Нет, независимо от замужества Алерии это все равно бы случилось после того, как Несса примет обет. Может, ей грустно, что он женится не на ней?.. Что за глупость?! Тем не менее ему стало тепло от этой мысли.
Во входном тоннеле, стоя возле распахнутой двери, где факелы освещали лицо ее спутника, Несса взглянула на него. Серебряные глаза цепко схватили ореховые, и Несса не могла разорвать эту связь.
Гаррик дал себе слово, что больше не станет прикасаться к той, что, возможно, станет монахиней и уж точно — его сестрой. Но сейчас он забыл об этом и, не удержавшись, кончиками пальцев провел по ее щеке. Несса растаяла и прижалась к руке. Глядя, как опустились черные ресницы и глаза стали темно-карими, Гаррик окончательно сдался; руки обняли трепещущую девушку, и она прильнула к нему всем телом. Восхитительные изгибы ее тела были мягче, чем ему помнилось. Он осторожно провел ладонью по ее шее, и Несса тихонько вздохнула.
С закрытыми глазами она ждала поцелуя, помня его прежнее объятие, помня возбуждение и соблазн. Он легонько коснулся губами ее губ; когда же уста их разъединились, Несса почувствовала себя покинутой. Она встала на цыпочки и потянулась к нему. Губы опять соприкоснулись, и она застонала.
Этого Гаррик не мог вынести. Он впился поцелуем в губы девушки — как будто Ева подала ему запретный плод, такой сладкий, что от него невозможно было отказаться.
У Нессы не осталось в голове мыслей, все поглотило тающее сердце Ледяного Воина. На этот раз его ледяная броня защитит их обоих… Сквозь туман страсти до нее донесся колокольный звон. В часовне Святого Стефана звонили к заутрене. Сейчас в аббатстве монахини пойдут на молитву… Монахини… Несса резко опустила руки и отступила на шаг. В ее глазах плескался ужас. Несмотря на готовность выйти замуж, она слышала, как годы обучения шепчут ей укор — за искушение плоти, угрожавшее бессмертной душе.
— О Несса… — Гаррику было больно видеть, как она себя казнит. — Страсть естественна, она — не грех. — Поразительно, насколько эти слова были неприменимы к ним. Большинство, если не все равные ему по положению мужчины не задумываясь нарушают верность жене, но мало кто добавляет к этому грех кровосмесительства, и никто не покушается на монахинь. Он опустил руки и прошептал: — Прости меня, Господи, за святотатство.
Его вера в ее благочестие только усилила в ней чувство. вины. Как всегда при затруднениях, она сложила руки лодочкой и поднесла их к груди. Но тотчас ужаснулась — это был еще больший обман! — и переплела пальцы.
Гаррик воспринял ее жест как раскаяние в земном грехе и мысленно обругал себя за то, что стал его причиной. Она и вправду честная женщина — и в страсти, и в признании своих ошибок. Отныне он навеки станет ей ненавистен. Судорожно сглотнув, граф резко развернулся и вышел из замка.
Стоя одна в пустом проходе, Несса вслушивалась в эхо удаляющихся шагов. Он говорит утешительные слова, а сам презирает ее за пылкий ответ на его объятия. Потому что предполагает обязательства перед религией? Может, потому, что некрасивая женщина не имеет права на наслаждение? Как бы то ни было, скоро он узнает всю правду и укрепится в худшем о ней мнении. Она оглянулась через плечо, и в свете факелов блеснули слезы, навернувшиеся на глаза.
Глава 8
Звон металлической посуды нарушил бессонное забытье. В темном логове кровати, за задернутыми тяжелыми шторами, Несса на мгновение закрыла глаза, прячась от горестной реальности, готовой вломиться в ее тихое убежище. С одной стороны штора была раздвинута, и дневной свет назойливо бил в закрытые глаза. Не хотелось выходить из расплывчатого мира полусна, но совесть твердила: «Раз солнце такое яркое, значит, ты провалялась в постели лучшие утренние часы». Запах свежего хлеба напомнил, что в аббатстве Святой Маргариты не давали завтрак тем, кто проспит утреннюю службу. Мысль о венчании сестры и приближении собственной помолвки ударила как нападение врага на мирную деревню. Несса рывком села, прижав к подбородку шерстяное одеяло.
На низком столике стоял поднос. Девушка в коричневом домотканом платье переставила с него на стол чашку жирного молока, тарелку с пышным белым хлебом и фрукты.
— Ее величество велела вам завтракать здесь. — Блеклые голубые глаза были полны любопытства. — Она велела не выходить из комнаты, пока за вами не пришлют. — Служанка постояла, надеясь, что Несса объяснит причину столь странного приказа или хотя бы как-то отреагирует — тогда можно было бы поделиться новостью с другими служанками.
Но Несса не собиралась ничего объяснять, она дернула плечом и повернулась к комоду, на котором лежали перешитые платья; вернувшись среди ночи, она не стала их прятать и просто бросила на комод.
Служанка принялась рассматривать наряды, Наконец нашла то, что искала, и передала другой приказ Элеоноры:
— Королева велела вам надеть вот это. — Она держала в руках платье клюквенного цвета, когда-то это было любимое платье королевы.
Несса кивнула; сердце колотилось так, что улетучилось замешательство, вызванное любопытством служанки. Элеонора хотела, чтобы она надела это платье на помолвку — на свою помолвку. Как это случалось в последние дни и стало почти что правилом, одна лишь мысль о графе лишила ее возможности рассуждать холодно и здраво. Она опустила глаза, чтобы скрыть тревогу. В выборе платья нужно довериться Элеоноре. Сама она не разбирается, что в каких случаях надевать. С детства она носила одно и то же, всегда и везде, и ее учили, что менять наряды — это суета и тщеславие.
Так и не дождавшись объяснения, служанка признала свое поражение и положила платье на кровать. Если кое-кто собирается стать монашкой, а сама ничего не объясняет, значит, им всем придется подождать, чтобы узнать, что за этим скрывается; а пока ей остается только приготовить светский наряд для послушницы — с такими вещами надо обращаться бережно, а сестра Агнесса не умеет, вон как все побросала… Служанка опять покопалась в куче платьев и извлекла шелковую блузу, которую также положила на кровать.
— Королева велела причесать вас. После того как вы позавтракаете, я приду, зашнурую платье и уложу волосы, как сказала королева.
Несса подождала, когда девушка скроется, и встала с кровати. Утро было прохладное, и девушка задрожала — правда, не столько от холода, сколько от приступа малодушия. Любопытство служанки всколыхнуло чувство вины; Нессу беспокоило не то, что девушка удивлена приказом королевы сменить одежду, а то, что до нее, наверное, уже дошли слухи, распускаемые привратниками. Несомненно, весь Солсбери шепчется о том, что она ночью где-то разгуливала, а вернулась под ручку с графом. Как ни противно быть объектом гадких пересудов, всего важнее — достигли они ушей графа или нет? Знает ли он, что она переодевалась? Понял ли причину? Не превратится ли его отвращение в ненависть?
Гзррик застегнул темно-синюю тунику и посмотрел на клочок неба, видный из окна его комнаты. Вчера, оставив девушку разрываться между страстью и чувством вины, он выполнил свое намерение поговорить с привратником. Гар-рик убедил его в невиновности Нессы, но его самого одолевали жестокие сомнения. Зачем ей понадобилось выходить в одежде монашки, а потом переодеваться? Неужели он ошибался, думая, что она — редкостное создание, честная женщина, чуждая уловок и хитрости? И почему ему так больно подозревать во лжи эту женщину, когда правда о женской сущности никогда не причиняла ему страданий? Ночью он почти не спал, терзаемый вопросами, на которые не находил ответа, и презирал себя за слабость.
Глядя на крепко сжатые губы друга, Коннел размышлял: не пора ли прервать его хмурую замкнутость? Гаррик никогда не был общительным, но сегодня как-то уж слишком мрачен. Когда за утренней трапезой королева сказала, что обе ее подопечные готовятся к церемонии и не придут, Коннел был слишком занят красоткой Сибиллой и не стал ни о чем задумываться; он посчитал, что причина вполне понятная, но, судя по мрачности Гаррика, тот думал иначе.
— Не унывай, скоро красавица будет твоя, — с усмешкой сказал Коннел, но в ответ получил только кривую улыбку.
Гаррик улыбался с горечью. Красавица с сестрой не вышли к утренней трапезе, и это только подтверждало подозрение, возникшее после сообщения привратника о странном поведении послушницы. Чувствуя себя пойманным в ловушку, граф внутренне восстал против обязательства жениться. Вообще-то он с самого начала не хотел, чтобы красавица стала его женой, а Несса — сестрой. Давно подавляемые мысли вырвались на волю, и, как бы он ни насмехался над собой и ни отвергал их, он с самого начала хотел поменять сестер местами. Но сейчас, когда это скорее всего должно было произойти, желание отпало, потому что он столкнулся с ненавистным женским коварством.
— Все зависит от того, приду ли я, — буркнул Гаррик. Он мог бы все отменить, мог бы отказаться выполнить волю короля — и при этом так и не узнать правду. Но не такой он человек, чтобы бегать от действительности и искать спасения во лжи: Граф распахнул дверь и решительным шагом пошел навстречу страшному разоблачению.
Коннела озадачила странная реплика Гаррика. Конечно, все зависит от того, придет ли он — какая же помолвка без жениха? Пожав плечами, барон поспешил за другом.
У входа в часовню Гаррик остановился. Здесь, конечно, красиво; на стенах гобелены, а на бархатном алтаре — сосуды из золота с драгоценными камнями. Беглый взгляд на все это богатство объяснил ему, почему Несса предпочитала часовню Святого Стефана. Они отличаются так же, как молчаливая правда от лжи.
Элеонора стояла у алтаря рядом со священником и смотрела на Гаррика и его друга. Гаррик сегодня мрачнее, чем обычно. Неужели знает? Впрочем, не важно, ведь первую часть ее плана он не нарушил, пришел. Если ему нужен Суинтон, согласится и на вторую. Королева мысленно улыбнулась. Понимает он это или нет, но он увлечен Нессой, а значит, будет доволен заменой. Она взглянула на служку, смиренно ждущего у двери, и кивнула.
Коннел наблюдал, как Элеонора и Гаррик смерили друг друга взглядами. Под неотступным взглядом королевы Гаррик обратился в лед, так что Коннел даже удивился, когда эта ледяная статуя вдруг тронулась с места и подошла к алтарю. Коннел пошел за ним по пятам и потому упустил момент спросить, почему не пригласили Сибиллу. Утром, за столом, она сказала, что ее не будет, а он, боясь ее обидеть, не рискнул спросить почему.
— Ваше величество. — Гаррик слегка поклонился королеве и повернулся к стоявшему рядом коренастому мужчине. — Ваше преосвященство… — Он низко поклонился и поцеловал перстень прелата.
«Что ж, — размышлял Гаррик, — Элеонора ничего не упустила. Она даже пригласила для совершения обряда епископа, которого выбрал Генрих. В будущем никто не посмеет отказаться от того, в чем поклялся перед ним». Гаррик усмехнулся — Элеонора не так хорошо его знает, как думала. Если он что-то пообещает, то никогда не откажется от своего слова.
Стена коричневых домотканых платьев — эскорт Нессы — расступилась, и она осталась стоять одна в дверном проеме. Под юбкой клюквенного цвета колени дрожали, как ива на ветру. Ореховые глаза, полные тревоги и надежды, устремились на спину черноволосого мужчины.
Гаррик увидел, что королева смотрит на входную дверь, и понял, что вошла его невеста. Графа одолевали противоречивые чувства: ему хотелось, чтобы это была Алерия — и тогда его подозрения оказались бы напрасными, — и вместе с тем он молил Бога, чтобы Несса заняла место своей сестры. Собравшись с духом, Гаррик обернулся, чтобы встретить правду лицом к лицу.
Несса едва не упала в обморок, когда на нее взглянули пронзительные серебряные глаза. Ей захотелось повернуться и бежать, но воспитание потребовало, чтобы она взвалила на себя тяжелую задачу — прямо держать спину и высоко поднять голову. Конечно же, он расстроился, увидев такую невзрачную заместительницу. Но нужно выстоять — во что бы то ни стало. Гордость, конечно, — грех, но она не струсит перед Ледяным Воином, не убежит. Пусть его взгляд заморозит в ней все чувства — она будет непроницаема. Несса медленно прошествовала в придел храма.
Гаррик изучал приближающуюся девицу. Перед ним было доказательство того, что она такая же хитрая, как все женщины; и все же он чуть не улыбнулся, глядя, как храбро и решительно она шагает навстречу тому, чего, безусловно, боялась. Золотое кружево на вороте платья и по краям рукавов перекликалось с золотыми блестками в волосах, уложенных в толстые косы вокруг головы, только несколько непокорных завитков обрамляли сердцевидное личико. Красное платье придало щекам краски, которые раньше выбеливало одеяние послушницы. Он видел, что она боится, но полна решимости, и у него появилось нелепое желание защитить ее — от кого? От себя самого? Чувства так разбушевались, что он не узнавал себя; он не мог с ними справиться и презирал себя за это.
Несса видела, что граф хмурится, и это еще более усиливало ее тревогу. Шествие через зал под его холодным испытующим взглядом длилось целую вечность. Наконец она встала рядом с ним, перед прелатом. Сейчас, сейчас это произойдет… Сейчас он откажется признать ее своей невестой.
Казалось, все замерли в напряженном ожидании. Коннел в ужасе вытаращил глаза; епископ почувствовал какую-то подспудную враждебность и, озадаченный, смотрел то на торжествующую королеву, то на хмурого графа.
Тянулось тягостное молчание, не нарушаемое ни единым вздохом. Наконец Элеонора проговорила:
— Видите ли, граф, Алерия вышла замуж за своего возлюбленного, ее названого брата и бывшего стражника этого замка. — Она не скрывала ликования, ведь ей удалось разрушить план Генриха. — Церемония прошла этой ночью в часовне Святого Стефана, и сейчас счастливая пара уже далеко, на пути к своему новому дому.
Выражение лица Гаррика не изменилось, но Несса почувствовала, что он вздрогнул, когда королева упомянула о часовне. Она ощутила на себе его взгляд и тихо сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42