В заявлении мальчика не было ничего, никакого секрета, но Гален почувствовал беспокойство. Возможно, и другие детали его соглашения с Церриксом свободно обсуждались в крепости.— Они говорили что-нибудь еще? — спросил он, поднимая голову и стараясь не выдать своих мыслей. Мальчик покачал головой.— Это правда? Ты обещал не убегать до весны?— Да. Для безопасности своих людей я должен был исключить возможность бегства и повторного плена. Я приказал им подчиниться мне и поклялся Церриксу. Пока легионы стоят на зимних квартирах это все равно бесполезно… — Он остановился, поняв, что мальчик все равно не слушает объяснений. — Дафидд, послушай меня. Я никогда…— А что с ней? — Синие глаза опять вспыхнули с осуждением и гневом. Он вытер скатившуюся слезу, оставив на бледной щеке грязный след. — Что с Рикой? Кто защитит ее и позаботится о ней, когда ты уйдешь? Или теперь, когда ребенок умер, тебя это больше не интересует? — Голос прервался, и он конвульсивно вздохнул. — Тебе был нужен он — он, а не мы!Слова мальчика резанули по живому. Руки Галена сжались в кулаки. Внутренний голос оказался прав! Рика тоже была права. Она предупреждала о растущей привязанности мальчика. И все же, как можно обвинять ребенка, когда сам виноват. Хоть и мимолетно, походя, но он тоже воспринимал их троих как одну семью.Дафидд был для Галена как бы связующим звеном, а мальчик видел в этой роли ребенка Рики. Отсюда и вопросы об отцовстве и о том, как мужчина делает женщину своей. Все, о чем он спрашивал в тот день, теперь обрело свое значение. Но как исправить положение, развенчать надежды, которые зародились и теперь разрушаются?— Дафидд. — Он поморщился, когда мальчик опустил голову, как бы отказываясь слушать. — Даже если бы ребенок Рики остался в живых, это ничего не изменило бы. Я давно сказал тебе, что я солдат и не могу позволить себе иметь дом и семью. У меня есть долг, обязанности… Когда настанет время, я должен буду уйти.Не поднимая головы, Дафидд ответил со слезами в голосе:— А как же мы? Тебе все равно? Гален вздохнул.— Нет, не все равно. Но я не имею права поддаваться чувствам. Первым делом для меня должна быть верность клятве, которую…— Дурацкой серебряной птице! — выкрикнул мальчик, подняв наконец голову. Глаза были полны слез. — Это нечестно.Гален потянулся к нему, но тот отшатнулся и вскочил на ноги. Гален остался сидеть. Лучше, если мальчик выскажется до конца, осознает неисполнимость своих желаний и неуемность фантазий.— Что нечестно? — спросил он мягко.— Все!Стиснутым кулачком размазывая слезы, текущие по щекам, Дафидд захромал прочь и уже в нескольких метрах от Галена выкрикнул последние слова:— Я ненавижу тебя.Гален поднялся, думая догнать его, но его остановил голос.— Пусть идет. Пора ему понять правду. Появление Рики было неожиданным, он повернулся и посмотрел на нее. В ярком свете солнца усталость и напряженность были еще более заметны. Рассеянный свет в тени под соснами скрывал круги под глазами и изможденность лица. Но и лесная тень не скрывала печаль.— Я думал, ты вернулась в постель, — сказал Гален неожиданно хриплым голосом. Он кивнул в сторону удаляющегося мальчика. — Как много ты слышала?Она плотнее запахнула накидку и посмотрела вслед Дафидду.— Достаточно.Гален вздрогнул, заметив слезы в ее немигающих глазах.— Ты ведь знаешь, я никогда не желал ему ничего плохого.— Я знаю. — На губах появилась грустная улыбка. — Один человек, который был очень добр ко мне, сказал, что время смягчит боль. Дай ему время, Гален. Все будет хорошо. Он поймет.— А ты?Вздрогнув, Рика глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть в темную глубину его глаз. Сердце ее дрогнуло.— Мне тоже нужно время, — прошептала она, — и тебе тоже. Глава 14 В потоке солнечного света, проникающего в хижину через открытую дверь, распущенные волосы Рики отливали чистым золотом. Длинные, почти до колен, они тяжелой волной падали ей на плечи. Обычно она заплетала их в косу, но сейчас почему-то не сделала этого.Рика присела, чтобы завязать ремешок сандалии. Ее лицо скрылось за покрывалом светлых волос, и Гален понял, в чем дело. Предстоящий поход на рынок будет первым ее появлением в крепости после рождения мертвого ребенка. Зная, что станет мишенью для всеобщего внимания и сплетен, Рика старалась отгородиться от любопытных глаз.Она выпрямилась и нервно пригладила платье. Она не носила это платье раньше. Во всю длину до колен, оно было покрыто узором из маленьких красных клеточек на розовом, цвета рассвета, и золотом, цвета полуденного солнца, фоне. Неподвязанное, свободно спадающее вниз, оно не скрывало ее стройной фигуры и ставшего теперь плоским живота. Даже тем, кто еще не слышал о ее потере, достаточно будет одного взгляда, чтобы понять, что она больше не носит ребенка.Рика встала, и Гален осторожно поддержал ее за руку.— Ты уверена, что у тебя хватит сил? — спросил он и отвел прядь волос со щеки, вглядываясь в округлое лицо цвета слоновой кости в поисках следов усталости или бледности.Рика, не отвечая, смотрела на него. Всякий раз, когда это происходило — когда она слышала эту теплоту в голосе и ощущала мягкое прикосновение руки, — будто луч света проникал в темноту, заполняющую ее душу. Рика и боялась этого чувства, и искала его.Она повернулась и потянулась за корзиной, стоящей у двери. Гален взял две тяжелые корзины, наполненные овощами и завернутыми в ткань головками сыра. Она поставила свою корзину на бедро и снова пригладила платье на животе.— Мы должны идти, — тихо сказала она, не отвечая на вопрос и избегая его взгляда.
Молчание, сопровождавшее его рассказ, сменилось гулом сердитых голосов. Маурик самодовольно улыбнулся, наслаждаясь наполнившими комнату шумом и спорами. Лица людей, сидящих вокруг, выражали все оттенки недоверия, удивления и гнева. На многих нахмуренных лицах он увидел жажду мести, ярость, заставляющую руки сжиматься в кулаки.С места выступающего, стоя посреди сидящих скрестив ноги членов Совета, он посмотрел на единственного из присутствующих, сохранявшего полное спокойствие.— Твое молчание многозначительно, мой король, — сказал Маурик, скрывая усмешку. — Неужели то, о чем я сейчас сообщил, наконец-то позволило тебе увидеть руины так называемого плана, или все же судьба наших людей не заставит тебя отказаться от безумной затеи?Не выказав никаких эмоций, человек, к которому он обращался, поднял глаза.— С самого начала, Маурик, ты противостоял мирному плану. Я хочу спросить тебя… может быть, именно твои личные пристрастия заставили тебя представить такое донесение? И поэтому оно необъективно?Маурик стиснул зубы, удерживая готовое вырваться проклятие. Понятно, чего хочет Церрикс: заставить Маурика выйти из себя и продемонстрировать членам Совета, насколько быстро его противник впадает в ярость и теряет контроль над собой, доказывая свою неспособность к управлению.— Должно быть, я ослышался, Церрикс. — Маурик скрипнул зубами и с трудом сглотнул. — Только глупец может подозревать меня и оспаривать мою честность, когда правдивость сказанного можно легко проверить. Кроме меня в разведке было еще восемь человек. Они тоже видели сожженные деревни и опустошенные поля. В горных жилищах наших братьев сейчас остались только старики, плачущие женщины и дети без отцов. Все боеспособные силы племен, живущих в долине Северна, истреблены, вырезаны римской армией, предводительствуемой тем человеком, — он сплюнул, — с которым ты хотел заключить мир!Церрикс посмотрел на плевок — темное пятно на глиняном полу около его правого колена. Как отец, не обращающий внимания на выходки капризного ребенка, он пожал плечами, намеренно не замечая демонстративного жеста.— Агрикола не начинал первым, — ответ звучал спокойно. Потом, отведя глаза от стоящего перед ним человека, он перевел его на сидящих в круге людей. Если члены Совета почувствуют в нем хоть намек на сомнение или нерешительность, они могут отменить план. Церрикс по очереди посмотрел в глаза каждому, говоря спокойным и уверенным тоном. — К тому же действия римского наместника не были неожиданными. Еще в начале прошлой луны до нас доходили слухи о возможном акте возмездия римлян против тех племен, которые посылали воинов или способствовали атаке на кавалерийский форпост. Агрикола покинул равнины и двинулся в горы, чтобы провести эту операцию. Именно разговоры об этой кампании привели Маурика и его разведывательный отряд в долину Северна полторы недели тому назад…— Возмездие… операция… проведение кампании… — ворчливо произнес один из членов Совета. — Хочу тебя предупредить, Церрикс. Перестань прикрывать поступки агрессоров приятными словами. Они только скрывают действительность подобно ведьме, одетой в золотую мантию. Снаружи все может выглядеть вполне пристойно, но под пышным нарядом по-прежнему кроется уродство.Старейшины одобрительно загудели. Церрикс понимающе и с уважением кивнул.— Приношу свои извинения, Берек. Я не собирался маскировать отвратительную месть Рима. И все же должен напомнить — наши братья сами избрали свою судьбу. Своей атакой на кавалерийский лагерь они послали открытый вызов Агриколе. Путь войны — это их собственный выбор.— А каков наш путь? — спросил кто-то. — Мы должны понять мотивы, толкающие нас на этот путь, тогда мы будем уверены в его правильности. — Седовласый человек напротив Церрикса широко развел руки и оглядел членов Совета. — Может быть, мы в своих решениях руководствуемся трусостью стариков, чьи сердца уже не могут биться с энергией юности? И мы припали к этой надежде, как младенец к материнской груди, потому что так нам спокойнее? Или же мы действительно полагаем, что этот план — единственная надежда на выживание наших людей и на сохранение нашей чести?— Довольно! — раздался раздраженный голос третьего участника, видно, потерявшего терпение. — Мы уже обсудили это и вынесли решение. Как заявил Церрикс… и мы знаем из слов самого Агрикольг, что он выступит против тех, кто поднимет знамя восстания. Вопрос в другом — должны ли мы позволить, чтобы эмоции заслонили здравый смысл. Должен ли акт насилия над нашими братьями отвратить нас от заключения мира с Римом?— Я не согласен. Вопрос в том, благоразумно ли продолжать доверять стремлению Агриколы к этому миру? — Церрикс встал, чувствуя на себе взгляды присутствующих, удивленных его неожиданным ответом. Своими словами он, казалось, поддерживал идею войны. Но ведь он — король и должен вести себя как король. Совет мог предостерегать и советовать, но править мог только он.— Правильно ли я услышал, Церрикс? — Берек, старейшина, который только что критиковал его, откинул голову и смотрел на него проницательным взглядом. Тридцать лет тому назад Берек был великим воином, и хотя его тело поддалось разрушительному воздействию времени, ум оставался острым, и советы были мудры. Его слова имели в Совете наибольший вес. — Ты сомневаешься? Или ты предлагаешь опередить Агриколу? Если он решит нарушить свое слово и предпримет действия против тех племен, которые не участвовали в мятеже, мы должны ударить первыми?— Нет. Но не рассмотреть всех возможностей было бы глупо. — Церрикс опять обернулся к Маурику. — Где сейчас войска Агриколы?В глазах его противника светилось «торжество.— Мы следовали за ними до форта, который лежит в верховьях устья реки Ди…— Дэва…— ..Откуда пришел захваченный патруль, — уточнил голос другого старейшины.За этими замечаниями крылось подозрение. Каждый присутствующий хорошо понимал важность именно этого лагеря римлян. Дэва находилась совсем близко от их родных гор. Хорошо проведя разведку и выслав передовые отряды, войско Агриколы могло достичь горной крепости через пять дней. А знание секретных речных переправ и тайных горных троп могло сократить этот срок до трех дней.— Может быть, твое неизменное доверие к этому бронзовокожему центуриону незаслуженно? — предположил один из старейшин с фальшивым сочувствием. — Может быть, Агрикола с самого начала планировал именно так? Пока его солдаты очищают свои мечи и щиты от крови ордовиков, готовясь к новой резне, он ожидает побега и возвращения своего посла!Прежде чем Церрикс успел ответить, снова заговорил Берек.— В свете известных нам фактов необходимо рассмотреть такую возможность. Но сейчас меня грызет другая мысль. — Глаза старого воина остановились на стоящем Маурике. — Маурик, мне кажется странным твое молчание. Краткость ответа на последний вопрос Церрикса слишком отличается от полного живописных деталей рассказа. Почему ты не пытаешься раздуть искры подозрения, тлеющие в нас? Ничто не укрепило бы больше позиций военного пути и твои притязания на королевский титул, чем свидетельство, о намерениях Агриколы вторгнуться в пределы наших гор. Конечно… такое свидетельство не может быть предоставлено, если оно не существует.— О чем ты говоришь, Берек? — Хриплый голос Маурика прозвучал громко во внезапно затихшей комнате.Церрикс улыбнулся. Он понял, чего хотел старик, и повернулся лицом к противнику.— Я думаю, Берек говорит о том, что ты не закончил свое донесение. Я еще раз спрашиваю тебя, Маурик. Где находится Агрикола и его легионы сейчас?Ненависть наполнила глаза Маурика.— Я советовал бы тебе быть не слишком самодовольным, мой король. Факты говорят сами за себя. Пять дней тому назад Агрикола покинул стены Дэвы во главе кавалерии и пехоты.— В каком направлении?— На северо-запад, следуя вдоль реки к морю. Прячась по ущельям и склонам, мы могли следить за ним незаметно. Достигнув побережья, он повернул к югу и направился к проливу Менаи и острову Мона. Чтобы удостовериться, мы шли по пятам еще один день.Церрикс немного помолчал, обдумывая информацию Маурика. Остров Мона давно был форпостом сопротивления римскому правлению. Его жители с успехом использовали свое изолированное положение и сохраняли свободу. Жрецы Моны спровоцировали бунт и поддерживали его морально. Поэтому и зернохранилища острова обеспечивали провиантом тех, кто поднял свой меч в мятеже против Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39