– Думаю, это от того, что нам предстоит, от нервного возбуждения, от забот, чтобы все было сделано вовремя. Я так беспокоилась о том, что фага не прибудет к сроку, когда нужно будет делать фотографию. А теперь началась эта вьюга, и вдруг фотограф не сможет добраться сюда из Денвера? – Она отошла назад, смахнула одинокую слезу и сказала в пол между ними. – Думаю у меня то, что раньше или позже случается со всеми невестами, – последний приступ нервозности.
– Просто ты слишком много работаешь, – посочувствовал Дэвид. – Магазин, свадебный прием, подготовка к церемонии и к нашему путешествию. Все это не так уж необходимо. Я уже говорил это тебе.
– Да, знаю, – жалобно проговорила Абигейл, чувствуя себя по-дурацки из-за проявленного расстройства, – но у женщины бывает только одна свадьба, и она хочет, чтобы она прошла как следует.
Дэвид обвил ее плечи рукой и повел на кухню.
– Но у большинства женщин есть мамы, сестры и тетки, которые берут на себя всю нагрузку. А для тебя одной работы слишком много. Только не перетрудись, Абигейл. Я хочу, чтобы ты в субботу чувствовала себя хорошо и счастливо.
От его заботы Абигейл почувствовала себя немного лучше, но ей было очень трудно забыть, что где-то в ночи ходит Джесси Дюфрейн, и если бы Дэвид заметил его до субботы и всколыхнул старую вражду, даже представить себе было нельзя, чем это кончится. Результаты могли быть самыми неприятными, по меньшей мере, а в худшем случае, просто ужасными. Потому что она не могла помешать Джесси.
Во время ужина мысли Абигейл снова и снова возвращались к одному и тому же беспокоившему ее вопросу: не падет ли Джесси так низко, что расскажет Дэвиду об их прошлых отношениях?
Инстинкт самосохранения заставил начать обсуждение этого вопроса с упоминания о Ричарде. Дэвид расслабился и впал в сонливость, откинувшись на канапе. Он переплел пальцы рук на животе, ноги вытянул и положил одна на другую.
– Дэвид.
– Да, Абигейл.
Он так и не привык называть ее уменьшительным именем, как это делал Джесси. Это всегда немножко расстраивало ее.
– Я тебе как-то говорила, что была однажды помолвлена? – Она прекрасно знала, что никогда не заикалась об этом. Дэвид вдруг сел и взглянул с интересом. – Это было очень давно, когда мне было двадцать.
По ошеломленному выражению его лица Абигейл поняла, что у Дэвида появилась тысяча вопросов, которые он хотел задать, но просто сидел и ждал, когда она продолжит.
– Его звали Ричард, он вырос здесь, на Разъезде Стюарта. Мы... мы привыкли играть вместе в классики. Я удивлена, что никто из здешних не рассказал тебе о нем, потому что люди туг хорошо все помнят.
– Нет, никто не рассказал, – ответил Дэвид, его шея покраснела.
– Я просто подумала, что ты должен это знать, Дэвид, прежде чем мы поженимся. Мы никогда особо много не разговаривали о нашем прошлом. У нас так много взаимных интересов в будущем, связанных с магазином и вообще всем, что это вытесняет другие темы разговоров, верно?
– Возможно... ты права. Но если ты не хочешь рассказывать о Ричарде, не рассказывай. Это не важно, Абигейл.
– Я хочу, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – тогда ты, возможно, поймешь мою внезапную нервозность. – Потом, взглянув себе на колени, она продолжила: – У меня никогда никого не было, кроме Ричарда, и мы более или менее привыкли думать, что когда– нибудь поженимся. Моя мама умерла, когда мне было девятнадцать, и вскоре мы с Ричардом были помолвлены. Тогда я была очень молодой, наивной и верила, что существуют такие вещи, как судьба.
Она остановилась, сделав паузу в своем повествовании для пущей убедительности, и затем вздохнула.
– Ричард, очевидно, думал по-другому, так как стоило моему отцу заболеть и в течение следующего года превратиться в полного инвалида, Ричард потерял всякое желание сделать меня своей женой. Думаю, можно сказать, что он испугался лишнего багажа в лице моего папы. В любом случае, мой... мой жених исчез без малого за неделю до свадьбы. Его семья через некоторое время тоже переехала, и я с тех пор не видела ни его, ни его родных. * На лице Дэвида появилось озабоченное выражение. Он потянулся к Абигейл.
– Прости. Абигейл. Мне так жаль.
Она подняла глаза к его нежному, серьезному лицу и поняла в тот же момент, насколько прекрасным, высокоморальным человеком он был, и как ей сказочно повезло, что она уже в зрелые годы жизни встретила его.
– Теперь я понимаю, почему ты волнуешься, – сказал он, глядя ей в глаза, – но никогда бы не покинул тебя, как он. Ты знаешь это.
– Да, знаю, – заверила она его, но почувствовала себя ничтожной и виноватой, так как знала, что Дэвид был слишком чистым, чтобы предположить интимные отношения между ней и Ричардом. – Дэвид, – сказала она, собираясь произнести сущую правду, – я на самом деле хочу, чтобы наша совместная жизнь была безупречной, вот и все.
– Она такой и будет, – пообещал он.
Но он держал ее только за руку, и Абигейл не смогла отделаться от мысли, что такие вещи любящие друг друга люди должны говорить крепко-крепко обнявшись.
– Я рад, что ты мне все рассказала, Абигейл. Я видел, что что-то тебя тревожит сегодня вечером, и теперь, когда история подошла к концу, давай забудем про нее.
Он наконец поцеловал ее. Абигейл прильнула к нему во внезапном приступе отчаяния, каких, казалось, у нее никогда не бывало. Отстранив губы, Дэвид произнес:
– Думаю, будет лучше, если я пойду, Абигейл.
Но она прильнула к нему еще крепче. Ей так хотелось, чтобы он задержался на немного и рассеял ее страх перед Дюфрейном.
– Ты хочешь уйти так рано? Дэвид отстранил ее силой.
– Тебе надо хорошенько отдохнуть за ночь, ты сама недавно это говорила. Увидимся завтра вечером, как и договаривались.
У двери, прежде чем уйти, он ее поцеловал, но вначале надел пальто, так что все тепло его объятий потерялось в массе шерстяного пальто и муслиновой юбки.
ГЛАВА 22
Как только ушел Дэвид, Абигейл переоделась на ночь и поторопилась задуть лампы. Ветер врезался в стены дома, дребезжа кровлей, стуча оголенными ветками по карнизам и обещая этот кошмар на всю ночь. Звуки вьюги усилили трепет Абигейл. Она решительно закрыла глаза и перечислила, что Дэвид внес в ее жизнь: спокойствие, дружбу, восхищение, любовь. Некоторое время она размышляла над каждым из них. Дэвид мостил путь к самому спокойному образу жизни, какой она только могла представить. Дружба не вызывала сомнения – они почувствовали ее сразу. А что касалось восхищения – из всех людей, каких Абигейл знала, никто не ценил ее так, не восторгался и не восхищался ею. А любовь...
Ее мысли были внезапно прерваны сильными ударами в заднюю дверь. Раньше никто не входил с задней двери. Еще до того, как ее ноги коснулись ледяного пола, она поняла, кто это может быть и решила, что ей лучше лежать и думать о Дэвиде, чтобы отогнать мысли о Джесси Дюфрейне.
Абигейл думала, не оставить ли Джесси стучать, пока ему не надоест, но он закричал во все горло, пересиливая завывающую вьюгу, и Абигейл испугалась, что кто-нибудь из соседей услышит его.
Она нашла халат и, прислушиваясь, поспешила к задней двери по грубым доскам пола. Джесси снова начал колотить и вопить, поэтому Абигейл зажгла лампу, хотя и не стала сильно выкручивать фитиль, а оставила его еле теплиться из-за боязни, что кто– нибудь может увидеть Джесси из окна.
– Эбби, открывай!
Она только приоткрыла дверь и, преграждая дорогу, не давала ему войти.
Ветер и снег обнимали его волосы, брови и усы – в ледяных кружевах, решительные, черные, словно ночь, глаза смотрели на Абигейл.
– Я сказала тебе держаться от меня подальше. Ты соображаешь, сколько времени?
– Плевать я хотел.
– Как всегда.
– Ты меня впустишь или нет? Никто меня не видел, но, будь уверена, они услышат, как я высаживаю дверь, если ты захлопнешь ее у меня под носом.
Ветер врывался в дом. Абигейл схватила халат за полы на груди. Ноги замерзли, и она дрожала от холода.
Джесси внезапно приказал:
– Дай войти, пока ты совсем не замерзла вместе со мной, – и вошел, заполнив кухню десятью фунтами своей куртки из овчины, тремя дюймами усов и почти двумястами фунтами упрямства.
Абигейл набросилась на него раньше, чем он успел прикрыть дверь.
– Как ты смеешь вламываться в мой дом, как будто он принадлежит тебе?! Выметайся!
Он всего лишь пожал плечами, потер руку об руку и, полностью проигнорировав Абигейл, воскликнул:
– О Господи, как же холодно на улице! Без всяких извинений он сбросил куртку.
– Нам надо дров, чтобы мы не превратились в ледышки.
Он оттащил стул от кухонного стола, поставил его точно напротив печи, повесил куртку на спинку, открыл печную заслонку и потянулся за поленом в ящик с дровами – все это время он ни разу не посмотрел на Абигейл.
– Это мой дом, и тебя сюда не приглашали! Положи полено обратно!
Он опять не обратил никакого внимания на слова Абигейл и засунул полено в печь, потом закрыл заслонку, развернулся и, наклонившись вперед, стряхнул с волос снежные хлопья. Он заметил босые ноги Абигейл, выглядывавшие из-под подола халата и, указав на них, сказал:
– Тебе бы надо надеть что-нибудь на эти милые ножки, лапочка, потому что разговор займет некоторое время.
Абигейл побагровела.
– Он не займет никакого времени, потому что ты немедленно уходишь. И не называй меня лапочкой!
– Я не ухожу, – сказал он уверенно.
Она поняла, что он не шутит. Что ей оставалось делать с таким безмозглым детиной? Абигейл сжала кулаки и зарычала в раздражении. Джесси взял другой стул, поставил его рядом с первым и потом, засунув большой палец обратно за пояс брюк, поднялся.
– Нам есть о чем поговорить, Эбби. Вода, застывшая в его усах, теперь растаяла и капала вниз. Он стоял и терпеливо ждал, когда Абигейл сдастся и сядет. Но Джесси покраснел от холода, волосы блестели и были взъерошены после того, как он их отряхивал. В этих ботинках и джинсах, темной рубашке и жилетке из грубой кожи он походил на головореза даже больше, чем раньше. Смуглая кожа прекрасно подходила к его черным волосам, усам и спускавшимся вниз бакенбардам. Он словно только что вернулся с выпаса, согнав заблудший во вьюге скот, или убежал от полиции. Он выглядел как настоящий мужчина, от одежды до розовых щек, от покрасневшего на морозе носа до растрепанных волос. Глаза Абигейл остановились на его бедре – револьвера не было.
– Не бойся меня, Эбби, – заверил он ее, проследив за направлением ее взгляда.
Он вынул из кармана платок, высморкался и все это время смотрел на Абигейл. Его глаза буквально впились в нее.
Как ее собственные чувства могут ее так предавать? Как она может стоять здесь и думать, что даже то, как он сморкается, привлекательно? Да, привлекательно. Ох, Боже, это все из-за того, что Джесси Дюфрейн был мужчиной во всем. Злясь на себя за такие мысли, она набросилась на него.
– Зачем ты снова сюда пришел? Ты знаешь, что если Дэвид узнает, он ужасно рассердится, но, я думаю, ты на это и надеешься. Тебе не достаточно того, что ты со мной сделал?
Джесси наклонился вперед, потянулся назад, убирая платок в карман, и тихо сказал:
– Давай, Эбби, присядь. Я почти замерз, стоя на улице, пока ждал, когда он уйдет.
Потом он сел сам и протянул руки к теплу.
– Ты стоял на улице и следил за моим домом? Да как ты смел!
Джесси продолжал сидеть, наклонившись к печке и, даже не позаботившись обернуться, произнес:
– Ты забываешь, что именно я финансировал это положение вещей. Думаю, это дает мне здесь немало прав.
– Прав! – Она в гневе приблизилась к нему на один шаг. – Ты приходишь сюда разглагольствовать о своих правах передо мной в моем собственном доме, кладешь мои дрова в мою печь и... и сидишь на моем стуле, говоришь о своих правах? А как насчет моих прав?!
Джесси медленно снял локти со своих колен, распрямил плечи, глубоко вздохнул, поднялся со стула с преувеличенным терпением и размеренным шагом через всю комнату пошел к Абигейл. Его взгляд сказал Абигейл, что он не станет мириться с ее вызовом. Он взял ее за руку и, подталкивая в спину, направил к стульям. На этот раз он уже приказывал:
– Садись. Она села.
Но напряженно, будто проглотив аршин, на самом краешке стула, почти вися в воздухе. Ее руки были крепко прижаты к груди.
– Если Дэвид узнает и я его потеряю, то я... я...
Ее лепет сошел на нет. Она не смогла найти достаточно резкие слова, чтобы выразить, как взбесил ее Джесси.
Джесси только вытянул свои длинные ноги и, откинувшись на спинку, расслабился. Пальцы рук переплелись на животе.
– Так ты счастлива с ним? – спросил он, изучая ее напряженный профиль.
– Когда ты уезжал отсюда, это тебя интересовало меньше всего!
– Не делай предположений, Эбби. Когда уезжал отсюда, все дела пребывали в беспорядке, а я не люблю беспорядка, поэтому я и вернулся. Когда я узнал – не могу сказать, что от тебя, а прочитал в газетах, – что ты выходишь замуж, я должен был узнать, все ли у тебя порядке.
Абигейл окинула его недоброжелательным взглядом.
– Как это здорово – по-настоящему здорово с твоей стороны! – огрызнулась она. – Полагаю, мне следует прямо-таки затрепетать от твоей запоздалой заботы.
– Я и не надеялся на это. По крайней мере, не после ледяного приема перед моим отъездом.
Он хитро усмехнулся, и из небытия к Абигейл вернулось воспоминание, как Джесси в ошарашивающем костюме преклонил перед ней колено.
– Что ж, ты это заслужил, – сказала она раздраженно, но злобы в ее голосе стало поменьше.
– Да, я тоже так думаю, – признался он добродушно с дружелюбным выражением в глазах.
Позади него затухла еще теплившаяся лампа. На стене напротив печки запрыгали тени Джесси и Абигейл. Перед ними разгорался огонь, лизавший слюдяное окошко в литой дверце печки. На улице плакал ветер. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, вспоминая прошлое.
Джесси мягко проговорил:
– Значит это не так, Эбби?
– Что не так?
– Ты не беременна.
Почувствовав новый приступ противоречивых чувств, которые всегда пробуждал в ней этот мужчина, Абигейл отвернулась и уставилась на слюдяное оконце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58