— Там же целый большой мир. Разве тебе не хочется его узнать? В твоем возрасте я был готов проглотить его весь!
Тони ощущала его презрение. Она боялась, что он считает Антони Лэмба бесхарактерным, лишенным всех подобающих мужчине качеств. Внезапно ее охватил азарт. Если на то пошло, она, черт возьми, покажет, какой из нее мужчина!
Войдя в дом, Тони позвонила мистеру Бэрке и, многозначительно посмотрев, сказала:
— Помогите уложить вещи. Я уезжаю в Лондон. Роз, словно молоденькая девушка, порхала вокруг Адама Сэвиджа. Когда Тони с мистером Бэрке скрылись наверху, Адам доверительно поведал Роз:
— Леди Рэндольф, думаю, мне удалось рассеять болезненную меланхолию Антони. Он согласился поехать в Лондон, чтобы помочь мне выбрать обстановку для моего нового дома в Грэйвсенде.
Роз опасалась, не заставил ли Сэвидж Антони силой, но, зная увлечение внучки Эденвудом, сразу же отбросила подобную мысль. Правда, крайне предосудительно ехать с ним одной, но этого не избежать, не вызвав подозрений.
— Вы, разумеется, останетесь к обеду, — стараясь выиграть время, предложила Роз.
— Спасибо, — рассеянно ответил он, думая о чем-то другом. — Леди Рэндольф, для семнадцатилетнего юноши Антони кажется очень неискушенным в жизни.
Роз прикусила губу:
— Знаете ли, близнецы на этот сезон собирались ехать Лондон, но, когда мы получили весть о Расселле, вопрос отпал.
— Лорд Лэмб становится мужчиной, и я по опыту знаю что молодым жеребчикам очень полезно перебеситься, до того как на них лягут обязанности мужчины. Поскольку Расселл назначил меня законным опекуном Антони, я несу за него большую ответственность.
— Это достойно восхищения, мистер Сэвидж. Уверена что с вами ему не грозит никакая опасность. — Роз так совсем не считала. Никогда еще она не встречала такого искушенного в жизни человека. Она вздрагивала при мысли о том, чему он может научить Антонию. Боже, ну и переплет! — А вот и мистер Бэрке. Предложите, пожалуйста, мистеру Сэвиджу что-нибудь выпить перед обедом. А я поднимусь на минутку наверх передать Антони поручения для прислуги в городском доме.
— Ах, Роз, я надеюсь, что выдержу. Это самый властный человек на свете, навязывает свое мнение буквально обо всем, чем может довести до бешенства. Он считает, что мое воспитание сильно запущено, или, точнее, горит желанием учить лорда Лэмба. Я намерена впитывать все как губка. Он начал, не имея ничего. Все, что у него есть, он заработал собственными руками.
— Прекрасно, — поддразнила Роз, — и, разумеется, ты уже ешь с его рук.
— Неправда! Я была с ним вполне груба. Сказала прямо в лицо, что он безучастен к моей боли и что я его презираю.
— И как он реагировал? — тихо спросила Роз.
— Он сказал, что нам придется терпеть друг друга. Было бы неплохо, если бы через пару дней ты подъехала в город.
— Верно, милая, это блестящая идея. Знаешь ли, довольно предосудительно оставаться с ним наедине.
— Да нет же, Роз, ничего особенного. Он принимает меня за мужчину, ну, если не за мужчину, то за юнца, по правде говоря, зеленого юнца.
— Но ты не мужчина, а женщина, а Адам — самый эффектный мужчина, которого нам с тобой довелось увидеть в жизни.
— Мой Бог, что верно, то верно, у этого мужчины все на месте. Выходит, и тебе не устоять перед его чарами?
— Я старая женщина. А ты, милая, весьма уязвима. Берегись увлечься и поддаться его чарам. Не думаю, что твоя мать выпустила его из своих рук.
Антонию шокировали слова бабушки. Она попыталась поставить себя на место Роз, потом на место матери посмотреть на Сэвиджа их глазами. Его мужественное лицо, казалось, было вырублено из самого темного дерева. Его длинные иссиня-черные волосы вились непослушными локонами, вызывая у женщины желание развязать кожаный ремешок и пробежать по ним пальцами. Тони хотелось их взъерошить и узнать, какие они — шелковистые или жесткие, как проволока. Грубые черты лица крупный нос, выдающиеся скулы, прямой, четко очерченный, упрямый подбородок.
Высокий, могучего телосложения, широченные плечи, ноги будто молодые дубки. Сильные, загорелые и необычайно красивые руки. Его окружала аура непоколебимой уверенности в себе, которая, как она знала, не приходила с богатством, а исходила от самого человека. С первого взгляда чувствовалось, что он упрям, решителен, тверд, своенравен, непреклонен, вынослив и строптив. В довершение всего он был греховно привлекателен. Она подозревала, что он жесток и при этом опасен. Больше всего обращали на себя внимание его холодные голубые глаза, так необычно выглядевшие на его смуглом лице. Он мог одним взглядом приковать человека к месту.
Она тяжело вздохнула, поняв, что в глазах женщины любого возраста он был потрясающе, опасно соблазнителен, и подозревая, что дурочек, поддавшихся чарам этого мужчины, было бессчетное множество.
Глава 14
Уже смеркалось, когда двое всадников добрались до Эденвуда. Тони еще не видела дом в завершенном виде, и у нее захватило дух от восхищения. В голове промелькнула мысль, что скажет Адам Сэвидж, когда увидит счета за роскошный импортный мрамор, расписанные вручную кафельные плитки и все другие предложенные ею дорогостоящие пристройки и дополнения. Затем беззаботно пожала плечами. В конце-то концов эти идеи принадлежали Антонии, и вряд ли он станет винить лорда Лэмба.
В просторной конюшне с фонтанчиком для пойки лошадей посередине стояла великолепная пара ездовых лошадей одинаковой масти. Для лошадей, на которых они приехали, оставались десятки пустующих стойл. Тони благодарила свою звезду, что научилась ухаживать за лошадью. Сэвидж считал, что мужчина должен прежде позаботиться о коне, а потом уж думать о себе.
У парадного входа их встретило экзотическое существо в шелковом светло-лиловом сари. В руках охапка стройных синих ирисов из сада. Изящно присев, она застенчиво улыбнулась:
— Добро пожаловать домой, хозяин. Эденвуд похож на дворец. Цветы необычные, но смотрятся прекрасно.
Сэвидж, улыбнувшись в ответ, поднес к губам изящную ручку.
— Это Киринда, Тони. Иногда мы зовем ее Цветком Лотоса.
Он украдкой следил за реакцией Тони при виде прелестной молодой женщины, отметив про себя, что тот не отрывает от нее любопытного взгляда. Адам незаметно улыбнулся. Если бы Тони остался безразличен к такой соблазнительной представительнице женского пола, тогда парень был бы просто ненормальным.
Начинающийся снаружи светлый мраморный пол вел в величественный вестибюль. При виде Адама скворец, подняв хохолок, проверещал:
— Сэвидж! Дикарь! Грешник! Искуситель!
— Это Рупи, — познакомил Адам.
— Дайте подумать, — рассмеялась Тони. — Это — цена, которую вы за него отдали.
— Форменный грабеж, — кивнул Сэвидж. Киринда стала зажигать свечи и лампы от длинного вощеного фитиля. Она двигалась так бесшумно и грациозно, что смотреть на нее было одно удовольствие. На освещенном молочно-белом мраморе заиграли тонкие золотые прожилки. Джеймс Уайатт выбрал что надо.
— Ни одного бенгальского тигра, — заметила Тони. — А я-то думал, что все англичане, побывавшие в индийских владениях, — заядлые охотники.
Сэвидж поднял на нее холодные голубые глаза.
— Я охочусь, когда нужно. Не ради трофеев. Вперед выступил туземец в ослепительно белых одеждах и ярко-красном тюрбане. В рунах серебряный поднос с двумя бокалами.
— Этот человек — моя правая рука. Джон Булль, я хочу познакомить тебя с лордом Антони Лэмбом.
— Добрый вечер, Превосходительство, добрый вечер, милорд. Я много лет мечтал приехать в любимую вами страну. Для меня большая честь познакомиться с лордом Английского королевства, — произнес он, касаясь тюрбаном колен.
— О, пожалуйста, Джон Булль, не кланяйся мне. Это я склоняюсь перед тобой. Ты намного воспитаннее меня.
— Воспитаннее? — переспросил пораженный тамил. Сэвидж внимательно наблюдал за лордом Лэмбом, но не заметил ни капли высокомерия. Тони говорила абсолютно искренне.
— Английский — не твой родной язык, однако ты овладел им в совершенстве. Джон Булль сиял.
— А твоя жена — самая очаровательная из дам, которых я когда-либо встречал. Джон Булль нахмурился. Сэвидж расхохотался:
— В обоих случаях ты попал пальцем в небо.
Не обращая внимания на замечание Сэвиджа, Джон Булль стал ему выговаривать:
— Мы вас не ожидали, Превосходительство. Еда, которую я приготовил, годится для вас, но непригодна для лорда королевства. Кроме того, у нас не хватает кроватей.
— Черт побери, Джон Булль, ты со своими церемониями хуже накрахмаленной рубашки. Нам с Тони плевать и на еду, и на кровать. Будем спать на полу. Считайте, что Тони — один из нас. Где Джеффри Слоун?
— Ваш секретарь очень занят с бумагами. Он наверху, в библиотеке. Я не хочу бросать свою тень на его характер, Превосходительство, но должен вам сказать, что он платит любую цену, какую запрашивает купец за свой товар.
— Спасибо, что поделился со мной, Джон Булль. Тони, располагайся как дома. Я на минутку поднимусь поговорить с секретарем, а потом мы совершим большую прогулку.
— Вы должны извинить моего хозяина. У него сильная нелюбовь к формальностям, но я встречался с вашей матерью и думаю, что мэмсаиб была бы возмущена, если бы узнала, что Леопард считает, что вы будете спать на полу.
— Я не видел мать больше десяти лет. Как она? — с грустью спросила Тони.
— О, очень-очень красивая. Как английская королева.
Тони улыбнулась. Ясно, что Джон Булль не видел королеву. Однако из его слов она поняла, что легендарная красота матери не подлежит сомнению.
— Почему ты зовешь его Леопардом?
— Так его зовут все на Цейлоне. Его плантация называется Прыжок Леопарда.
— Как интересно! Ты мне расскажешь о ней, Джон?
— Постараюсь, Светлость, но если говорить, то ваша страна много интереснее.
— Мы будем рассказывать друг другу. У меня на Керзон-стрит есть книги, которые тебе понравятся. Джон Булль смущенно отвел взгляд.
— Я произвел очень плохое впечатление на Керзон-стрит. Назвал вашу миссис Хогг женщиной-свиньей.
Тони зашлась от восторга:
— После твоих слов действительно кажется, что в ее облике и манерах есть что-то от свиньи. Иногда люди бывают похожими на свои имена, как, скажем, Цветок Лотоса. Извини, что я принял ее за твою жену.
— Лотос — это просто водяная лилия, — пренебрежительно отозвался он. — Она телослужительница хозяина.
Тони покраснела из-за своей недогадливости. Вот дурья голова! Экзотическое создание — наложница Адама Сэвиджа! Она почувствовала необъяснимый укол ревности, не в силах оторвать глаз от легкой винтовой лестницы. Вот вам еще один, кто соответствует своему имени — Дикарь.
Когда Сэвидж спускался по лестнице, она поняла, почему его люди называли его леопардом, и вдруг застеснялась. Инстинктивно обернулась к Джону Буллю:
— Может быть, это и не так уж много, предлагаю тебе свою дружбу.
— О, Светлость, для меня она не имеет цены!
— Он хочет сказать, бесценна, — тихо поправил Сэвидж, весьма признательный молодому Лэмбу за терпимость и отсутствие предрассудков.
Тони весело рассмеялась:
— Никогда не думал, до чего же нелеп английский язык. Эти два понятия должны быть синонимами.
— Пока еще достаточно светло, можно посмотреть парк. А экскурсию по дому отложим до завтра. Не хочется пропустить ни одной детали.
Сэвидж повел по парку, где уже были аккуратно разбиты дорожки и клумбы. Они прошлись по усеянной маргаритками траве, которая скоро превратится в стриженые газоны. Подошли к тисовой рощице, через которую была проложена тропка.
— Замечательно, — отметил Адам. — Как я скучал там по этим деревьям!
— Но и на плантации одни деревья, — возразила Тони.
— Ты меня не понял. В индийских владениях растут великолепные деревья. Красное дерево, черное дерево, тик, атласное дерево. Ради них я прежде всего и поехал. Потом на плантации мы сажаем эвкалипты и другие деревья, чтобы затенить нежные чайные кусты. Я хотел сказать, что скучал по английским деревьям.
С другой стороны тисовой рощицы перед ними раскинулось небольшое озеро. По поверхности скользила пара черных лебедей. У Тони захватило дух от красоты.
— На Цейлоне так же красиво, как здесь?
— Так же красиво, только там своя, экзотическая, дикая красота.
Сумерки сгущались. Повсюду появились глубокие тени. В озере отражались темно-синее небо и черные деревья. В вечерней тишине слышалось лишь кваканье лягушек да еще вдали, за густыми деревьями, плеск воды в Темзе. Внезапно над водой раздался пугающий зов кваквы, и оба одновременно подняли головы, пытаясь разглядеть птицу.
В темноте раздавался низкий голос Адама. Антонии пришло на ум сравнение с темным бархатом.
— В Прыжке Леопарда я приходил в сумерках на край озера и смотрел, как день превращается в ночь. Когда садится солнце, из прохладной воды выходят дикие буйволы. Их встречает сердитое верещание обезьян, усыпавших ветви деревьев. Над водой вьются тучи москитов. Рыбы, выпрыгивая из воды, кормятся ими и в свою очередь становятся добычей крокодилов. Обезьянки до того нахальны, что подбираются вплотную к пресмыкающимся, рискуя попасть им на ужин. Иногда так и случается. Ночных бабочек больше, чем дневных. У некоторых крылья шириной с фут. Ночные запахи до того пьянят, что можно лишиться чувств… жасмин… камфара… гранат. Воздух наполнен музыкой ночи — шорох миллионов крыльев летучих мышей, леденящий кровь вопль шакала, глухое урчание камышовых котов. Если хватало терпения дождаться восхода луны, то часто можно было мельком увидеть приходящего на водопой леопарда. Они обладали поразительной способностью возникать ниоткуда и так же в мгновение ока исчезать.
Нарисованная Сэвиджем яркая картина сказала Тони, как глубоко он любил Цейлон.
— Вы скучаете по нему.
— Да, но далеко не так, как скучал по Англии. Это был момент, полный волшебства. Адам перенес ее с собой в другое время и другое место. Казалось, они были одни во всей Вселенной. Тони так сильно хотелось чтобы он коснулся ее, что она лишилась сил. Он стоял чуть позади нее, и ей хотелось прислониться к нему спиной ощутить его силу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67