Кромптону не хотелось сдаваться.
– Вы не сможете это доказать, – проворчал он, надувшись, словно избалованный ребенок. – И как быть с оскорблением, нанесенным мне, моему достоинству?
Губы Ридли искривились в сардонической усмешке.
– Раны, причиненные вашему достоинству, будут излечены, когда вы поедете в Лондон и станете там рассказывать, что виконт Ридли отказался драться с вами на дуэли.
– Хм. – Кромптон заколебался. – Что ж, возможно, вы и правы, однако… – Он задумчиво сдвинул брови и поскреб свой тройной подбородок.
Ридли быстро приблизился к Аллегре и своему управляющему.
– Скорее, Бриггс, надо воспользоваться тем, что он колеблется, – тихо проговорил он. – Садитесь в карету и отвезите девушку в Бэньярд-Холл. Велите накормить ее и одеть в женское платье.
– Но как вы сами доберетесь до дома, милорд?
– Пришлите сюда грума с лошадью для меня. А до тех пор, – Ридли сально ухмыльнулся, глядя на розовощекую служанку, принесшую бутылку джина, – я найду, чем себя занять.
– Вам нет нужды так затрудняться из-за меня, милорд, – сказала Аллегра, надеясь, что ее слова прозвучали достаточно почтительно. Видит Бог, дерзость и вызов ничего ей не дали. Но может быть, этого человека удастся уговорить оставить ее в покое. – Просто отпустите меня, и я уйду. Ни вы, ни сэр Генри больше никогда меня не увидите.
Ридли покачал головой:
– Пока у меня нет намерения тебя отпускать. Ты меня заинтриговала. Как тебя зовут?
– Аллегра… – Девушка запнулась. Будет лучше, если никто не узнает, что ее фамилия Бэньярд. – Макуорт, – закончила она. Это была девичья фамилия ее прабабки. Ридли, прищурясь, улыбнулся:
– Ну что ж, Аллегра Макуорт, возвращайся с Бриггсом в Бэньярд-Холл и жди меня. Я еще тобой займусь.
Аллегра устремила на него взгляд, полный злости. Как же она ненавидела это ухмыляющееся лицо, эти холодные карие осоловелые от джина глаза, жестокую чувственность этих губ. А между тем ее спина болела все сильнее, голова кружилась от голода, и Джон Уикхэм был мертв. Она застонала.
– О Господи, чего вы от меня хотите? – устало спросила девушка.
Его блудливый взгляд скользнул по ее шее и остановился на губах.
– Многого. У меня богатая фантазия, – ответил Ридли голосом, хриплым от джина и похоти.
– Будь ты проклят! – крикнула Аллегра, вскидывая руку, чтобы ударить его по лицу и стереть с него эту мерзкую, сальную ухмылку. Но в эту минуту силы окончательно покинули ее, и рука сама собой опустилась. Она в отчаянии заморгала, борясь со слабостью и подступающей тошнотой.
– Обопритесь на меня, мисс. – Бриггс обнял ее за талию; если бы не его сильная рука, она бы упала.
Ридли рассмеялся:
– Вы всегда остаетесь безупречным джентльменом, не так ли, Бриггс? Не сомневаюсь, что вы бы на моем месте приняли вызов Кромптона. – Бриггс сжал зубы и промолчал. Ридли опять рассмеялся. – Что ж, посмотрим, удастся ли мне уговорить Кромптона не передавать дело в суд. А вы отвезите это существо домой. – Он втянул носом воздух и поморщился. – И ради Бога, проследите, чтобы она приняла ванну!
Глава 3
Аллегра бессильно опустилась на сиденье кареты Ридли и закрыла глаза. Она ощущала себя глубоко несчастной и чувствовала, что воля ее, всегда такая сильная, начинает ослабевать. От голода у нее темнело в глазах, руки и ноги дрожали. Рубцы на спине горели, и все тело ныло от усталости. Но хуже всего было то, что у нее, кажется, начинались галлюцинации. Господи, ей казалось, что до нее доносится запах пищи.
– Вот, мисс Аллегра, возьмите.
Аллегра открыла глаза и почувствовала, что карета трогается с места. Управляющий Ридли, Бриггс, сидел напротив нее и улыбался. В руке он держал пирог с мясом, завернутый в белоснежную салфетку.
– Я взял это со стола сэра Генри, но не думаю, что он заметит пропажу.
Аллегра была так голодна, что только молча кивнула в знак признательности. Выхватив пирог из руки Бриггса, она расправилась с ним в считанные минуты, почти не жуя, – так не терпелось ей наполнить свой пустой желудок. Наконец девушка, задыхаясь, проглотила последнюю корку, слизнула с пальцев мясной сок и, испустив глубокий вздох, откинулась на спинку сиденья и благодарно улыбнулась Бриггсу:
– Спасибо вам, сэр.
– В Бэньярд-Холле вас, конечно, тоже покормят, – сказал он, – но я полагал, что вам не помешает подкрепиться в пути.
Она впервые вгляделась в него. Очень приятный молодой человек с мягкими серыми глазами и серьезным, задумчивым лицом. Как и хозяин, он не носил парика, и его русые волосы были аккуратно перевязаны сзади; одежда его была сшита из более дешевого материала, чем у Ридли, и выдержана в мрачных, унылых тонах. Он походил на деревенского пастора – не хватало только стоячего белого воротничка.
– Вы самый добрый человек из всех, кого я встретила после того, как приехала в Англию, мистер Бриггс, – сказала Аллегра.
– Спасибо за комплимент, мисс. Должно быть, вы приехали из тропиков. У вас такой смуглый цвет лица… – Бриггс запнулся. Англичанки старались оберегать свою светлую кожу от лучей солнца.
– Да, вы правы, я приехала из Колоний, – подтвердила Аллегра. Больше она пока ничего не скажет ни ему, ни его хозяину. Девушка шевельнулась, пытаясь сесть поудобнее, и почувствовала, как по ее спине стекает струйка крови.
– Боюсь, я измазала кровью ваш камзол, – обронила она.
Бриггс на мгновение сжал зубы.
– Сэр Генри – просто варвар.
Аллегра рассмеялась:
– Сэр Генри – гордый человек, а я швырнула ему в лицо половину его обеда. Не знаю, что явилось для него большим оскорблением – уязвленная гордость или потеря жаркого. – Девушка опять рассмеялась низким грудным смехом. – К тому же он предоставил милорду Ридли возможность сыграть роль странствующего рыцаря, приходящего на помощь даме.
Бриггс сдвинул брови:
– Сыграть роль? О чем вы? Его милость спас вам жизнь.
– Вздор, – сказала Аллегра и презрительно фыркнула. – Сэр Генри слишком много ест. Он с трудом двигался. Право же, еще немного – и его хватил бы апоплексический удар. Так что он едва ли смог бы стукнуть меня еще, не говоря уж о том, чтобы засечь меня до смерти.
Бриггс покачал головой.
– Разве вы не слышали о так называемом Черном законе? Ну да, конечно, – добавил он, увидев озадаченное выражение ее лица. – Как же я не подумал: ведь вы жили в Америке. Парламент принял этот закон в прошлом году, чтобы поставить заслон браконьерству. Согласно ему, браконьерство является преступлением против общего блага и карается повешением.
Аллегра уставилась на него в изумлении:
– Но в Англии всегда были браконьеры! Их было по крайней мере столько же, сколько воров и грабителей с большой дороги, но общественному благу они угрожали куда меньше.
– В последнее время браконьеры стали сбиваться в шайки, – объяснил Бриггс. – Они вторгаются в огороженные парки, наводняют частные леса и истребляют оленей и другую дичь. Более того, они изменяют свою внешность, мажут ваксой лица, чтобы их не опознали. Это не понравилось нашему достопочтенному министру сэру Роберту Уол-полу и его друзьям, и было решено, что браконьеры подлежат смертной казни, если они совершили преступление, будучи вооруженными и изменив внешность.
Аллегра кивнула в знак того, что теперь ей понятна опасность, в которой она находилась.
– Стало быть, действие этого закона распространяется и на женщин, одетых…
– …в мужское платье, – закончил он. – Совершенно верно. И не важно, что вы, насколько я понимаю, переоделись юношей лишь затем, чтобы обеспечить свою безопасность. Это не было бы принято во внимание. Так что если бы не вмешательство лорда Ридли, вы бы не отделались несколькими ударами хлыста.
Не одна беда, так другая. Губы Аллегры тронула невеселая улыбка.
– И теперь лорд Ридли надеется, что в благодарность за спасение я пожертвую ему свою добродетель?
Бриггс откашлялся и уставился на пряжки своих башмаков.
– У его милости этого и в мыслях не было, – ответил он, краснея.
– Но он же наверняка рассчитывал что-то получить, верно? Ни за что не поверю, что он позволил сэру Генри осрамить себя просто так. Ведь тот назвал его трусом из Бэньярд-Холла.
Произнеся это, девушка нахмурилась. Соседство этих двух слов: «трус» и «Бэньярд» – показалось ей оскорбительным для гордого имени ее семьи. – Это правда? – спросила она. – Он трус?
Бриггс покраснел еще больше.
– Лорд Ридли – человек, имеющий множество добродетелей.
– Но он действительно трус, как сказал сэр Генри? Он и впрямь боится драться на дуэли?
– Его милость… не снисходит до принятия вызовов, – неохотно ответил Бриггс.
– Вы не только добры, мистер Бриггс, но к тому же отличаетесь еще и редкой преданностью. Не понимаю, почему вы унижаете себя, работая на такого бесчестного человека.
– У его милости много качеств, достойных восхищения. Кроме того, я почитаю своим долгом верой и правдой служить тому, кто меня нанял.
– Неужели и другие слуги в Бэньярд-Холле так же преданы своему господину?
Бриггс помрачнел:
– Увы, нет. Им это не дано. Они служат лорду Ридли, потому что он им хорошо платит, и увольняются, когда… когда жизнь в Бэньярд-Холле начинает им надоедать. Но я – другое дело, ибо я родился джентльменом.
– И наверняка останетесь им, несмотря на ваши стесненные обстоятельства.
Он пристально посмотрел ей в лицо, и она увидела сострадание в его глазах.
– А вы… кем родились вы, мисс Аллегра? Вы явно не принадлежите к простонародью, невзирая на ваши лохмотья.
Девушка вздохнула:
– Я родилась для того, чтобы страдать, мистер Бриггс.
– По крайней мере пока жив нынешний барон Эллсмер?
– Простите, но это вас не касается, – мягко произнесла она.
Управляющий склонил голову в знак того, что принимает упрек.
– И ваша фамилия, конечно, не Макуорт? – спросил он после недолгого молчания.
– Конечно, нет. Я взяла ее с надгробного камня на кладбище. Мне нравится, как она звучит.
Дальше они ехали молча, медленно поднимаясь к длинной гряде холмов, называемой Уэнлок-Эдж. Все время, пока карета, покачиваясь и скрипя, катилась по дороге, Бриггс не сводил с Аллегры глаз, но в его взгляде не было ни неодобрения, ни вожделения, а только участие, и вскоре она расслабилась и всецело предалась своим мыслям. Сильно ли изменился Бэньярд-Холл? Остались ли еще там слуги, которые знали Бэньярдов? Аллегра надеялась, что нет. Все еще больше усложнится, если ее узнают. Впрочем, с тех пор как она покинула Англию, прошло восемь долгих лет. Наверняка Уикхэм успел заменить всех слуг, которые были преданы Бэньярдам. А теперь при Ридли слуги в Бэньярд-Холле вообще не задерживаются, если она правильно поняла Бриггса.
Наконец они поднялись на гребень холмистой гряды и подъехали к воротам. Привратник Хэмфри открыл створки и ошеломленно застыл, увидев сидевшую в карете Аллегру. Она, не удостоив его взглядом, наклонилась вперед, пристально глядя в окно. Миновав длинную, плавно изгибающуюся подъездную аллею, карета выехала из-под сени деревьев, и у Аллегры на мгновение занялся дух от страха.
Бэньярд-Холл… Дом, где она родилась, где прошло ее счастливое детство. Он стоял посреди густого парка; но, несмотря на все великолепие окружающего ландшафта, это был всего лишь скромный старый помещичий дом из коричневого известняка с серыми гранитными колоннами и фронтонами. Высокие окна блестели в лучах послеполуденного солнца, словно золотые монеты; над кухонной трубой вилась тонкая струйка дыма. Лужайка перед домом походила на гладкий зеленый ковер, клумбы обширного сада пестрели яркими летними цветами.
Хрустя колесами по гравию, которым была посыпана подъездная дорога, карета начала огибать Бэньярд-Холл, чтобы подъехать к нему сзади. Аллегра закусила нижнюю губу. Сколько она ни смотрела, как ни вглядывалась в каждую деталь, перед ней был всего-навсего обыкновенный помещичий дом – красивый, старинный, безмятежный. Знакомый, но какой-то далекий из-за разделившего их времени, он не пробуждал мучительных воспоминаний. При виде его ничто не отзывалось ни в сердце, ни в душе. Девушка знала только, что когда-то жила здесь, вот и все.
Аллегра не понимала, рада она этому или огорчена. Все эти годы именно воспоминания поддерживали в ней огонь ненависти – и теперь она вдруг почувствовала себя ограбленной. Но возможно, другая, более свежая память о страданиях, перенесенных в Каролине, укрепит ее решимость расквитаться с Уикхэмом. Она не должна забывать о своем долге перед теми, кого больше нет.
В огороженном дворике, примыкающем к двери, ведущей на кухню, гоготали гуси; когда карета остановилась, залаяли несколько привязанных неподалеку английских догов. Едва Аллегра сошла на землю, как открывший дверь кареты грум ухмыльнулся и громко сказал:
– Это еще что? Ну и грязнуля! Ну и рвань! – Увидев вышедшего вслед за Аллегрой Бриггса, он вопросительно поднял бровь: – А где же его милость?
– Возьми лошадь и поезжай к нему. Он ждет на постоялом дворе «Чертополох и роза».
Грум хохотнул:
– А он еще может усидеть в седле?
Бриггс бросил на него грозный взгляд и сердито буркнул:
– Ты осмелишься сказать это ему в лицо? Если нет, делай, что велено, и попридержи язык.
Не слушая извинений, которые неохотно пробормотал грум, Бриггс взял Аллегру за локоть и повел в дом.
Не успели они войти, как навстречу им тотчас поспешила пожилая женщина в накрахмаленном чепце. Губы ее были недовольно поджаты.
– Мистер Бриггс, я настоятельно прошу вас поговорить с его милостью. Мэрджери проплакала сегодня полдня после того, что лорд Ридли сказал ей нынче утром. Она говорит, что хочет уволиться.
Бриггс вздохнул:
– Ну так пусть увольняется. Мы наймем другую.
– Но она уже третья прачка за этот месяц.
Управляющий раздраженно крякнул.
– Миссис Ратледж, слуги – это ваша забота, не так ли? Неужели вы не можете подыскать такую прачку, которая не станет обижаться на безумный бред человека… – Он вдруг запнулся, спохватившись, что сказал лишнее. – Его милость иногда бывает не в себе, – продолжил Бриггс более спокойным тоном, – Сделайте так, чтобы слуги это поняли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50