Я поднялась с земли, и побежала назад, неслась без оглядки, сдерживаемая только страхом налететь в темноте на скалу. Я знала, что не успею добежать до Холла до наступления сумерек.
Когда я добежала до дома, было уже почти темно. Когда я вошла в прихожую, миссис Пендавс в тревоге рассматривала меня с верхней площадки лестницы.
— Слава Богу, Вы живы! Идите сейчас же в кабинет и скажите Его Светлости, что Вы вернулись. Он в ужасном состоянии. Он уже собирался послать людей на поиски.
— Ну что Вы, с чего бы это? — спросила я, стараясь, чтобы она не разглядела мокрого пальто. — Я не намного опоздала.
Она пожала плечами.
— Я ему говорила. И то, что у Вас есть голова на плечах и Вы не станете рисковать, но он уверен, что случилось худшее.
Меньше всего мне хотелось сейчас видеть лорда Вульфберна. Я надеялась, что разговор будет коротким.
Дверь в кабинет была открыта, виден был горящий в камине огонь. Кто-то двигался в комнате — тени плясали по стенам. Я легко постучала, услышала разрешение войти.
В дверях остановилась, намереваясь тут же уйти. Лорд Вульфберн натягивал пальто, движения были нервны, отрывисты. Раздался треск рвущейся ткани. Я подумала, что в спешке он разорвал подкладку. Но он был не один. У стола стоял Уилкинс — губы плотно сжаты, в каждой руке фонарь. Кастор и Поллукс выжидательно смотрели на хозяина, ожидая команды. По атмосфере, царившей в кабинете, можно было подумать, что меня считают мертвой или тяжело раненой.
— Простите, милорд, — сказала я. Оба мужчины резко повернулись.
— Миссис Пендавс сказала, что Вы почему-то беспокоитесь обо мне и посоветовала сообщить, что я вернулась, — я говорила спокойным бесстрастным тоном, стараясь показать своим поведением, что его волнения необоснованы.
Лорд Вульфберн смерил меня уничтожающим взглядом.
— Вы знаете, который час?
— Думаю, около шести.
В этот момент часы на камине начали бить, доказывая, что я была права.
— Уилкинс, можете вернуться к Вашим обязанностям, — сказал он, подавляя желание ответить мне резко. И, обращаясь теперь ко мне, произнес:— Мисс Лейн, будьте любезны задержаться на несколько минут.
Я подумала, что лучше было бы извиниться, сославшись на срочное дело, и вернуться позднее, переодевшись в сухое платье. Но его гневные взгляды пригвоздили меня к полу.
Уилкинс осклабился, проходя мимо. Из-за меня его хотели нагрузить лишней работой, и это случалось уже не в первый раз. Я подумала, что он радуется, что мне сделают выговор. Я вступила в комнату, он вышел, довольно громко хлопнув дверью.
Лорд Вульфберн тут же набросился на меня.
— Как Вам не стыдно поднимать на ноги весь дом из-за своей глупости?! — кричал он, не пригласив меня сесть и не давая рта раскрыть.
— Миссис Пендавс не выглядит очень расстроенной, — сказала я резко. — И вернулась я не намного позднее обычного. Самое большое — полтора часа. Но я ведь гуляла одна, без Клариссы.
— Которая лежит больная, расспрашивает о Вас всех слуг и просит прийти к ней, как только Вы появитесь.
Я почувствовала себя виноватой, но он именно этого добивался.
— Вы же сказали, что ей дали снотворное, я поняла, что она будет спать до позднего вечера. И если она расстроена, это потому, что Ваш страх передался ей.
— А как же было не волноваться? Наши туманы в сочетании с Вашей неопытностью и незнанием местности могли привести к несчастью.
Я не понимала причины его чрезмерного страха и не собиралась терпеть выговора из-за его же паникерства.
— Может быть, я и задержалась, но не уходила слишком далеко и не теряла башни из вида. Еще целый час можно было не беспокоиться. Холл хорошо был виден издали. Если бы Вы выглянули в окно, то поняли бы, что мне не трудно было вернуться.
— Как я мог знать…
Он не закончил вопроса и снова сердито посмотрел на меня.
— Как Вы могли знать что?
Он еще минуту смотрел на меня. Затем злость его прошла, он устало опустился в кресло, уронил голову на руки и опустил плечи.
— Вы же не подумали, что я сбежала из дома? Он поднял голову.
— Почему нет? Вы же убежали от меня вчера, не так ли?
— Но только в свою комнату.
— В то время Вы не могли далеко убежать. Сегодня я надеялся, что Вы поймете — Ваша паника была беспричинной и Вам нечего меня опасаться. В другом Вы всегда проявляете стойкость и самообладание, что же заставляет Вас пускаться в бегство при моем малейшем приближении? Скажите, у Вас не было намерений уйти насовсем?
Я могла соврать. Именно это я собиралась сделать сначала и ничего большего не хотела, как только избавиться от этого дома и тех непомерных требований, которые мне здесь предъявлялись.
Которые он ко мне предъявлял.
Он молча ждал.
— Так, значит, я не ошибся?
— Не совсем ошиблись. Убежать было легче, чем вернуться, но я не могла оставить Клариссу.
— А меня?
Я промолчала.
— А меня? — повторил он.
Я бросила взгляд на его пальто, доходившее почти до ботинок, на бледность лица, выделявшегося белым пятном поверх воротника, на впавшие щеки, выступавшие скулы и прикованные ко мне внимательные глаза.
Это было странное лицо — лицо хищного зверя, знающего, что такое голод и лишения. Зверя, приготовившегося к прыжку и понимавшего, что промахнуться — значить умереть с голоду.
Но это был иной голод, чем потребность в пище. Я хорошо была знакома с голодом этого сорта, когда одиночество кажется намного тяжелее, чем плохая пища и грубая одежда.
Мне захотелось зарыдать, я закрыла глаза. Это было поражение. Если у меня хватило сил отказать ему в том, что он просил, то продолжать отказывать себе я не могла.
Я почувствовала, как его рука обняла меня за плечи и притянула к себе. Я не вырывалась из его объятий. Прижавшись к колючему воротнику пальто, я прошептала: «И Вас тоже».
Глава 14
Моего признания оказалось достаточно. Он больше ничего не спрашивал и не просил. Нам обоим было ясно, что мое сопротивление сломлено. Он сразу преобразился: походка стала легкой, в глазах, когда он смотрел на меня, появился особый блеск, голос звучал мягко и нежно.
Он не спешил проявить большую интимность, но дал мне возможность привыкнуть и разобраться в собственных чувствах, которые вдруг начинали захлестывать меня в самые неподходящие минуты.
По его настоянию я стала называть его Тристан, когда мы оставались одни. Сначала я боялась, что могу ошибиться и назвать его по имени в присутствии других людей. Но дни шли, и я сделала открытие, что мне легче называть его наедине официально, чем по имени. Несколько раз ему пришлось напоминать мне, что наедине я не должна употреблять его титул.
— Мне кажется, что для Вас мой титул еще один щит, которым Вы защищаетесь, — сказал он однажды, после того, как я по ошибке произнесла «милорд» четыре раза в течение часа. Он мягко пожурил меня.
Я сказала: «Простите, ми… Тристан».
Он обиженно насупился.
В остальном наши отношения развивались мирно. Кларисса быстро поправилась от болезни, но, зная с каким рвением она отдается занятиям, я настояла на том, чтобы отложить их еще недели на две. Вместо уроков я читала ей книги в моей гостиной или рассказывала о ее кузине Анабел. И мы больше времени проводили на воздухе, гуляя на болотах.
Однажды — это было в ноябре — выдался погожий солнечный денек, и я решила, что будет неплохо совершить прогулку к Браун Джелли, где еще остались каменные жилища древних обитателей Корнуэлла. Они полукругами лепились к высокой круглой скале севернее Холла. Путь предстоял неблизкий, но я решила взять корзину с едой и устроить что-то вроде маленького пикника.
Идти нужно было около трех миль, я бы не решилась на такой поход в жаркий полдень или к вечеру. Но Кларисса уже чувствовала себя хорошо, физически ей было нетрудно пройти такое расстояние, а впечатлений, по моим ожиданиям, она должна была получить много.
Она пришла в восторг от моего предложения.
— Это не очень далеко. Мисс Осборн, когда жила в Холле, ходила туда и обратно пешком в один из своих свободных вечеров. Она говорила, что провела там добрых два часа, исследуя эти жилища.
— Удивительная женщина, — ответила я. — Но мы не будем утомлять себя исследованиями, а просто хорошо проведем время.
Снова мне напомнили о мисс Осборн и заставили подумать о том, где она могла находиться.
Мы с Клариссой не спеша пересекли болото, останавливаясь время от времени, чтобы отхлебнуть глоточек имбирного лимонада, который миссис Пендавс заботливо положила в нашу корзинку с провизией. Вдалеке показались две овечки, мирно пощипывавшие травку около одной из ферм.
Кларисса молча рассматривала их, сидя на большом камне и болтая ногами. Внезапно она спросила:
— Как Вы думаете, они одиноки?
— Надеюсь, что где-то поблизости есть и другие овцы, — ответила я. Это был привал. Я лежала на траве, положив голову на этот же камень, и любовалась проплывавшими по небу облаками.
— Но, может быть, другие овцы не любят их и не приходят в гости.
Я подняла голову и посмотрела на нее, но она отвела глаза.
— Даже если и так, они не скучают друг с другом, — я пыталась убедить ее.
— Вы думаете, им достаточно общества друг друга?
— Если нет никого другого, то, наверное, достаточно. Может быть, это даже укрепляет их дружбу и делает их необходимыми друг для друга.
Она подумала, потом согласно кивнула головой. Я надеялась, что на этом разговор об одиночестве закончится, но не прошло и минуты, как она спрыгнула с камня и присела на корточки возле меня.
— А если что-то явится и причинит им вред? — снова спросила она.
Я улыбнулась.
— Тогда фермер или его собаки прибегут на защиту.
— А если сам фермер захочет их обидеть? Что они тогда будут делать?
— Зачем фермеру их обижать? — я была удивлена поворотом нашей беседы. — Ему овцы нужны, чтобы стричь шерсть и… и он их оберегает.
— Может быть, он изменился и не может не быть жестоким. Что-то могло изменить его.
— Чепуха! Фермеры не меняются.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Я села, положила бутылки обратно в корзину. Чем скорее мы оставим овец позади, тем быстрее Кларисса забудет о своих меланхолических мыслях. Так я, по крайней мере, надеялась. Я-то уж не могла их выбросить из головы. Мне казалось, что говоря об овцах, она думала о своих трудностях. Хотя раньше она никогда не говорила на эту тему, ее не могло не огорчать, что мы больше не видимся с Пенгли и их друзьями.
Но ее рассуждения об изменениях фермеров мне были абсолютно не понятны, хотя я припомнила, что однажды, когда мы находились у развалин, она сказала то же самое. Может быть, она заметила, как ее отец стал проявлять повышенный интерес ко мне, и решила, что он перестал ее любить?
Надо было убедить ее в обратном.
Кларисса прервала мои размышления.
— Вам нравится жить в Холле, Джессами?
— Я бы не хотела жить в другом месте, — ответила я, чувствуя, как волна счастья охватила меня.
— Даже в Лондоне?
— Особенно в Лондоне.
— Мне казалось, что Лондон — прекрасное место.
— Корнуэлл гораздо лучше.
— Но дядя Генри так любил Лондон, что даже не хотел навещать нас. Так папа говорил.
— У нас, видимо, разные вкусы.
Ее красиво очерченные брови сомкнулись на переносице, образовав линию — так напряженно она думала — и она стала еще больше похожа на отца, только в женском варианте.
— Мне кажется, что он ошибался.
— В том, что предпочитал Лондон? Да, я согласна с тобой.
Она отрицательно покачала головой.
— Не дядя, я говорю о папа. Я думаю, что он ошибался относительно дяди Генри.
— В самом деле? — переспросила я, удивленная серьезным выражением ее лица.
Она кивнула.
— Я думаю, что он не приезжал не потому, что любил Лондон, а потому, что ненавидел Вульфбернхолл.
Я не была готова ответить на это замечание. Но она была не единственным ребенком, которого интересовал вопрос, почему покойный лорд Вульфберн никогда не навещал своего поместья. Тот же вопрос задавала себе я десять лет тому назад.
Я почувствовала облегчение, когда мы достигли склонов Браун Джелли. Здесь, как я полагала, можно будет привлечь внимание Клариссы к более приятным вещам. Так и случилось. Полчаса она весело взбегала на скалистый холм и сбегала вниз, беззаботно смеясь и подзадоривая меня, чтобы я не отставала.
Мне едва удалось уговорить ее сначала немного перекусить. Миссис Пендавс дала нам много всякой всячины, а на пещеры оставалось достаточно времени.
Мы вынули из корзины паштеты, пироги с мясом и овощами, которые корнуэлльские горняки любят брать с собой в шахты. Они были очень сытные, Кларисса не съела и половины и объявила, что больше не хочет. Это, однако, не помешало ей выпить полбутылки имбирного лимонада и съесть два пирожных.
— Боже, хорошо, что никто не видит, сколько ты ешь. А то никто бы не поверил, что имеет дело с маленькой леди.
— Вы съели весь свой паштет, — отпарировала она. — И у нас было шесть пирожных, а осталось только два.
— Но я ведь не леди, а просто гувернантка, на меня никто бы не обратил внимания.
Я нарочно взяла еще одно пирожное и расправилась с ним за один присест. Кларисса упала на траву, катаясь от смеха. Я была рада слышать ее счастливый смех, за это не жалко было поступиться гордостью.
Судя по расположению солнца, было еще около полудня. Облаков было мало, и я не придавала им значения. Не торопясь, стряхнула крошки с тарелок и положила посуду в корзину. Кларисса свернулась калачиком рядом, наблюдая, как воробьи подбирают крошки. Потом ей надоело, и она попросила разрешения отойти посмотреть на каменные хижины.
Я кивнула.
— Но не уходи далеко, я не должна терять тебя из виду, — предупредила я.
Она встала, вспугнув стаю птиц, и побежала к каменным жилищам, посмотреть на которые было целью нашей экспедиции. Я свернула салфетки, тоже убрала их в корзину и последовала за ней неторопливым шагом.
Осматривать каменные хижины было все равно, что перенестись на два тысячелетия назад. Дух далеких предков, казалось, еще витал вокруг, подобно тому, как их гранитные жилища заполняли склоны Браун Джелли. Было такое впечатление, что стоит обернуться — и увидишь неясные тени, бродящие по этой призрачной деревне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35