Ее поступки говорили о том, что не она была виновницей покушений — во всяком случае, Гаррику очень хотелось верить в это, и сейчас в душе его шла битва между любовью и подозрительностью.
Конечно, было очевидно, что не она являлась источником угрозы для его жизни, но это не снимало с нее подозрения. Вероятно, ею манипулировали, а она даже не знала о заговоре, заботилась о его безопасности и тем наталкивала на мысль, что Генрих желает его смерти, чтобы одарить любимого сыночка.
Да, Несса не причастна к покушению на его жизнь, но вот ее дружок — совсем другое дело. Рейнард был с ним на охоте, хоть Гаррик не видел его, когда стрела чуть не вонзилась ему в грудь. Вчера Рейнард подал ему отравленное вино, кто бы ни положил ядовитые семена в кубок. А сегодня он не видел Рейнарда, значит, тот вполне мог стоять на крепостной стене. Рейнард — сторонник королевы…
Тут Несса наконец-то открыла глаза и увидела серебряные глаза и скрученный платок, с которого на покрывало капала вода. Муж заботливо склонился над ней, но его мысли витали где-то далеко. О чем он думал? Об Алерии? Постоянное чувство вины без труда подсказало, что он расстраивается из-за красавицы, на которую в последнее время источал свое обаяние. Он бы заполучил эту красавицу, если бы не вмешалась она, Несса.
— Я сожалею, я очень, очень сожалею, — вырвалось у Нессы. Она еще не совсем пришла в сознание и говорила вслух. Она его любила, так любила, что готова была дать ему все, даже другую женщину.
Гаррик оторвался от своих мыслей и нахмурился. О чем она сожалеет? О покушении на него? Но он только что ее оправдал…
Несса увидела, что муж хмурится — что ж, она приучена выносить от других неприятности за то добро, что им делает. Она продолжала говорить о том, как она откроет Гаррику путь к счастью.
— Я знаю, что разочаровала тебя, что тебе трудно смириться с мыслью, что вместо красавицы тебе подсунули меня. Кто понимает, как ты неотразим… — Она не нашла слов, чтобы описать совершенство своего мужа, и только махнула рукой. — С самого начала я знала, что предназначена для практических дел, а не для страстной любви мужчины. У меня нет ее золотых волос, ее веселых глаз, я… — Несса опять не находила слов и знаком показала, что ей не хватает пышных форм. Затем тотчас же отругала себя за то, что опять скатилась на жалость к себе, и окончательно утратила дар речи.
Ее самоуничижение так отличалось от признания, которое Гаррик ожидал услышать, что он онемел. Она — не для страстной любви мужчины? Что же, во имя Девы Марии, влекло его к ней в постель снова и снова? Он не успел ничего сказать — она продолжала:
— Мой постыдный поступок связал тебя со мной, и, чтобы его исправить, я без возражений приму твое решение, если ты отправишь меня обратно в аббатство. — Ее сердце иссохнет и погибнет, но эту цену придется заплатить. — Всем известно, что мне давно был уготован этот путь, так что никто не удивится. Потом с помощью короля ты получишь освобождение от брачных уз и сможешь жениться на Алерии.
Гаррик пришел в ужас. Сначала он подумал, что жена изобрела способ вернуться к желанной монастырской жизни, но слезы, заливавшие ее лицо, говорили о другом.
— Послушай, ради тебя и только ради тебя я старался быть Алерии хорошим братом, но всю жизнь терпеть ее общество — этого я не вынесу! Если ты так изнываешь по религиозной жизни — клянусь, ты ее получишь, но только знай: если ты уйдешь, мое сердце разорвется!
Пламенная речь мужа заставила Нессу посмотреть ему в глаза: они были серьезны и потемнели от боли. Неужели он ее любит? Не может быть…
— Я наконец понял своего отца, — сказал Гаррик. — Если ты уйдешь, я проведу остаток дней в одиночестве.
— Нет, не надо. Только не ты.
Как ужасно — муж замкнется в своей ледяной скорлупе, одинокий, жаждущий невозможного… Этого Несса не могла перенести. Она прикоснулась пальцами к его губам, и Гаррик, тотчас же перехватив ее руку, уткнулся губами в ладонь. Может, она говорит это из жалости? Он готов был принять и крохи ее участия, но жаждал получить все сердце целиком — никак не меньше!
— Чего ты хочешь, Несса? Холодную постель в аббатстве Святой Маргариты или огня в моей кровати? — проговорил Гаррик, прижав ее к груди. — Я тебя люблю и хочу, чтобы ты была со мной всю жизнь. Оставайся.
Несса трепетала под лаской его сильных рук. Наверное, ей это снится. Только во сне он может любить ее так же, как она его. И если это возможно только во сне, то пусть она не просыпается вовеки. С закрытыми глазами Несса обняла мужа — во сне некрасивым женщинам не запрещается вызывать в мужчине желание.
— Только тебя я всегда втайне желала. Ты постоянно искушаешь меня. — Слова растворились в трепетном молчании, и он тотчас же впился страстным поцелуем в ее губы.
Давно сдерживаемая нежность прорвалась сквозь все преграды и хлынула неудержимым потоком. Гаррик с восторгом ощущал, как Несса тает, упивается неопровержимым доказательством того, что она ему нужна.
— Если я тебя искушаю, то ты меня — еще больше. За твоей сдержанностью скрывается ангел, существо с такой силой соблазна, какую я еще не встречал, и этот ангел — только мой! Выпусти его ко мне, — прошептал он и снова наклонился. Их дыхания слились воедино.
Она пылко отдалась жаркому поцелую, и все исчезло, осталось только ощущение сладостной ласки. Гаррик чуть отодвинулся — в ее затуманенных страстью глазах промелькнуло смущение, — затем медленно развязал шнурок, стягивающий блузу у горла. Сняв ее, отбросил не глядя, обнажив тело с нежно-розовыми кораллами на груди. Потом снял все остальное.
Придавив ее руки к подушке, он навис над ней и снова впился поцелуем в ее губы. Поцелуй усиливался, углублялся, пока она не стала, словно в агонии, извиваться на смятых простынях. Он отпустил ее руки, боясь, что даже это касание лишит его остатков самоконтроля, отпрянул, но серебряное пламя обежало контуры изящного тела. Это необыкновенное создание принадлежало ему, и он мог его ласкать и целовать. И эти дивные вскрики — тоже его. Он пьянел от наслаждения.
Влекомый желанием более сильным, чем его воля, Гаррик со стоном наклонился и накрыл губами холмик груди. Несса затрепетала, из груди вырвался стон. Вцепившись в иссиня-черные волосы, она притянула его к себе, зная, что никогда в жизни не оправится от чувства, которое сейчас сотрясало ее, делало дикой и неистовой, оттого что ее соблазнитель наигрывал свою мелодию на ее жаждущем теле.
Она сунула руку под его тунику, ей хотелось погладить мускулистое тело. Гаррик содрогнулся и быстро сбросил с себя всю одежду — Несса успела только мельком увидеть его обнаженное тело, — затем придавил ее к постели, подсунул руки под крутые бедра и прижал их к себе. Несса со стонами молила дать ей освобождение, рвалась принести себя в жертву всепоглощающему огню. Он подвинулся — грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам, — и Несса еще громче застонала. Все запреты сгорели дотла, и она вжалась в него, подстрекая закончить победную песню соблазнителя. Тела слились в горячем, диком ритме страсти. Несса раз за разом впивалась в источник дивной и яростной музыки, подчинялась его власти; наконец музыка взвилась в крещендо — и вспыхнула в последнем аккорде.
Они погрузились в мягкое облако разделенной любви. Гаррик нежно обнимал Нессу и покрывал поцелуями лоб, глаза, щеки, пока ее не сморил сон.
Много позже легкое подергивание завитка волос на виске вывело ее из состояния блаженного забытья; их прежние страстные игры приносили удовлетворение, но такое полное удовлетворение могло дать только признание в любви. Несса ласково улыбнулась мужчине, отодвинувшему занавеску на кровати. На нем уже были штаны; она удивилась и нахмурилась.
— Сейчас вернусь, — усмехнулся Гаррик.
Несса увидела, что ставни закрыты. Неужели она проспала всю ночь? Значит, их драгоценная ночь закончилась?
Тихий смех сказал ей, что она ошибается, просто Гаррик пропустил ужин и проснулся от голода. Не желая терять ни мгновения их близости, он встал и велел доставить ужин к дверям спальни.
— Если миледи проголодалась, ужин подан. — Гаррик с улыбкой отступил в сторону и показал на столик возле камина.
Несса приподнялась на локте и окинула взглядом изысканную сервировку: серебряные кубки с вином, тарелки с яствами — она и не знала, что Мод умеет готовить такие блюда! Гаррик решительно подал ей руку, и она встала. Затем накинула на плечи покрывало и пошла к столу.
Ее распущенные волосы свисали до пояса, покрывало интригующе подчеркивало прелести фигуры; она ела и одновременно с восторгом смотрела на мужчину — он был невероятно красив, и он был ее мужем!
Гаррик наклонился и шепнул ей на ухо:
— Ты держишь меня в своих нежных руках и соблазняешь невинными уловками, и я знаю, что ты никогда не делала этого ни с кем другим.
Она быстро опустила голову; честность потребовала от нее признать печальную истину:
— Я тебя недостойна.
— Я объехал весь христианский мир и знаю: ты самая прелестная женщина из всех, кого я видел. — Серебряный взгляд приказал Нессе поднять глаза, и она увидела, что он говорит искренне. — Это я тебя недостоин, но я буду тебя лелеять, пока держится земля.
Несса улыбнулась и с грустью покачала головой:
— Или у тебя плохое зрение, или ты в походах научился говорить красивую ложь.
— Я никогда не лгу.
— Я знаю. — Она снова улыбнулась. — Значит, у тебя плохое зрение.
Гаррик весело рассмеялся:
— У меня прекрасное зрение. Это ты не видишь того, что дано видеть только избранным. Как туман наваждения вдруг рассеивается и нам открывается картина рая, так и твоя чистая прелесть — магическое видение. Оно открывается немногим, оно тем более обманчиво, что редко встречается. Непредсказуемое, захватывающее дух, скрытое сокровище, оно мое — и только мое, — с гордостью закончил Гаррик.
Несса знала, что муж никогда не лжет; значит, его слова — чистейшая правда, по крайней мере для него, а только это для нее и важно! Изумленная тем, что он может ее любить, она посмотрела на его губы — и ужин тотчас был забыт. В следующее мгновение Гаррик подхватил жену на руки и понес в свое логово искусителя; он демонстрировал ей свое восхищение с неподдельной страстью и закончил вспышкой, поглотившей их обоих.
Ночью, когда все в замке затихло, Гаррик проснулся оттого, что под боком не было согревающего тепла; он приоткрыл глаза и увидел, как в дверь проскользнула фигура в плаще. Тренированный воин, Гаррик лежал неподвижно, готовый ко всему, что может сделать тайный визитер. Он не позволил остудить новообретенное доверие, отбросил предположение, что Несса уходила, чтобы призвать кого-то напасть на него, когда он лежит обнаженный, пресыщенный и неготовый к отпору.
Тут Несса наклонилась и осторожно положила свою ношу к кровати, на то место, куда утром ступит нога Гаррика. Она раскатала богатый сарацинский ковер и улыбнулась, когда он мягко шлепнул по полу.
При слабом свете из камина Гаррик увидел робкую улыбку на пухлых губках и скатился с кровати к наклонившейся жене.
Она не выдала удивления от того, что муж все видел, и ответила на его немой вопрос:
— Когда я пришла к тебе в нашу первую ночь, я говорила себе, что хочу дать тебе тот единственный подарок, которого ты от меня хочешь — наследника.
Гаррику была неприятна мысль, что только это привело Нессу в его постель. Занятая признанием, Несса не заметила недовольство мужа и продолжала, не ведая, что льет бальзам на его рану:
— В течение ночи я поняла, что это был не дар тебе, а оправдание моего собственного желания. Я целыми днями гадала, что могло бы тебя порадовать, и однажды утром ты встал и что-то сказал про холодный пол. Я вспомнила роскошный ковер возле моей кровати в Солсбери-Тауэре, он так приятно ласкал босые ноги. Я написала Элеоноре и попросила переслать мне его. Сейчас я понимаю, что секретность этой переписки навела тебя на неверные мысли о ее цели, но вот ковер, и я сожалею только о том, что к нему прикасались руки сэра Гилфри.
Какое простое и безобидное объяснение переписки с королевой… Гаррику было стыдно; она так старалась угодить ему, даже приняла на себя осуждение ради сюрприза. Правду сказал отец: золотая радость, которую приносит эта женщина, стоит того, чтобы получить в будущем страдание.
— В твоей власти принять мое настороженное сердце и утолить его страхи, — сказал Гаррик; он вознес Нессу в их личный, интимный рай и через распахнутую ледяную ограду пропустил к пылающему очагу любви.
Пока в господской комнате пылал огонь и расцветала любовь, в сыром холодном лесу возле замка Таррант спорили двое мужчин.
— Как можно было за один день два раза так глупо промахнуться?!
Презрение и насмешка Гилфри ранили гордость собеседника.
— Очень жаль, что это дело кажется вам таким простым, — проворчал Эрделл.
Молодой рыцарь стоял в глубокой тени, так что узнать его можно было лишь по голосу. Он прилагал отчаянные усилия, он делал все, что мог, а этот человек над ним насмехается!
— Если после устранения графа вы собираетесь навести новые порядки, то лучше, Чтобы обвинение пало на кого-то из близких, — продолжал Эрделл, чтобы как-то объяснить свои промашки.
— Так и будет. — Гилфри помедлил, чтобы слова прозвучали более веско. — Но важно, чтобы в этом участвовали простолюдины.
— Для кого важно? Если люди восстанут, то получат не обещанную свободу, а подавление мятежа.
— Да, но при этом Тарранту срочно потребуется хозяин, и не видно причин, по которым надо ставить на этот пост старика, когда всем известно, что его здоровье все ухудшается.
— Лорд Уильям выздоровел, — возразил Эрделл.
— А король Генрих об этом не знает! И не узнает до тех пор, пока не выполнит данное им обещание.
Разговор о королях и обещаниях был не понятен Эрделлу, но одно он понял: его таланты снова с презрением отвергнуты!
— Значит, моя помощь не потребуется?
— Потребуется. — Гилфри растянул губы в насмешливую улыбку. Этим дураком легко манипулировать; под конец можно будет свалить вину на него — как на предводителя взбунтовавшихся крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42