– Дейзи, Боже мой, какой ужас! – начала Лалла, как только они оказались на аллее. Она видела, как трясутся губы подруги.
– Я… я… не толкала Джейн. Клянусь, я не убивала ее. – Страшное напряжение сменилось истерическими рыданиями.
– Полно, полно, Дейзи, дорогая, – ласково проговорила Лалла, прикоснувшись к ее плечам. – Неужели я в это поверю? Нельзя позволять Роллинзу унижать себя! Он сумасшедший, омерзительный, гадкий тип.
Дейзи с благодарностью посмотрела на подругу. Казалось, постепенно она приходит в себя: прерывистое дыхание выровнялось, и слезы перестали течь по щекам. Неожиданно на ее заплаканном лице появилась нежная улыбка:
– Спасибо, дорогая…
Однако Лалла погрузилась в невеселые мысли.
– Надо что-то предпринять, чтобы остановить Роллинза, – сказала она твердо. – Так больше не может продолжаться. Он нарушает твое спокойствие, и неизвестно, что у него еще на уме.
Дейзи вытерла платком мокрое от слез лицо.
– Я уже рассказывала тебе, что мистер Бентон не хочет ни о чем слышать. Он убедил Грея, что его племянник безобиден. И Грей не собирается портить отношения с Бентоном, потому что ведет переговоры о покупке земли.
– Грей не прав! – возмутилась Лалла – Я пойду к нему сама! Я скажу ему, что он не уважает чувств родной сестры!
– О моя дорогая! Узнаю этот горячий воинственный огонь в твоих глазах. Я знаю, что перечить тебе бесполезно! – торжественно произнесла Дейзи.
– Даже не пытайся! – рассмеялась Лалла.
Между тем они миновали аллею и подошли к дому.
– Бедный Грей! – засмеялась Дейзи, задержавшись в дверях. – Он даже не догадывается, что его ждет!
Лалла окинула взглядом широкую лестницу.
– Твой брат, наверно, занял бывший кабинет отца, в левом крыле дома? Там когда-то была бальная зала.
– Совершенно верно.
И они вошли в дом.
Не заходя в свою комнату, даже не поправив растрепанную прическу и не переодев платья, Лалла решительно направилась к кабинету Грея. Ориентиром ей служил монотонный стук клавиш пишущей машинки, раздававшийся из другого конца коридора. Лалла бесшумно открыла дверь и оказалась в светлой просторной комнате, служившей приемной. Помещение выглядело очень опрятно, хотя и довольно скромно. Перед дверью, ведущей в кабинет Грея, стоял добротный дубовый письменный стол, за которым, словно каменная химера, гордо возвышалась Миллисент Пейс. Она, не скрывая раздражения, уставилась на Лаллу.
– Мне необходимо увидеть Грея, – сказала Лалла, взявшись за ручку двери кабинета.
Внезапно Миллисент вскочила со стула и бросилась ей наперерез, одной рукой пытаясь остановить Лаллу, вцепившись в рукав ее платья, другой прикрывая вход в кабинет.
– Сюда нельзя. Стойте!
– Только попробуйте дотронуться до меня! – Лалла приглушила голос почти до шепота и, оттолкнув Миллисент, распахнула дверь настежь.
В углу большого кабинета за огромным столом красного дерева в расстегнутом жилете, без пиджака, не поднимая головы от бумаг, сидел Грей. Слева от него стоял Тодд О’Коннор, что-то живо обсуждавший с боссом. Услышав шелест юбок, оба прекратили разговор и посмотрели на Лаллу. Девушка прошла на середину комнаты. Ее спокойный, уверенный голос нарушил тишину:
– Грей, нам нужно поговорить! Это очень важно!
– Извините, мистер Четвин, – послышался жалобный голосок Миллисент в дверях. – Я говорила, что вы заняты, но мисс Хантер меня не послушалась.
– Вы не виноваты. Можете продолжать свою работу, – холодно произнес Грей, презрительно посмотрев на Лаллу.
Миллисент пролепетала что-то невнятное и удалилась, неслышно притворив дверь. Грей опустил глаза на бумаги и пробурчал:
– Ты видишь, что я сейчас занят?
Лалла и не думала уходить.
– Настолько занят, что не захочешь поинтересоваться самочувствием своей сестры?
Оба мужчины невольно подняли на нее глаза, и она заметила в них неподдельное волнение.
– С ней что-то случилось? – Грей нахмурил брови.
Лалла подумала, что обсуждать утреннее происшествие в присутствии помощника Грея не стоит, и вежливо предложила:
– Тодд, вы не могли бы оставить нас ненадолго?
О’Коннор еще несколько секунд неуверенно топтался на месте, заглядывая в глаза хозяину, будто испрашивая разрешения выйти.
Грей едва заметно кивнул, и Тодд О’Коннор поспешно скрылся за дверью. Лалла заметила, как он сконфужен.
Наконец они остались в кабинете одни. Еще некоторое время Грей перебирал бумаги, складывая их в аккуратную стопку и явно оттягивая начало разговора.
– Ну, что случилось? – наконец спросил он, понижая голос.
Лалла подошла к столу.
– Эллиот Роллинз… Он сумасшедший! И если ты не остановишь его сейчас, потом может быть слишком поздно. Он затеял что-то ужасное. Я очень волнуюсь за Дейзи!
Грей склонил голову набок и снисходительно улыбнулся.
– Мистер Роллинз, конечно, нездоров, но, уверяю тебя, он никому не причинит вреда. Он как противная муха, надоедливо жужжащая над ухом, а по большому счету – несчастный человек.
– Безвредный?! Несчастный?! – закричала Лалла, давая выход накопившемуся гневу. – Но этот отвратительный человек заявил сегодня утром твоей сестре, что это она столкнула твою жену в овраг той ужасной ночью. Он заставил ее страдать! Дейзи еле добралась домой. Ах, Грей, если бы ты видел, как она была подавлена, ты не был бы так хладнокровен.
Грей слушал ее совершенно спокойно.
– Дейзи прекрасно знает, что Роллинз не в себе. И не должна принимать его слова близко к сердцу и так расстраиваться, – отрезал он наконец.
Нервы Лаллы были напряжены до предела. Она не могла понять, как человек, которого она любила когда-то, может быть таким бесчувственным. Усилием воли она заставила себя успокоиться.
– Сдается мне, у тебя просто каменное сердце, Грей Четвин. Или жалкий кусок земли Бентона тебе дороже безопасности собственной сестры?
Поняв, что ничего не добьется, она резко повернулась и, подобрав подол юбки, быстро направилась к выходу.
Однако Грей опередил ее. Прислонившись спиной к двери, он преградил ей путь. Лалла почувствовала на себе его тяжелый взгляд. Сердце девушки упало: отчаяние душило ее, отнимая последние силы.
– Останься, Лалла, прошу тебя… Присядь, – тихо произнес Грей.
Она удивленно посмотрела на него. Неужели ей удалось сломить этого самодовольного человека? Лалла подошла к одному из обитых дорогой кожей стульев и села.
В комнате стало тихо. Грей застыл, опустив руки в карманы брюк и невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль. Неожиданно он повернулся и, не говоря ни слова, подошел к маленькому столику у окна, уставленному множеством графинов, плеснул что-то в рюмку и протянул Лалле. Она поднесла напиток к губам и почувствовала тонкий запах превосходного бренди.
Дождавшись, пока она выпьет, Грей заговорил:
– Теперь ты успокоилась?
Лалла кивнула. Она почувствовала, как тепло разливается по телу. Охватившая ее дрожь наконец унялась. Лалла принялась рассматривать кабинет Грея. Это было большое помещение, явно обставленное мужчиной. Ничего лишнего – письменный стол, несколько стульев для посетителей да секретеры, набитые бумагами и книгами. Над камином висел портрет отца Грея – Саймона Четвина, величавого и строгого мужчины. Казалось, он молчаливо наблюдал за происходящим.
– Я поражен, мисс Хантер. Неужели вы действительно думаете, что я не забочусь о благополучии своей сестры? – спросил Грей.
В эту минуту он казался особенно хмурым. Лалла заметила, с какой злостью он пододвинул стул, прежде чем снова занять место за письменным столом.
– Не понимаю, почему Дейзи вдруг так испугалась Роллинза. Мало ли что взбрело в голову какому-то сумасшедшему! Почему-то раньше она не придавала такого значения его безумному бреду.
– Так ты собираешься наконец что-нибудь предпринять, чтобы остановить Роллинза? – решительно спросила Лалла.
– Конечно. Я непременно поговорю с Бентоном, и больше ноги его племянника не будет в Диких Ветрах.
Лалла, разумеется, не ожидала, что все разрешится так просто. Она думала, что опять встретит сопротивление, и уже приготовилась сражаться. Теперь же ей ничего не оставалось, как только поблагодарить его. Сдерживая волнение, Лалла поднялась и направилась к выходу.
Уже закрывая дверь, девушка услышала за спиной едва различимые слова: «Хм, каменное сердце. Значит, не совсем каменное…»
Она поспешила успокоить подругу, что Эллиот Роллинз больше не будет так пугать ее.
Грей сдержал свое слово.
В каком бы уголке усадьбы ни появлялась Лалла, нигде, слава Богу, она не находила следов Роллинза. Они с Дейзи могли путешествовать верхом, не опасаясь, что из-за деревьев неожиданно появится страшное бородатое лицо с дьявольски сверкающими глазами.
Но несмотря на то что просьба Лаллы была выполнена, в их отношениях с Греем ничего не изменилось. Встречая ее за обедом или во время прогулки, он оставался неизменно вежлив и обходителен, однако сохранял дистанцию. И хотя эта манера держаться не сулила ей ничего хорошего, Лалла все же предпочитала такого Грея – по крайней мере она чувствовала себя спокойно.
Однако в долгой череде однообразных дней наступил один, когда Лалла осознала наконец, как ошибалась, перестав бояться Грея Четвина. Именно этот человек по-прежнему представлял для нее огромную опасность.
Обычно после ленча Лалла удалялась в свою временную художественную студию. В этой комнате, расположенной в дальнем крыле большого дома, вдали от суматохи и шума, она могла чувствовать себя свободно.
Рисуя, она мысленно постоянно возвращалась к самым первым месяцам своей жизни во Франции, когда весь мир казался ярким, сочным и свежим, словно красочная детская книжка, когда она упивалась радужными грезами и не хотела вспоминать о прошлом.
Однажды днем, недели через две после приезда в Дикие Ветры, Лалла стояла за мольбертом, заканчивая пейзаж, и была так поглощена работой, что не услышала, как приоткрылась дверь детской. Однако она тут же почувствовала на себе чей-то взгляд. Лалла обернулась и увидела стоящего в дверях Грея, который устремил на нее взгляд, полный любопытства.
Чуть кивнув, она продолжала писать, хотя кисть в ее руках задрожала и перестала слушаться. Ей снова вспомнились первые годы жизни в Париже. Тогда она часто представляла себе подобную сцену: Грей в безмолвии застыл над одним из ее творений, пораженный ее талантом. Он наконец понимает, что она никогда не выйдет за него замуж, потому что должна посвятить свою жизнь искусству.
Насмешливый голос Грея моментально отрезвил ее:
– Плоховато у тебя получается.
Не отрываясь от работы, Лалла вспыхнула:
– По-моему, тебе это особенно приятно, Грей Четвин. Тебя радуют мои неудачи?
– Мне очень жаль, Лалла, – наконец сказал он, довольно долго обдумывая ответ, – но художника из тебя не получилось. Не надо было затевать учебу. Может быть, тебе это неприятно слышать, но, по-моему, это занятие абсолютно бесперспективное.
Слова, слетевшие с уст Грея, моментально сбросили ее с облаков на землю, настолько бесстрастно они прозвучали. Кровь прилила к щекам Лаллы, слезы готовы были хлынуть из глаз, но она, надменно улыбнувшись, произнесла:
– Благодарю. – Презрение было замаскировано изысканной вежливостью.
Лалла чуть отступила от мольберта, решая, над каким фрагментом пейзажа требуется еще поработать, и заговорила снова:
– Да, Грей, я хотела стать настоящим художником. Я мечтала об этом. Ведь живым примером мне служили мои сестры. Еще бы – Миранда стала известным врачом, а Порция достигла огромных успехов на подмостках. За три года я потратила уйму усилий и денег на обучение, и вот однажды один из преподавателей посоветовал мне оставить это занятие… – Она глубоко вздохнула. – Видишь, Грей, художницы из меня не получилось. Я всего лишь жалкая посредственность.
– Прости, я был слишком резок, – неожиданно грустно произнес он. – Наверно, после подобного приговора у тебя просто руки опустились.
– Конечно, я была на грани катастрофы, – призналась Лалла. – Но потом поняла, что могу найти применение своему таланту в иной сфере.
– И что же это за талант?
– Я решила, что бесполезно тратить силы на искусство, в котором все равно не достигнешь высот. Я стала своеобразным магнитом, притягивающим к себе людей из мира искусства. Я объединила вокруг себя художников различных стилей и взглядов. Моя квартира в Париже постепенно превратилась в своеобразный центр, куда съезжаются люди искусства со всей округи, и я счастлива, когда слышу у себя в доме несмолкаемый гул голосов.
Лалла вся сияла, надеясь услышать одобрение. Однако она ошибалась. Грей сдвинул брови и пожал плечами.
– И для этого нужно было уезжать в Париж? Не проще ли назвать вещи своими именами: ты стала обычной хозяйкой домашнего салона, каких полно в Нью-Йорке, и никто из них не считает умение принимать гостей каким-то особым даром.
Увы, Лалла не встретила у Грея понимания. Что ж, глупо было ждать обратного. Поэтому она печально продолжала:
– Да, ты прав, Грей. Но я должна была ехать в Париж. Должна! Мне хотелось свободы. И там, в огромном городе, я наконец обрела независимость.
Он бросил на девушку гневный взгляд и неторопливо прошел в дальний угол детской, где пылилась старая деревянная лошадка на колесах. Эта игрушка была, наверно, ровесницей Грея и Дейзи и помнила их детские забавы. Она вся потрескалась от времени, а краска поблекла и кое-где стерлась. Грей усмехнулся и принялся катать лошадку взад-вперед. Скорее всего он собирается с мыслями, чтобы сказать что-то важное, подумала Лалла. Внезапно он выпрямился, заложив руки за спину, и взглянул на нее исподлобья:
– Почему ты не приняла тогда предложения стать моей женой, Лалла? Настало время сказать правду… если ты не против, конечно.
Сказать правду… Она никогда не говорила ему об истинной причине своего отказа. Да он никогда бы и не поверил. Поэтому она только повторила слова, которые десятки раз мысленно произносила в течение последних лет.
– Ты хочешь знать правду? Ну что ж, я скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34