Он уже преступил черту.
Руки милорда вцепились в мои волосы. Я чувствовала, как судорожно вздымается его грудь под моей покрытой ссадинами щекой. Подняв голову, я заставила себя открыть глаза и посмотрела на них.
— Я упала… — сказала я… — А теперь оставьте моего мужа в покое. Оставьте его в покое.
Их слова слились в невнятное гудение, в один гневный голос, от звука которого моя головная боль усиливалась. Я уже ничего не соображала и, когда холодный край стакана прижался к моей нижней губе, я перестала сопротивляться и проглотила горькую микстуру, предвидя, что погружусь в летаргию. Скоро я перестала ощущать боль. Я уплывала куда-то, гадая какими-то еще бодрствовавшими частицами своего рассудка, суждено ли мне будет проснуться.
Я проспала весь следующий день. Ночью я обнаружила, что с изножья моей постели на меня смотрят желтые глаза Вельзевула. Надо мной склонился Тревор, нежно проводя ладонями по моим рукам — вверх и вниз.
— Вы проснулись, — мягко сказал он. — Как чувствуете себя?
Облизав пересохшие губы, я заговорила хриплым чужим голосом:
— Как будто мне вкатили хорошую дозу лауданума.
— Он спасает от боли.
— Благодарю. Но не думаю, что мне понадобится новая доза. Как вы знаете, к нему можно привыкнуть.
Тревор улыбнулся.
— Нет, если принимать его с осторожностью. Но как вам будет угодно.
Он осторожно опустился на край постели и продолжал:
— Я рекомендую постельный режим, по крайней мере на неделю.
Как только Вельзевул спрыгнул с кровати и бросился к двери, я на мгновение закрыла глаза, чтобы передохнуть.
— Как, собственно, это случилось?
— Должно быть, зацепилась за что-то.
— Вы продолжаете выгораживать его. Зачем? Я открыла глаза.
— Ник пытался убить вас, а вы защищаете его.
— Не знаю, о чем вы толкуете.
Его черты исказились от гнева. Он встал с кровати и направился к двери, но оглянулся с порога.
— Если это не может вас убедить, что Ника следует изолировать и обезопасить от него окружающих, то, я полагаю, ничто вас убедить не может.
Через несколько минут после ухода Тревора в комнату впорхнула Адриенна. Прежде чем я упросила ее сесть, она несколько минут металась по комнате, расхаживая туда и сюда. Наконец она опустилась на край стула.
— Вы бледны, как статуя, — сказала я ей.
Ее белые руки теребили ткань платья, а синие глаза были устремлены куда-то через комнату, по-видимому, в окно.
— Сейчас я получила весьма тревожные известия и не знаю, чего теперь ждать. Я получила письмо от леди Грей. Ее муж только что вернулся из Франции…
Слова замерли на устах. Фраза осталась неоконченной. Она снова посмотрела на меня. Но я не могла ответить. Обезболивающее действие лауданума начинало проходить, и я все сильнее теперь ощущала боль в ушибленном теле.
Адриенна поднялась со стула и теперь стояла над моей постелью. Глаза ее смотрели на меня с сочувствием, прохладными руками она приглаживала , мои волосы, отводя их от горячего лба.
— Вы не хотели бы сменить ночную рубашку — спросила она меня. — Я принесла вам свежую.
Я кивнула. Адриенна осторожно сняла с меня рубашку, стараясь не причинять лишнюю боль, и освежила мои руки, шею и плечи прохладной губкой, смоченной в воде. Она принялась вытирать меня, но вдруг прервала свое занятие и провела пальцами по внутренней поверхности моей руки над локтем. Потом сказала:
— Как любопытно!
Я посмотрела на шрам на своей руке, который она рассматривала, и вздрогнула.
— Это похоже на клеймо, — сказала она тихо, будто разговаривала сама с собой.
Вырвав руку, я прижала ее вплотную к боку и попыталась объяснить как можно спокойнее:
— Это всего лишь шрам от давнего ожога.
— Но это похоже на…
— Ожог, — повторила я, досадуя на собственную беспечность.
Схватив чистую ночную рубашку, я попросила:
— Пожалуйста, помогите мне переодеться, прежде чем кто-нибудь войдет.
Адриенна прекратила разговор и выполнила мою просьбу. Разгладив одеяло и подоткнув его, она сказала:
— Матильда горит желанием прислать вам чаю и пирога, если вы не против.
Я с улыбкой поблагодарила ее, но, когда она уже повернулась, чтобы выйти, я спросила:
— А где были вы и Тревор, когда я упала? Лицо Адриенны оставалось невозмутимым, но глаза казались странно холодными.
— Играли в карты, — ответила она. — Мы услышали ваш крик, но, когда прибежали, увидели вас лежащей у подножия лестницы, а над вами склонился Николас.
Она вышла, а я снова опустилась на подушки. Как обычно, Николас снова заронил семена сомнения в мою душу, и, хотя разум настойчиво предупреждал меня не поддаваться им, они так и остались во мне. Кто-то все-таки столкнул меня с этой чертовой лестницы. Если верить в невиновность моего мужа, то я должна считать, что моей смерти желал кто-то другой. Но кто и почему?
Скоро появилась Матильда с чаем и булочками.
— Тилли, — спросила я, — ты знаешь, где были Адриенна и Тревор, когда я упала с лестницы?
Лицо ее посерьезнело — было видно, что мой вопрос вызвал работу мысли, и она передала мне чашку чаю на блюдце, прежде чем ответить.
— Они играли в карты в большом зале, мэм.
— Ты уверена?
— Я была с ними, когда вы закричали.
Я маленькими глотками пила чай, а Тилли сновала по комнате, прибирая и вытирая пыль. Она казалась чем-то сильно расстроенной. Покончив с чаем и отставив чашку, я не утерпела и спросила:
— В чем дело, Тилли?
С заговорщицким видом Матильда посмотрела на дверь и, понизив голос, сказала:
— Его светлость дал мне строжайшее приказание не расстраивать вас, но вы должны это знать. В последние несколько дней служанки от нас уходят одна за другой. Вчера ушла Кейт, сегодня утром Полли.
Глядя на ее шевелящиеся губы, я старалась понять смысл слов. Но они доходили до меня, как слабое эхо, тотчас же рассеивающееся в воздухе, и я не успевала схватить суть. Мысли мои не подчинялись мне и блуждали.
— Несколько странных происшествий последовали одно за другим — сначала ваше падение с лестницы, потом сегодня утром Тревор обнаружил, что в его приемной все оказалось перевернутым вверх дном. Кто-то что-то искал. Все это, все эти тиг… тиг…
— Тигли, — подсказала я.
— Верно. Все они были разбросаны по полу, книги валялись где попало… Я заметила, что у меня из кладовой пропала еда. И Полли… Я знаю, что она всегда была страшно суеверной, так вот она клянется, что видела женщину…
Перед моими глазами все начало расплываться. Я смотрела на чайную чашку и пыталась удержаться в сознании, не уплывать в пучину забвения, где не было ответов на мои вопросы.
Глава 21
Бороться с действием опиума бесполезно, а возможно, у меня не хватало на это духу. Сколько времени прошло, я не могла бы сказать, потому что один час походил на другой. Время было заполнено чьими-то голосами и смутными образами, слишком разрозненными для моего отуманенного сознания, чтобы я могла их понять и оценить.
Мне снилось, что над моей кроватью стоит Би, что лицо ее всего в нескольких дюймах от моего, так близко, что я могла бы сосчитать поры у нее на носу, и я явственно ощущала ее смрадное дыхание.
— Я вас предупреждала, — хрипела она, но, как только я замахнулась на нее, она исчезла, оставив меня метаться в постели и звать на помощь.
Появлялся и исчезал мой муж. Его прохладные руки прикасались к моему лицу, гладили по волосам, он старался успокоить и утешить меня. Каждый раз, когда я открывала глаза, он оказывался рядом. Странно, что в его присутствии на меня нисходил покой, когда мне следовало бы звать на помощь. Потому что, несмотря на его благородную мину, рядом со мной находился мой будущий убийца. И убийца Джейн.
Мое сердце требовало: представь мне хоть какие-нибудь доказательства.
Но их не было, и потому я предпочла верить, надеяться, молить Бога, что заблуждаюсь, что я не права в своих подозрениях, что мы все заблуждались.
На третий день после моего злополучного падения я проснулась и почувствовала, что голова у меня ясная, и увидела Вельзевула на подушке рядом с моей, а муж мой сидел на стуле возле постели и читал книгу. Я задержала дыхание, чтобы он не заметил, что я не сплю, мне хотелось украдкой получше рассмотреть его.
Дневной свет еще не совсем померк: нежный, размытый, как дымка тумана, он струился из окна, и в нем я различала четкие черты милорда. Это напоминало давние времена, когда я любовалась им из своего укромного уголка в таверне, незамеченная им, отмечая ширину его плеч, красоту его благородного лба, его длинные стройные ноги. Будто прошлое вернулось. Он был одет в свободную белую рубашку с широкими рукавами.
Рубашка была заправлена в кожаные бриджи, а бриджи в коричневые сапоги, доходившие до колена. От созерцания этого сильного красивого мужчины сердце мое затрепетало — не от страха, от любви, гордости, желания. В жилах закипела кровь, и отблеск этого огня зажег румянцем мои щеки.
«Милорд, — подумала я, — кажется, я обречена любить тебя, несмотря ни на что».
Пока я так лежала, тайно любуясь им, в мозгу моем проплывали, сменяя друг друга, картины и образы, отражавшие все события, случившиеся со мной с момента моего прибытия в Уолтхэмстоу: первое предчувствие опасности, испытанное мною в розарии, открытие того, что Николаса постоянно держали в состоянии наркотического отупения, наша скромная свадьба и внезапное появление закутанной в плащ женщины на кладбище, появление неизвестной мне особы в нежилых комнатах дома. Эта женщина не попадалась мне на глаза до тех пор, пока мы не обвенчались… Возможно, потому, что до этого момента я не представляла никакой угрозы. Возможно, она пыталась напугать и отвадить меня от дома, но, убедившись, что это не помогло, столкнула с лестницы, надеясь, что уж на этот раз я погибну.
Но кто была эта женщина? Би? Адриенна?.. Саманта? Не было никаких доказательств того, что кто-то, кроме моего мужа, мог столкнуть меня с лестницы.
Я закрыла глаза. Когда я открыла их снова, Николас смотрел на меня.
— Тебе нравится книга? — спросила я тихо.
— Чрезвычайно любопытно.
Он захлопнул ее, не вынимая пальца и заложив им ту страницу, где прервал свое чтение.
— Возможно, ты читала ее. «Экспериментальное исследование свойств опия и его действия на живые существа» Джона Аи. Кажется, он получил за нее премию Харви в 1785 году, во всяком случае, так здесь сказано.
Он постучал пальцем по обложке.
— Я узнал из нее, что требуется очень небольшое количество опиума, чтобы воздействовать на сознание, и что всего после нескольких его доз человек привыкает и впадает в зависимость от него… Тебе известно, что большинство наркоманов, приверженных опиуму, богатые женщины? Я полагаю, что только они и способны позволить себе такую роскошь.
Николас открыл книгу и прочитал вслух:
— Опий часто дают, чтобы притупить боль, вызвать сон, облегчить кашель и… обуздать возбуждение и безумие.
Он снова посмотрел на меня:
— Конечно, далеко не все, кто болезненно зависит от него, женщины.
Попытавшись сесть, я тут же поморщилась от боли и вернулась в прежнее положение.
— Тебе дал эту книгу Тревор?
— Нет.
— А кто?
— Твой друг.
— Доктор Брэббс? Он кивнул.
— Он постоянно приходит проведать тебя.
— И ты позволил ему осматривать меня? Николас усмехнулся.
— Можно сказать, что в отношении твоего здоровья у нас установилось взаимопонимание.
— Надеюсь, это к лучшему, — сказала я — Видеть, как двое самых дорогих мне людей постоянно на ножах, угнетает меня так, что и выразить нельзя.
Я видела, как выражение его лица смягчилось, и он с нежностью посмотрел на меня. Отложив книгу в сторону, Николас поднялся со стула и подошел ко мне.
Неужели я испугалась? Конечно, нет, хотя от его близости я почувствовала себя слабой и беспомощной, как лист, подхваченный ураганным ветром. Голова моя закружилась, и я на мгновение прикрыла глаза.
Сев на кровать рядом со мной, он поднес руку к моему лицу, но не дотронулся до меня. Я, разочарованная, смотрела на его длинные сильные пальцы.
— Тебе лучше? — спросил Николас. — Я собирался приготовить себе выпить. Хочешь ко мне присоединиться ?
— Выпить, сэр?
— Чаю. За все время этого тяжкого испытания я не выпил ни капли спиртного, ни капли шерри.
Я ответила ему улыбкой и сказала, что чашка чаю была бы вполне уместной и доставила мне удовольствие.
Не сказав больше ни слова, он направился к двери, потом заколебался и вернулся ко мне.
— Меня не будет некоторое время. Матильда нездорова, а так как остальные служанки ушли…
— Ушли?
— Да, почти все. После несчастного случая с тобой…
Он повернулся и, не закончив фразы, вышел из комнаты.
Я отдыхала, все еще усталая, все еще страдающая от боли и слегка одурманенная сном и лекарствами. Минуты шли. Я слышала, как часы пробили полчаса, потом час. Дневной свет начал меркнуть.
Наползала темнота, заполняя комнату неясными тенями. Некоторое время я смотрела на свечу на столе напротив, желая зажечь ее. Мне хотелось подняться с постели и сделать это, но мое тело восставало против малейшего усилия, принуждая меня оставаться в постели.
Услышав шум, я подняла голову. В двери стояла Би. При виде ее сутулых плеч, растрепанных волос, засаленного черного платья меня передернуло от отвращения. Из-под подола были видны тупые носы ее грубых башмаков на толстой подошве, и я заметила, что башмаки были запачканы грязью.
Будто читая мои мысли, она сказала:
— Я была на кладбище, ходила отдать долг памяти Джейн.
Она прошествовала к столу со свечой, волоча ноги и шаркая по полу, и зажгла ее. Вспыхнувшее пламя осветило оранжевым ее лицо, и, когда она приблизилась ко мне, я отчетливо видела ее впалые щеки и грубые черты.
Склонившись надо мной, она сказала:
— Ведь это он толкнул вас, верно? Все об этом знают. Поэтому они и разбежались.
Би зловеще улыбнулась.
— У меня есть что показать вам. Хотите взглянуть? Это доказательство правоты моих слов.
Подавшись назад, она указывала на меня скрюченным пальцем.
— Идемте со мной, если можете. Я вам покажу. Вы увидите, что он именно такой монстр, каким я представляю его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42