Художнику удались ее глаза, которые передавали всю сущность ее характера. Они светились каким-то особым огнем, и вместе с тем в них был упрек и что-то недосказанное, загадочное, что особенно заинтриговало Констанс.
– Это Виола, – пояснил герцог.
– Виола? Ваша родственница? Она прелестна.
– Значит, вы еще ничего не слышали о Виоле? Странно. Она должна стать женой моего старшего сына.
– Диши?
– Да, Диши, – кивнул герцог. – Странно, не правда ли? Я всегда думал, что Филип и Виола когда-нибудь поженятся. Они были такие драчливые в детстве, все время готовые вцепиться друг в друга.
Констанс внезапно вспомнила, что говорила о господских детях горничная Стелла. Но она не могла поверить, что эта бледная белокурая красавица могла быть драчливой и вздорной. И все же художник подметил в ее глазах блеск, в котором было больше характера, чем это допускалось этикетом в высшем свете. Уж эта если вцепится в кого-нибудь, то не отпустит. Констанс не представляла себе мужчину, который захотел бы стать объектом внимания такой женщины. В дверь постучали, и горничная вкатила столик.
– Кушать, подано, ваша светлость. Может, это поможет вам нарастить немного мясца к вашим костям.
– Спасибо, миссис Хатчинсон. Вы не можете подать еще один чайный прибор? Со мной сегодня пьет чай моя будущая невестка.
– Сию минуту, ваша светлость. Есть и прибор, и сандвичи, и даже кусок кекса, который вам так нравится. Надеюсь, он понравится и вам, мисс Ллойд.
– Благодарю вас, миссис Хатчинсон. Вы просто волшебница.
– Так говорил мне покойный мистер Хатчинсон, ваша светлость. – Присев в поклоне, миссис Хатчинсон удалилась.
Герцог с удивительной ловкостью разлил чай по чашкам и положил Констанс на большую, как блюдо, тарелку всего понемногу, не дав своей гостье даже сдвинуться с места. Во время чая они вели милую и интересную беседу о книгах и современных идеях, от взглядов Рескина на образование до Диккенса и его героев и, разумеется, об американском писателе Марке Твене. Герцог задавал ей немало глубоких и интересных вопросов о Гражданской войне в Штатах и выразил свое соболезнование в связи с потерей семьи и дома.
– Как, должно быть, вам было трудно, дорогая. И какая вы молодчина, что устояли перед невзгодами и не постеснялись стать гувернанткой. Мне остается только надеяться, что мой сын сделает вас счастливой, чего вы заслуживаете. – Говоря это, старый герцог глядел на нее поверх края чашки, осторожно откусывая черный хлеб с маслом.
Выпив чашку чаю, Констанс поблагодарила его, а сама подумала о том, что он единственный человек в этой семье, который говорит с ней искренне и считает ее чем-то большим, чем просто еще одним возможным украшением этого дома.
Филип, должно быть, рассказал о ней своему отцу. Иначе как герцог мог о ней узнать?
Наконец чаепитие подошло к концу.
– Это было так приятно, ваша светлость, – сердечно поблагодарила она герцога.
– И мне тоже, дорогая. – Он крепко сжал ее руку в своих сухих ладонях. – Почаще навещайте меня.
– Я приду. Это были самые чудесные минуты за все время, что я живу в Гастингс-Хаусе.
Герцог улыбнулся и проводил ее до двери.
– Она не всегда была такой, как теперь, – сказал он, глядя куда-то вдаль.
– Герцогиня?
– Да. Когда я женился на ней, она была милой, простой, доброй девушкой. Мои родители были, конечно, в бешенстве, когда мы поженились. Но я был третьим сыном, и никто даже и помышлять не мог, что я когда-нибудь стану герцогом. Вот тогда-то она и начала меняться, словно это было дело всей ее жизни – все эти титулы и поместья, какие есть в Англии. И это отняло у нее радость жизни, отравило ее. Теперь мы с ней стараемся как можно меньше видеть друг друга.
– Как это печально, – сказала Констанс.
– Да. Мне не хотелось, чтобы это случилось еще с кем-нибудь в моей семье. О, мисс Ллойд, – добавил он, словно что-то вспомнил, – вы это славно придумали на дороге, когда повстречались с бандитами.
– Простите, ваша светлость?
– Я знаю все о вашей остроумной уловке, спасшей не только вашу жизнь, но, похоже, жизни будущих жертв ограбления. Я просто поражен, моя дорогая. Думаю, великий полководец Веллингтон в подобных обстоятельствах не смог бы придумать ничего лучшего. Отдаю должное вашей смекалке.
Констанс с удивлением смотрела на него. В голове все смешалось.
– Откуда… Кто вам?..
– Я узнал об этом от Джозефа Смита. Он написал мне длинное-предлинное письмо о вас, мисс Ллойд. Одно могу сказать: любой человек, мужчина или женщина, способный произвести такое впечатление на Смита, заслуживает быть удостоенным рыцарского звания. Доброй ночи, мисс Ллойд.
Еще не придя в себя, Констанс покинула подвальные апартаменты герцога и вернулась в сверкающий мир верхних этажей.
Она была в своей комнате и одевалась к ужину, прекрасно отдавая себе отчет, каким ужасным он ей покажется после прекрасного чаепития у герцога, как в дверь постучали.
– Войди, Стелла. Ты считаешь…
Дверь отворилась, ив дверь вошла герцогиня. Ее появление придало всему, что находилось в скромной комнате Констанс, поистине карликовый вид.
– Ваша светлость…
Констанс не знала, рассержена ли герцогиня на нее за ослушание и чаепитие у герцога или вне себя от гнева за то, что ее будущая невестка настолько вульгарна и дерзка, что называет горничную по имени вопреки поучениям герцогине. Во всяком случае, Констанс готовилась к серьезному наказанию. Она была готова ко всему, кроме того, что произошло на самом деле.
– Моя дорогая девочка! – вскричала герцогиня.
И тут Констанс не на шутку перепугалась, увидев слезы в глазах герцогини. Крупные настоящие слезы, готовые скатиться по ее щекам.
– Моя дорогая, милая девочка!..
И герцогиня сжала ее в своих объятиях.
Констанс как-то в детстве слышала историю о том, как медведь-гризли задушил в своих объятиях человека. Она неожиданно испытала страх, подумав, что, возможно, ей грозит что-то похожее. Но ее обнимал не медведь, а будущая свекровь, пусть и неуклюже. В ушах у герцогини болтались бриллианты величиной с грушу и к тому же острые как нож. На какое-то мгновение Констанс показалось, что она потеряет сознание, в глазах ее все поплыло. Но герцогиня вдруг отпустила ее.
– Ты сделала это, моя девочка! – Тут Констанс увидела, что герцогиня размахивает кремового цвета карточкой. – Дата венчания еще не объявлена, а тебе удалось это!
– Удалось что?
Нужно ли ей извиняться перед герцогиней. Отрицать, что она знает за собой что-то такое, что заслуживает порицания?
– От самого принца! Ты и Филип приглашены на уик-энд в Сандринхем! Вы будете гостями принцессы и принца Уэльского! Ты достигла своего, моя дорогая! Мы достигли этого! Я должна сообщить об этом леди Трендом. Это приведет ее в ярость!
– А как же Филип и его избирательная кампания? Разве для него не важнее остаться дома и работать? Ведь до выборов остались считанные дни?
– Господи, ни в коем случае! Приглашение в Сандринхем важнее, чем какие-то речи и целование сопливых малюток! Подумать, только, приглашение в Сандринхем! Принц пока еще не король своей страны, но, бесспорно, король высшего света. Его приглашение!
С этими словами герцогиня повернулась, чтобы уйти, но снова одарила Констанс улыбкой. Это было ужасно, и так же неожиданно и невероятно, как если бы запряженная в плуг крестьянская лошадь вдруг затанцевала.
– Тебя надо поместить в лучшую комнату, дорогая! Сегодня вечером, как только мы отпразднуем это событие, ты переселишься в золотую комнату.
Констанс постаралась ответить улыбкой. Но где-то глубоко внутри она ощутила неприятный холодок. Куда было бы лучше, если бы герцогиня вовсе не замечала ее.
Глава 7
Сандринхем был огромен и производил впечатление. Построенный из кирпича и камня, с островерхими крышами и широкими окнами, он, как все загородные замки, отличался смешением стилей. В данном случае стиль Тюдоров и георгианский стиль взяли верх над готикой и неоклассицизмом. Филип с готовностью пояснил ей, что замок принца не столь велик и знаменит своей архитектурой, как Гастингс-Хаус. Он, кажется, был весьма горд этим.
Замок был подарен принцу Уэльскому, когда тому исполнился двадцать один год. Вместо того чтобы стать оплотом добродетельной жизни для молодого принца, а затем и его супруги, как на это надеялся его отец, принц Альберт, где бы молодая пара могла вести здоровый образ жизни в тиши сельской Англии, замок стал еще одним Мальборо-Хаусом, где лондонские забавы и утехи успешно продолжались. Более того, в Сандринхеме было куда свободнее пренебрегать добродетелью и здоровыми навыками, ибо географически он отстоял довольно далеко от Лондона и слухи о недостойных инцидентах не сразу доходили до ушей строгой матери-королевы.
Итак, Сандринхем был почти похож на Мальборо-Хаус, но в нем было больше охотничьих ружей, лесных зарослей, дичи и зверья и больше возможностей их подстрелить.
Констанс и Стелла, произведенная в личные горничные молодой госпожи, сидели в экипаже напротив Филипа и его камердинера Оуэна. Констанс так и не знала, имя это или фамилия, но для Филипа это было единственным именем его слуги.
– Это произошло, Констанс, – произнес он странно равнодушным голосом. – В эти два дня мы будем официально приняты в высший круг знати. Теперь нас будут принимать везде. – Он улыбнулся, словно понял, что это надо сделать.
Констанс пыталась, но не смогла уловить хотя бы намек на радость в его голосе. Она же не испытывала ничего, кроме сильной усталости. За неделю до отъезда в Сандринхем герцогиня созвала армию портних, затребовала из Лондона трех белошвеек и отобрала еще семь человек из прислуги и всех засадила за шитье нарядов. Главная портниха, мадам Вандом, частенько забывала о своем французском акценте и переходила на смачный лондонский кокни, когда теряла «чертову иглу» или не находила под рукой «паршивых» брюссельских кружев.
Констанс то и дело примеряла державшиеся на булавках платья для завтрака, платья для ужина и бала, утреннего выхода, костюмы для прогулок пешком и для верховой езды. Герцогиня как-то, перед тем как заказать костюм для верховой езды, устало, но все же справилась у Констанс:
– Надеюсь, ты ездишь верхом?
А в промежутках между примерками Констанс выслушивала бесконечные сплетни о тех, кто будет в Сандринхеме. Не раз ей хотелось в отчаянии закричать: «Кому это интересно!» – когда герцогиня передавала ей пикантные подробности, полученные из вторых, третьих, а то и четвертых уст. Какое Констанс дело до того, что лорд такой-то открыто сожительствует с бывшей пассией принца Уэльского, а тайком – с одной из так называемых скиттлз, девушек из района модных кегельбанов? Или что леди N решилась бежать с австрийским графом, упаковала чемоданы и напрасно прождала его под пешеходным мостом в Гайд-парке, чтобы потом узнать, что это предложение было лишь шуточной расплатой графа за проигрыш в клубе в бридж.
Что бы там ни было, Констанс никак не могла смириться с тем, что должна выслушивать эти жалкие обрывки историй о человеческих ошибках и слабостях.
Наконец когда пришел день отъезда, в ее комнате вдруг появилась горничная от герцога с небольшим жестяным ведерком, в котором лежало что-то завернутое в коричневую упаковочную бумагу.
– Это вам, мисс, от его светлости, – присела перед ней горничная. – Они желают вам доброго пути и посылают вот это. Их светлость герцог считают, что, имея с собой еду, можно всегда чувствовать себя в безопасности. Особенно в дороге. Они собственноручно изволили завернуть для вас сандвичи с маслом и сыром и кекс с изюмом, мисс.
Констанс впервые за последние дни рассмеялась. Она смеялась от собственной усталости, от милой глупости подарка и еще потому, что старый герцог снова проявил к ней доброту и дружелюбие.
С высоко вскинутыми от изумления бровями провожала герцогиня будущую невестку, которая в шляпке с вуалью, в зеленом элегантном дорожном костюме и с бархатным ридикюлем увозила в Сандринхем, кроме четырех сундуков с платьями, еще и жестяное ведерко непонятного назначения.
Путешествие в Сандринхем, сначала поездом, потом в экипаже, оказалось совсем недолгим. Через несколько часов они уже стояли на крыльце королевского замка. Над входом был натянут тент из парусины, а под ним – шеренга слуг в шотландских костюмах, встречающих гостей. Все слуги были как: на подбор – мужчины в клетчатых шотландских юбках, с ногами как стволы деревьев. Они приветствовали гостей, вносили в дом их багаж, провожали приехавших гостей в холл. Если бы понадобилось внести в дом фортепьяно, они как пушинку передали бы его друг другу через плечо, подумала Констанс.
Поскольку Филип и Констанс не были женаты, а всего лишь помолвлены, им отвели комнаты в разных концах замка. На одно мгновение Констанс представила себе, как Филип раздевается в ее присутствии, и это расстроило ее больше, чем она ожидала. Она видела его не иначе как элегантным и лощеным.
К крыльцу один за другим подкатывали экипажи, случались сбои и заминки, ибо многие из гостей не желали выходить из экипажей, не получив всеобщего внимания, и ждали, когда подойдет хотя бы кто-то из хозяев. Дамы обменивались приветственными кивками, и длинные перья на их шляпах выписывали в воздухе невероятные фигуры. Кто-то улыбался, на мгновение встретившись взглядами. Позднее, когда горничные распакуют сундуки и на туго зашнурованные корсеты будут надеты самые новые и модные платья для чая, в гостиной настанет час настоящих встреч и знакомств.
Мужчины станут обмениваться дружескими рукопожатиями и делиться новостями об успехах на рыбалке или на охоте, щедро сообщая, где, в каких местах водится много уток или фазанов. Для настоящего мужчины отдых начинается не ранее вечера, за бильярдным столом со стаканом бренди в руке ив облаках табачного дыма.
Другая сторона таких светских сборищ – это близость к принцу или принцессе, которые могут одарить кого-то своим вниманием, или, наоборот, здесь представлялась прекрасная возможность кого-то игнорировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35