Смуглое лицо капитана окаменело.
— Начнем с того, что они вам не поверят, — растягивая слова, ответил Келлз. — Тут много людей, которые поклянутся, что знали меня в Ирландии.
— Разумеется, ваши английские сторонники именно так и скажут, — заявила девушка, позабыв всякую осторожность. — Но если обман все-таки откроется?
— Тогда вы узнаете еще одну «правду» обо мне, — с недоброй улыбкой ответил Келлз. — Вы с удивлением услышите, что вообще-то я испанец, приговоренный к смерти за ересь, но в последний момент помилованный и сосланный на галеры. И я сумею это доказать, если захочу.
— Вы действительно были на галерах?
Она знала, что иногда это случается, но ни разу еще не встречала человека, пережившего такое испытание.
— — Четыре месяца, семь дней и шесть часов. Я считал каждый час. Мне достались удары, какие лорду Томасу не могли привидеться даже в кошмарном сне. Поэтому не торопитесь распространять обо мне слухи, Кристабель. Иначе вас примут за очередную ревнивицу, которую я бросил. До вас уже были такие.
Сочувствие, зародившееся в ее душе к бывшему узнику испанской галеры, мгновенно исчезло.
— В таком случае я приложу все усилия, чтобы каждый на этом острове узнал, что между нами ничего не было, — холодно сказала она. — Никогда и ничего!
— Да, любыми средствами храните себя для лорда Томаса. — Оттолкнув стул, Келлз вышел.
Но выдавались и хорошие дни. Например, когда он взял ее с собой на верховую прогулку и они устроили пикник у горного ручья. Лежа на склоне высокого холма, они глядели на панораму Тортуги: на город, на порт, на корабли, стоявшие в бухте.
Келлз отпил вина из фляги и откинулся на локти, запрокинув голову к лазурному небу, а она клала ему в рот виноград.
— Хорошо бы нам встретиться в другое время и в другом месте, — вздохнул он.
— Хорошо бы. Когда мы были молодыми.
— А семнадцать лет уже старость? — засмеялся Келлз.
— Мне кажется, прошли годы с тех пор, как я здесь, — призналась Каролина. — Тут кругом — и в городе, и в людях — какая-то… суетность, что ли… — Она запнулась, не сумев объяснить, почему в буканьерском городке чувствуешь себя старше.
— Понимаю, я тоже это чувствую.
«Здесь я растратил свою юность, — думал Келлз. — Именно здесь, а не на испанских галерах. Там я был молодым, и, когда меня приковали к веслам, ярость моя вздымалась до самых марселей».
— Сколько вам лет, Келлз? — спросила Каролина, отшвырнув пустую веточку.
— Двадцать семь.
— А выглядите старше.
— У буканьеров трудная жизнь, — улыбнулся он, переворачиваясь на живот.
— Ваша-то жизнь не так трудна! — фыркнула девушка. — Множество слуг, лучший дом на Тортуге, женщины так и льнут к вам.
«Значит, все-таки заметила», — подумал Келлз.
— Мне нет до них никакого дела.
— Ни до одной? Никогда? — спросила Каролина.
Буканьер посмотрел на нее страстным взглядом. Она казалась такой юной, хрупкой в своем белом корсаже и желтой льняной юбке. Келлз решил подарить ей к этому наряду золотую цепочку, которая будет красиво блестеть на солнце.
— Ни до одной женщины? — настаивала она.
— Была одна. Испанка.
Больше Келлз ничего не сказал, а Каролина не стала расспрашивать. Вдруг она вспомнила: «Четки в шкафу! Наверное, они принадлежали той девушке».
— Испанка, — пробормотала она. — Раз вы воюете с Испанией, то не сможете к ней вернуться.
— Да.
Все это случилось давно, но рана от той несчастной любви еще саднила, ему не хотелось бередить ее.
— Мы оба что-то потеряли в жизни, — печально сказала девушка, отчего сердце у Келлза сжалось.
Некоторое время они молчали, уже не пленница и тюремщик, как прежде, а просто мужчина и женщина, пойманные в сети судьбы.
Когда они уже ехали домой, Каролина несколько раз улыбнулась и, кажется, простила ему свое пленение.
— Келлз, почему вы решили стать буканьером?
— Из-за женщины, — честно признался он.
Каролина резко повернулась в седле:
— Из-за той испанки?
— Я любил ее. — Голос звучал жестко, глаза походили на окна в преисподнюю. — Из-за того что я любил ее, они ее убили. С тех пор испанские доны расплачиваются за это своей кровью и своими богатствами.
Выражение его лица было столь устрашающим, что Каролина не решилась приставать с новыми вопросами. «Месть без границ, — содрогнулась девушка и тут же подумала почти с ревностью:
— Наверное, он сильно любил испанку. Но она умерла, и ему никогда не вернуть ее. К тому же годы изменили его. Как и меня». Действительно, теперь Каролина чувствовала себя уже не Каролиной Лайтфут, беззаботной красавицей из Виргинии. В нее вошла Кристабель, Серебряная Русалка карибских буканьеров.
Тортуга изменила их обоих.
Шли дни. Участились тропические дожди, которые барабанили по нервам не слабее, чем по крыше, и по мере того как близился отъезд Келлза, росло раздражение Каролины.
Однажды, бесшумно проходя по коридору, она услышала голос Хоукса, мрачно разговаривавшего с кем-то у входной двери.
— Да, плавание снова отложено на другой день, — ворчал он.
— Как так? — Голос его собеседника Каролина не узнала.
— Причина одна: капитан Келлз не может оставить Русалку. И не хочет брать ее с собой, боится, как бы мушкетная пуля не испортила ее красивые волосы.
При слове «русалка» Каролина сразу остановилась.
— Ты не можешь отрицать, что она красавица, Хоукс.
Каролина не стала дожидаться ответа и потихоньку удалилась.
Неужели правда? Неужели она действительно имеет над этим человеком какую-то власть? На ум сразу пришли воспоминания об Эссексе, о Ребе, о заснеженном лабиринте, о той лжи и хитростях, встававших между ними на Тортуге. Нет, Келлз продолжает удерживать Серебряную Русалку лишь потому, что она в глазах буканьеров — символ его превосходства, а еще потому, что каждый вечер ему нравится дополнять ею интерьер своей «английской» столовой. Так легче представлять себя в Эссексе, английским джентльменом.
— Почему вы остаетесь тут, Келлз? — приступила к нему с расспросами Каролина. — Вы же англичанин. Почему бы вам не вернуться и не жениться на ком-нибудь вроде Ребы?
— Я бы так и поступил, если бы не встретил Серебряную Русалку.
— Нет, просто вы буканьер, это у вас в крови! Вы никогда не расстанетесь с морем.
Она знала, что не права, но ей хотелось вывести его из себя.
Она снова надела красное платье, чтобы взбесить Келлза.
— Почему вы не отпустите меня? — закричала Каролина. — У нас же нет общего будущего!
— Я бы вернул вас самому дьяволу, если бы вы принадлежали ему.
— Если я кому-то принадлежу, то лорду Томасу Энгвину! — выпалила она. И напрасно.
— Вы так думаете? — холодно спросил Келлз.
Каролина угадала его намерения и хотела бежать, но буканьер, мгновенно схватив ее за руку, притянул к себе. Его губы прильнули к ее рту, потом он начал целовать ее лицо, глаза, шею, спускаясь к груди. Когда он наконец отпустил ее, ноги у Каролины подкашивались, ей пришлось опереться на стол.
— То, чего вы от меня хотите, вам придется брать силой, — мрачно заявила она. — Пока я ваша пленница, я ничего не дам по доброй воле.
— Вы сами вынудили меня, — ответил буканьер и отвернулся, словно не мог смотреть на нее.
Но как только она ушла, Келлз попытался унять вспыхнувшее в крови пламя. Держа ее в своих объятиях, он представил, что Каролина так же пылко любит его. Представил, как они вернулись туда, где снова могли быть Рэем и Каролиной, где он проведет остаток дней в лучах ее улыбки, представил чудесных детей, таких же светловолосых.
Келлз нахмурился: она заставила его думать о женитьбе. А женитьба, особенно на этой беспечной холодной девушке, не входила в его намерения. Келлз вздохнул.
Он совсем пропал, только надеялся, что Каролина об этом не узнает.
Целый вечер он просидел один, в темноте, глядя в пустоту, мечтая о том, чего никогда не будет.
А Каролина, гораздо более взволнованная его поцелуями, чем хотела себе признаться, вбежала в свою комнату и упала на кровать, чтобы унять слезы.
Несмотря на свои попытки закрыть глаза на правду, она знала, что с каждым днем все больше влюбляется в проклятого буканьера, изменяя лорду Томасу. Выходит, она такая же изменница, как и ее мать. Каролина вздрогнула. Пожалуй, впервые в жизни она призналась себе, что ее мать — неверная супруга.
Положив голову на руки, девушка заплакала от стыда и горя. Чем она лучше матери? Ведь той ночью, в объятиях Келлза, ее тело выгибалось от наслаждения. Она же не хотела этого… Господи, нет, она только изображала страсть… которая стала настоящей и потрясла ее до глубины души! Она перепутала страсть с любовью!
То, что произошло между ней и Томасом, не было в глазах общества браком. Но придя в его объятия, она навеки связала себя с ним. Пусть это было давно и на другом конце земли.
Неужели ей никогда не обрести покоя? Неужели, взглянув в зеркало, она никогда не увидит в нем честную женщину, которой нечего скрывать?
Каролина вытерла слезы и решила, что немедленно убежит от Келлза. И вдруг она поняла, как это сделать.
Глава 36
Подземный ход! Почему она раньше о нем не подумала?
Видимо, из-за предупреждений Хоукса о крысах. Теперь нужно отбросить страх. Она возьмет свечу… нет, лучше большой подсвечник с обеденного стола, он может осветить дюжину тоннелей! И еще пистолет. Она найдет капитана, который согласится взять ее на борт. Каролина только упустила из виду, что не многие рискнут ссориться со знаменитым Келлзом.
Приняв решение, девушка сразу ощутила прилив энергии.
Пистолет достать несложно, в штурманской рубке она видела именно такой, правда, ей придется идти мимо спальни, но она умеет двигаться бесшумно, как тень.
А платье она наденет черное, испанское, на тот случай, если удастся уговорить одного из пленных, чтобы он украл лодку и отвез ее в Гавану. Каролина считала такую сделку выгодной для своего предполагаемого спасителя, ведь он сможет не только поскорее вернуться домой, но и получить от доньи Эрнанды награду в виде кошелька с золотом… Если доньи Эрнанды нет в Гаване, оставалась надежда на Рамону Вальдес.
Это даже лучше, чем просить английского капитана, тогда она не просто сбежит с Тортуги, а окажется совсем близко к Томасу!
Одевшись и закрепив мантилью гребнем, девушка стала ждать, когда Келлз удалится на покой. От волнения она не могла усидеть на месте и все время ходила по комнате. Наконец Каролина рискнула отправиться за пистолетом, а потом, захватив подсвечник, тихонько двинулась в столовую.
Комната выглядела как обычно, только мерцающий огонек свечи превращал тени от стульев в диковинных зверей. Каролина заставила себя не обращать на них внимания и, положив на стол пистолет, направилась к огромному буфету, за которым скрывался вход в тоннель. Она попробовала упереться в него плечом, как это делал Хоукс, но буфет не сдвинулся с места.
— У вас не хватит сил, — раздался голос у нее за спиной.
Каролина чуть не уронила подсвечник. Резко повернувшись, она увидела встающего Келлза.
— Я… — смущенно начала девушка.
— Не трудитесь лгать, — перебил буканьер. — Вы хотели воспользоваться потайным тоннелем. Откуда вы узнали, где вход?
— Хоукс сказал, когда я отправила его к вам на помощь…
Келлз вздохнул:
— Я должен был знать. Хоукс считает себя моим ангелом-хранителем, в Эссексе он служил у моего отца конюхом. Теперь мне придется запирать от вас еще и эту дверь.
— Я все равно убегу. Через крышу или вырою собственный подземный ход.
Келлз изучал ее напряженную фигуру, озаренную светом единственной свечи, яростно сверкающие глаза, упрямый рот.
— Что я такого сделал, — пробормотал он, — если вы так страстно желаете меня покинуть?
— Вы еще спрашиваете? А кто взял меня силой?
— Ах да, — снова вздохнул он. — Что было, то было. Но потом я, кажется, не давал повода к недовольству?
— Не давали? Вы же заперли меня.
— Допустим, я скажу, что больше не стану этого делать, и если вы добровольно останетесь со мной, то я отвезу вас, куда бы вы ни пожелали, хоть в Гавану, хоть к самому дьяволу?
— Не верю.
Келлз поднял голову и горько хохотнул:
— Вот речь истинной женщины. Никогда не отвечать на вопрос. — Он мрачно усмехнулся, подошел к двери и громко позвал Хоукса.
Тот, видимо, стоял на карауле у входа в дом, потому что незамедлительно появился в столовой:
— Да, капитан?
Келлз быстро заговорил с ним по-французски, поэтому Каролина ничего не поняла, предположив, что он распорядился завалить выход из тоннеля, ибо Хоукс бросил на нее любопытный взгляд.
— Вы могли бы говорить по-английски! — возмутилась девушка, когда ее бывший стражник ушел.
— Мог бы, — согласился Келлз, пододвигая ей стул, — Но Хоукс немного подзабыл французский, и мы решили попрактиковаться.
Усаживаясь за стол, Каролина недоверчиво посмотрела на буканьера, протянувшего ей бокал вина.
— И что мне с вами делать? — задумчиво сказал он.
— Ответ прост! Отпустить меня. — Девушка осушила бокал и с вызовом взглянула на Келлза. — И не притворяться, что любите! Я все равно не поверю человеку, который сначала насильно берет женщину, а потом упрекает ее за потерю невинности! — Ее голос дрожал от негодования.
— Кажется, вы меня не поняли, — медленно сказал Келлз, вставая из-за стола и подходя к ней. — Я никогда не упрекал вас за потерю невинности. Я лишь пожалел о том, что не был первым. — Он взял ее за плечи и поднял с места. — Нет, выслушайте меня сейчас, чтобы уже не возвращаться к этому. Вы не понимаете сущности моей любви.
— Правда? — язвительно спросила Каролина.
— Правда — Такая же резкость звучала в голосе Филдинга Лайтфута, когда он выходил из себя. Но таких слов Филдинг Лайтфут ни разу не говорил Петиции. — Я любил бы вас, Кристабель, даже будь у вас дюжина любовников, как любил бы, если бы у вас никогда никого не было. Я люблю вас независимо от того, что случилось с вами в прошлом и что произойдет в будущем. Но я люблю не злую и глупую Каролину Лайтфут.
Серые глаза девушки впились в него. Келлз устало усмехнулся, и тут Каролина увидела на лице буканьера все муки, через которые она заставила его пройти, все следы отчаянной борьбы со страстью, которую ему не удалось победить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43