будет для меня важнее Сура.
Было видно, что вопрос Морика больно задел старика. Он взглянул на горы, стоявшие на востоке. Небо над ними стало красным.
— Сейчас появится солнце, — сказал старик, — тогда мы откроем люк.
— Только один вопрос, — попросил Морик. — Видел ты еще хоть раз Ганнибала?
— Ганнибала? — Старик рукой словно отмахнулся от этого имени. — Я больше не хотел иметь с ним ничего общего. Но он встречался мне на каждом шагу. Во всех переулках Рима, где собирались люди, Ганнибал то и дело возникал в разговорах. Он появлялся даже во снах. И мне он тоже снился. Этим он как будто мстил мне за то, что я убежал. Легионы, выставленные против него Римом, ничего не могли с ним поделать. Никто не понимал войну лучше его. Один раз в горах он вместе со своей армией попал в ловушку. Тогда он привязал к рогам быков пучки хвороста, поджег их и пустил обезумевшее стадо на перевал, занятый римлянами, через который хотел уйти. Мчащиеся в темноте огни испугали римлян — Ганнибал скрылся. Он все время побеждал, но война продолжалась. Так как консулы не могли разбить Ганнибала, римляне выставили против него диктатора. Но этот диктатор избрал новый вид войны, отличный от привычной политики. Его и прозвали Медлителем за то, что год за годом шел он по пятам Ганнибала, вместо того чтобы напасть на него. Ганнибалу не было от него покоя.
Армия карфагенян таяла от эпидемий. Карфагенян изматывали бесконечные переходы. Медлитель побеждал карфагенян тем, что ничего не делал. Но нашлись некоторые римляне, которые упрекнули Медлителя в трусости, а кое-кто даже счел его предателем. И опять против Ганнибала послали консулов, и один из них, сын мясника по имени Варрон, решил взять пунийца — так называли Ганнибала — за горло. В Апулии, при Каннах, он атаковал карфагенян, и Ганнибал получил, наконец, тот вид войны, в котором он понимал более, нежели кто-нибудь другой. И он еще сильнее взял римлян в клещи, нежели на Требии или у Тразименского озера, да так, что раскаленное солнце отняло у них зрение, а пыль — дыхание, и под конец на окровавленном поле осталось около пятидесяти тысяч убитых римлян. Теперь Рим вооружил подростков и рабов; отделившихся от римлян союзников погнали против Ганнибала или превращали в рабов; Сиракузы, поддерживавшие Ганнибала, были завоеваны, несмотря на то что один известный человек, по имени Архимед, изобрел огромные железные руки, которыми защитники города хватали со стен всех вражеских солдат; они даже могли поднимать на воздух целые корабли. И когда Ганнибал появился перед Римом и разбил там свой лагерь, римляне продолжали покупать и продавать землю, на которой стояли палатки карфагенян.
Тогда я опять увидел человека в красном плаще, на этот раз издалека. На меня надели одежду погонщика и показали карфагенянам с вершины городской стены: «Смотрите, так будет со всеми вами! Каждый из вас будет рабом!» И Ганнибал вынужден был отступить. Когда его брат Гасдрубал хотел прийти на помощь Ганнибалу, римляне окружили армию Гасдрубала и уничтожили ее до последнего человека и последнего слона, а голову Гасдрубала забросили в лагерь Ганнибала. Тогда Ганнибал понял, что пробил его роковой час. После семнадцати лет войны, погубившей бесчисленное число людей, разрушившей четыреста городов и опустошившей страну, Ганнибал вынужден был возвратиться в Ливию. Там высадилось римское войско, угрожавшее Карфагену. Карфагеняне послали Ганнибалу корабли, но кораблей было мало. Он отдал приказ уничтожить всех лошадей и людей, которым не досталось места на кораблях. Потом он установил в храме Геркулеса, в Кротоне, медную пластину, на которой выгравированы были его победы, и поплыл в Карфаген. У Замы римские войска убили или превратили в рабов всех тех наемников, которые покорно следовали за ним через Альпы и назад через море до Карфагена. Ганнибал был разбит. Победителем стал Публий Корнелий Сципион, тот, который семнадцатилетним юношей помог своему отцу избежать плена в битве при Тицине, а в двадцать пять лет завоевал Новый Карфаген, когда необычно сильный отлив моря позволил атаковать город с берега. Он отнял у них всех слонов — всего тридцать — и, прозванный Африканским, вернулся со слонами в Рим. Он привел с собой и погонщиков.
Римлянин, которому я теперь принадлежал, был, как и все римляне, патриотом. Он определил меня ухаживать за слонами. «Луканские быки!» — кричали римляне; римляне, победив Карфаген, слонов больше не боялись. Всему, что пришло из Африки, они заносчиво давали презрительные клички. Леопардов они называли африканскими крысами, а страусов — морскими воробьями, потому что их везли в Рим через море. Они вовсе не думали брать слонов в свои легионы. «Их место в цирке!» — кричали они. Слонов стали учить подниматься по лестницам, есть с тарелок и носить светильники. Римляне высмеивали Карфаген, издеваясь в амфитеатрах над его слонами.
Но Карфаген еще существовал. Карфагенянам было запрещено вести войны без разрешения Рима. Но все равно разразилась третья война. В Риме жил очень влиятельный человек, по имени Катон, которого все слушали. Он ненавидел Карфаген так, как Карталон ненавидел Рим. Но Катон не умер от своей ненависти, он заставил умереть Карфаген. Он начал войну под пустяковым предлогом. Карфаген уступил: выдал римлянам все свое оружие и слонов и все корабли. Только после этого Катон передал карфагенянам, что их город должен исчезнуть с лица земли: пусть построят себе в трех часах ходьбы от моря новый город. Отчаявшись, карфагеняне решили драться до конца. Они лихорадочно стали переплавлять различную утварь на оружие. Из мисок, ножниц, удочек, ложек и ножей в короткое время приготовлено было три тысячи щитов, девять тысяч мечей, пять тысяч копий и тридцать тысяч стрел. Женщины жертвовали свои волосы на изготовление тетивы для луков.
Карфагеняне боролись три года, пока голод не превратил их в привидения. После этого они подожгли свой город, который был им дороже жизни. Меня привезли в
Африку вместе с другими погонщиками. Римляне подозревали карфагенян в любом коварстве, даже в том, что они спрятали в городе слонов, хотя во время перемирия в городе был обыскан каждый уголок. Я видел, как горит город. Огромный светящийся каменный корабль превратился в дымящуюся груду развалин, как Сагунт. Я видел Сагунт горящим во второй раз.
В пламени тонули колонны, между которыми стояли на якорях корабли, и склады красильщиков под огненной горой, и Бирса, и дворцы. Когда все было кончено, нас послали в город на поиски слонов. Уже не пахло ни кедровым деревом, ни хлебом из пекарен, на наковальнях уже не звенела медь. Я увидел Карфаген таким, каким Карталон не знал его. В стенах зияли огромные пещеры — пустые стойла слонов. В городе не было ни одного слона, ни одного карфагенянина. Зато я встретил там людей, от которых остались лишь кожа да кости, тем не менее они светились от радости. Это были приговоренные — рабы из каменоломен у моря. После многих лет, проведенных в аду, они стали свободными и могли идти куда хотят. Они обнимали меня, как будто это я был их освободителем. В общей суматохе было трудно отделить одного человека от другого.
Я тоже решил двинуться в путь и пошел на запад через сады Мегары, а потом дальше по берегу моря. Я дошел по слоновьей дороге до Геркулесовых Столпов. За пригоршню монет, которые я нашел на улице Карфагена, я пересек море на корабле до Гадеса и прибыл в Иберию. Теперь она принадлежала римлянам. Никто не остановил меня. Старик, которому осталось не так уж много жить, — кому он может причинить вред? Никто не знал, что я единственный человек, который знает в Сагунте каждый угол, каждое место, который знает, где надо копать… — Старик указал на восток, на горы: — Оно вот-вот взойдет!
Горы уже были четко видны.
Морик внимательно посмотрел на руку старика. Он не увидел клейма.
— А разве тебе не ставили клейма? — спросил он.
— Вот. — Старик показал место на запястье, где виднелся шрам. — Время шло, я старел, и клеймо почти исчезло. Я не прятал его, как Карталон; солнце и ветер поработали над ним. Время стерло его, потому что я жил. С Ганнибалом покончено, — сказал он сердито; но потом вдруг начал защищать его. — Самые страшные удары нанесли ему его же люди. Они хотели судить его за то, что он якобы отказался от завоевания Рима. Он бежал из страны в страну; его дом в Карфагене сами же карфагеняне разрушили до оснований. После того как римляне в пятый раз потребовали его выдачи, он прибегнул к помощи пузырька в своем поясе. Он умер от яда.
— А Силен? Что стало с ним? — спросила Тана.
— Я встречал его еще несколько раз, — сказал старик, и лицо его посветлело. — В доме богатого человека, который в конце концов купил меня, были книги. Однажды, когда прошло уже много времени после Ганнибаловой войны, он принес домой новую книгу. Эту книгу написал Силен. У хозяина было много друзей, с которыми он обсуждал свои книги. Он очень высоко ценил Силена за то, что тот «сам присутствовал при всем и знал ход событий». Несколько лет мы жили под одной крышей — я и Силен…
Потом Морик спросил:
— Как твое имя? Мы так много знаем о тебе, но не знаем, как тебя зовут.
— Можете спокойно называть меня Суром, — сказал старик с многозначительной улыбкой.
Он сощурился. И тогда они заметили, что встало солнце. Стена за спиной старика осветилась.
— Теперь достаточно света! — закричал он. — Теперь там внизу все засверкает!
Морик и Тана помогли старику подняться. Он отказался от их помощи и оперся о стену, сложенную им самим.
— Кто-то идет, — сказал он, глядя поверх стены.
— Это отец, — сказала Тана.
— Почему он идет сюда? — пробормотал встревоженный Морик.
Они смотрели, не шевелясь, как отец идет к ним. Когда он подошел, его встретило напряженное молчание.
— Вы не копаете, — сказал он с упреком.
— Мы кончили, — дружелюбно ответил старик.
— И не позвали меня? — отец с подозрением посмотрел на Тану и Морика.
— Вчера мы докопали вот до этого места, — признался Морик, — вскоре после того, как стемнело.
— А что вы делали всю ночь?
— Сур рассказывал нам свою историю.
— Как? — возмущенно спросил отец. — Если внизу что-то есть, зачем ждать и рассказывать истории?!
— Сур хочет, чтобы все сверкало, когда мы откроем, — объяснила Тана.
Отец быстро подошел вплотную к старику.
— Старик, — сказал он, — не думай, что все там, внизу, принадлежит тебе.
— Я и не хочу этого только для себя, — успокоил его старик. — Ты возьмешь свою долю.
— Сколько? — спросил отец грозно.
— Сколько хочешь.
Но отец настаивал на том, что они должны заранее решить, сколько возьмет каждый.
— Нас четверо, — сказал он. — А ты один. Но двое детей равны одному взрослому, значит, нас будет трое, а ты один. Четверть тебе, три четверти нам — согласен?
— Ты очень расчетлив, — насмешливо произнес старик.
— Жить тебе осталось немного, подумай об этом! — повысил голос отец.
— Правильно! — ответил старик. — Но тогда помоги мне, по крайней мере, построить дом!
— Это мы сделаем, — пообещал отец, а глаза его радостно сверкнули при мысли, что у него будет три четверти. — Давайте открывать, — потребовал он и начал спускаться по ступенькам.
— Колодец глубокий, — предупредил его старик. Отец одумался.
— Нам нужна веревка. Ступай принеси, — сказал он Морику.
— Подождите, пока я вернусь, — крикнул Морик, убегая.
Он вернулся с длинной веревкой. Веревка нужна была для того, чтобы поднять крышку люка. На крышке было тяжелое ржавое кольцо. Морик продел веревку сквозь кольцо. Потом он, Тана и отец потянули за нее. Петли крышки заскрипели. Крышку было трудно поднять, но наконец ее оттянули так, чтобы она не падала назад. Все перегнулись через край колодца и посмотрели вниз. Они увидели в глубине слабое мерцание. Отец был так взволнован, что не мог говорить.
Потом старик взял веревку и кувшин и крепко обвязал кувшин веревкой. Он опустил кувшин вниз. Они слушали, затаив дыхание. Раздался всплеск, отец вскочил.
— Вода! — закричал он на старика. — Если там глубоко, как мы доберемся до сокровища?
— Колодец очень глубок, — повторил старик, поднимая кувшин.
— Откуда ты знаешь? — возбужденно спросил отец. Старик вытянул полный кувшин воды и отпил глоток.
Лицо его выразило волнение.
— Пейте, — сказал он, — нигде в мире нет лучшей воды.
Отец первым понял, что происходит.
— Ты хочешь сказать, что это обыкновенный колодец? Старик посмотрел на него.
— Разве этого мало? — спросил он.
— Да, конечно, колодец очень нужен. — Отцу было трудно сдерживаться. — А где же колодец, куда они сложили сокровища? Если ты знаешь, где здесь колодцы с водой, то ты должен знать и место, где находятся сокровища.
— Я совершенно точно знаю это место, — сказал старик.
— Пойдем туда, — потребовал отец. Старик посмотрел на него с жалостью.
— Там уже побывал до нас Ганнибал! Он ограбил Сагунт. И все, что было в колодце, он забрал себе — для войны. На эти сокровища он нанял себе наемников.
— Гром его разрази! — начал ругаться отец.
— Будь уверен, в колодце не осталось ни одной монеты, — сказал старик. Потом он вдруг снял с шеи маленький кожаный мешочек и вытащил оттуда монету; он протянул ее Тане и Морику: — Вот — я спрятал ее от Ганнибала и от римлян…
Тана и Морик стали рассматривать странную монету и увидели изображенное на ней пальмовое дерево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24