Наконец Кэри, подойдя к старику, ласково взял его под руку. Холли подумала, что это он сделал не в первый раз. И не в последний.— Пойдемте, сэр, — сказал оруженосец. — Пришла пора ужинать. Сегодня у нас копченые угри. Ваши любимые.Словно пристыженные этим простым проявлением человечности, остальные исчезли так же быстро, как и появились.Рис Гавенмор, двинувшись следом за Кэри, обвиняюще воздел перст к небу.— Потаскушки, все до одной! Готовы, высунув язык, бегать за мужчиной, чтобы завлечь его. Ждут не дождутся, чтобы раздвинуть ноги и выдоить всю до последней капли богом данную ему силу…Хлопнувшая дверь милосердно оборвала эту гневную тираду. Холли, которая и раньше не могла смотреть мужу в глаза, почувствовала, что теперь вообще не в силах глядеть в его сторону.— Никогда прежде не видел, как ты краснеешь. Тебе это очень идет.Тихий голос Остина смутил ее. Они посмотрели друг на друга, словно разделенные бездонной пропастью могилы его матери. Робея под пристальным взглядом супруга, Холли опустила голову, покусывая нижнюю губу. С тех пор как Остин начал смотреть как бы сквозь нее, она стала относиться к своей внешности довольно беспечно.— Сэр, я никогда прежде не видела, как вы швыряетесь цветами. Вам это не к лицу.— Мне сразу следовало предупредить тебя. Все мужчины рода Гавенморов прокляты тем, что… — Остин остановился, словно не зная, сколько можно открыть ли, — у них непредсказуемый характер. По меркам Гавенморов, это была лишь мягкая вспышка.— В таком случае мне бы очень не хотелось увидеть что-нибудь серьезное.— Как и мне.Поднявшись с земли, Остин побрел к вершине холма. Там он остановился и обвел взглядом весь мыс от недостроенной наружной стены до вспенившейся реки, несущей свои воды в море. Его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне тронутых багрянцем лиловых сумерек.— Патриотизм моего отца не всегда был таким искренним, как он сейчас пытается представить, — наконец сказал Остин. — Прослышав, что английский король Эдуард хочет обеспечить мир с воинственными западными соседями, построив на важнейших путях вдоль пограничных с Уэльсом рек крепости, отец предложил Гавенмор как место для одной из них. Он понимал, что король щедро одарит землями и золотом всех дворян, присягнувших ему.— Отец Натаниэль рассказывал мне об этих замках.Холли не стала добавлять, что священник также рассказал о том, что этот замысел Эдуарда так и не был полностью воплощен в жизнь. Что до сих пор валлийцы время от времени восстают против правления сына короля Эдуарда.На устах Остина появилась грустная улыбка.— Для девятилетнего мальчишки то было волшебное время. Днем и ночью здесь все кипело. Столько рабочих: каменщики, плотники, землекопы. Мы с Кэри старались побывать всюду. И можешь себе представить, с каким восторгом мы встретили известие о том, что сам король Эдуард собирается почтить нас своим присутствием. Нам еще не доводилось видеть настоящего короля.Его лицо потемнело.— Он прибыл к нам в сопровождении свиты в дождливый вечер. Эдуард был уже в летах, но силы в нем было еще много. Я был парнишкой упитанным, но он поднял меня, словно пушинку.Мысленно представив себе эту картину, Холли не смогла удержаться от улыбки. Сейчас в стройном поджаром теле Остина трудно было угадать маленького упитанного мальчишку.— Они засиделись допоздна: отец, мать и король Англии. Смеялись, разговаривали, шутили. Короля очаровало пение моей матери.Призрачные отголоски давно забытой мелодии прошлись по натянутым нервам Холли, и она поежилась.— Разошлись они около полуночи. А позднее отец, проснувшись, обнаружил, что место в кровати рядом с ним пусто.Внезапно Холли почувствовала, что не желает знать продолжение. Что она готова сделать все, лишь бы остановить Остина. Даже броситься ему на шею и рукой зажать его рот. Но она словно оцепенела, раздавленная непосильной тяжестью того, что должна была услышать.Голос Остина, лишенный каких-либо чувств, стал холодным и отчужденным.— Он искал Гвинет по всему замку — так же, как ищет ее и теперь. Но в ту ночь он нашел ее. В постели короля.— И что он сделал? — прошептала Холли. Остин пожал плечами.— Что он мог сделать? Честолюбивые дворяне нередко позволяют своим сюзеренам вкусить прелести своих. Закрыв дверь, отец вернулся к себе в спальню. На следующий день на рассвете он учтиво распрощался с Эдуардом, дав ему клятву в вечной преданности. Затем, поднявшись наверх, задушил неверную супругу.Красивое лицо Остина было непроницаемо, словно изваяние, высеченное на надгробии.— Я нашел их в той постели, на тех самых смятых простынях, на которых она лежала с другим мужчиной. Отец плакал, прижимая к себе ее безжизненное обмякшее тело. Он целовал ее лицо, умоляя, чтобы она проснулась. Но на ее распухшей шее краснели отпечатки его пальцев, а красивое лицо исказила печать смерти.Холли зажала дрожащей рукой рот, ужасаясь тому, что встала на защиту Риса, что позволяла ему словно тени бродить за ней по замку. Нежно сжимала его немощные руки — те самые, что оборвали жизнь матери Остина.— Когда король Эдуард узнал о ее смерти, — продолжал Остин, — он тотчас же отозвал строителей. Лишил отца титула, владений, вынудил вассалов бросить его, и остались лишь самые преданные.Теперь Холли поняла, почему Остин прибыл на турнир без свиты рыцарей и оруженосцев. Почему замок охраняют не опытные воины, а крестьяне, пекари и пасечники.— Сын Эдуарда продолжает преследовать нас, пытаясь задушить налогами и вынудить отказаться даже от этой голой скалы. И все это из-за вероломства женщины, предавшей нас.Холли услышала в этом проникнутом горечью шепоте боль ребенка, вынужденного с самого детства взвалить на себя тяжелый груз мужской ответственности.— Бросившей нас.— Бросившей вас? — Холли, сострадание которой потонуло в водовороте чувств, вскочила на ноги. — Мне кажется, сэр, это вы бросили ее. 18 Остин не удивился бы, если бы ему пришлось выслушивать от Холли слова сочувствия. Или если бы она в ужасе отпрянула от него. Или склонила бы голову, устыдившись позора, запятнавшего честь его семьи. Но маленькая мегера, вскочившая с земли и обрушившаяся на него с обвинениями, изумила его. На турнирах ему не доводилось сталкиваться с такими устрашающими противниками. Остин не сомневался, что, если бы его жена была кошкой, она со злобным шипением немедленно бросилась бы царапать его лицо.— Покинула вас? — повторила Холли. — Насколько я понимаю, у бедняги не было иного выбора.Ее неистовый напор вывел Остина из печальной задумчивости. Он, как и Холли, тоже повысил голос.— Она могла бы остаться со своим супругом! Сдержать данную у алтаря клятву!— А ваш отец мог бы не душить ее! От моего внимания не укрылось, что дражайшего короля он не задушил.Получив этот болезненный удар, Остин отступил на шаг. Вот уже два десятилетия все до единого обитатели Каер Гавенмора не упоминали о смерти его матери. Ужасная трагедия запятнала их жизнь кровью, однако никто не осмеливался говорить о ней. До тех пор, пока не появилась Холли. Мужественная дурнушка Холли.Она не знала пощады, его Холли.— Неужели убийство, совершенное вашим отцом, Менее тяжкое преступление, чем неверность его супруги? Однако за отцом вы ухаживаете, словно за беспомощным калекой, но отказываетесь почтить память матери даже скромными цветами. Лишь холодные камни отмечают место, где она нашла успокоение.Остин, подойдя к Холли, схватил ее за плечи, привлекая к себе.— Эти камни все до одного положены моими руками!В ее фиалковых глазах вспыхнуло чувство, превзошедшее по силе его собственное. Вместо того чтобы обмякнуть в сильных руках Остина, Холли бесстрашно посмотрела ему прямо в глаза. В ее полном ярости взгляде не было ни тени испуга. Остин не смог бы выразить, насколько обрадовался этому.— Как это мило с вашей стороны, — тихо произнесла она, но прозвучавшее в ее голосе обвинение словно кинжалом полоснуло Остина по сердцу. — Скажите, неужели вы действительно так ненавидели мать?— Я обожал ее!Эти слова, двадцать лет сдерживаемые где-то в самой глубине, наконец вырвались из груди. Опустив взгляд на губы Холли, внезапно ставшие такими мягкими, такими манящими, Остин прошептал:— Я обожал ее…Холли была готова выдержать еще одну вспышку ярости, но безумная тоска в глазах Остина сломила ее. Ей захотелось раствориться в его объятиях. Нежно прижать его голову к своей груди и…Вдруг потрясенная Холли вспомнила, что голова Остина встретит не нежную упругость ее груди, а грубые жесткие повязки. Ужаснувшись этой мысли, она уперлась руками ему в грудь. Одно долгое мгновение казалось, что Остин не выпустит ее, но затем он покорно уронил руки.Холли поспешно отступила от него, опасаясь стать жертвой другого, еще более опасного желания.— Значит, ваша мать не была той блудницей, какой ее представил ваш отец?На нахмурившемся лице Остина отразились противоречивые чувства.— Да, она была красавица, но в то же время очень скромная и благочестивая. После моего рождения мать больше не могла иметь детей, и всю свою любовь, всю свою нежность она сосредоточила на мне — ее единственном ребенке, единственном наследнике отца. Она научила меня грамоте, приучила меня к мысли, что я должен стать настоящим рыцарем, достойным владетелем этих земель. Она научила меня молиться. — Его глаза скрылись под густыми черными ресницами. — После того как она умерла, я ни разу не молился.Подобрав с земли шаль, Холли зябко закуталась в нее.— Тогда, наверное, сейчас вам самое время помолиться.Она повернулась, собираясь оставить Остина наедине со своими воспоминаниями.— Холли!Она остановилась.— Да, сэр?Остин покачал головой, и при виде неподдельного удивления, которым было проникнуто это движение, у Холли сжалось сердце.— Глядя на тебя, мне хочется снова вверить свое сердце в заботливые женские руки.Холли испугалась, что любой ответ на это признание раскроет ее обман. Поэтому, молча развернувшись, она поспешила назад в замок.Когда Холли осмелилась оглянуться, она увидела, как Остин, освещенный восходящей луной, стоит на коленях перед могилой матери, осторожно приминая сильными руками землю вокруг поникшего кустика анемона.Холли заблудилась. Она бежала куда глаза глядят по мрачному лесу, ослепленная туманом и слезами. Нет, вдруг осознала она, не заблудилась. Она кого-то потеряла. Кого-то очень дорогого. Корявые ветви хлестали ее по лицу, цеплялись за платье, пытаясь помешать отыскать того, кого она искала.Холли остановилась, натолкнувшись на окованную железом дверь. Она разбила в кровь кулаки, тщетно колотя в эту дверь, после чего рухнула на землю, плача и моля о пощаде кого-то, находящегося за дверью.Внезапно вспыхнул край ее платья. Она сбила пламя ладонью, но оно тотчас же вспыхнуло в другом месте, потом еще и еще, и наконец вся юбка запылала.На нее упала тень, загасив не только языки пламени, но и последнюю тёплящуюся надежду. Из темноты возникло мужское лицо, преисполненное презрения. Это лицо она когда-то нежно ласкала, это лицо пленило когда-то ее сердце.Хуже всего то, что она до сих пор любит это лицо, любит этого мужчину. Она попыталась увлечь его в свои объятия даже несмотря на то, что его могучие руки сомкнулись у нее на шее.Холли села в кровати под балдахином, чувствуя, как бешено колотится сердце. Луна, переместившись за стрельчатое окно, оставила ее в непроницаемой темноте. Прикоснувшись дрожащими пальцами к щекам, Холли с удивлением обнаружила, что они влажные от слез.Отбросив смятое одеяло, она попыталась зажечь огарок сальной свечи, стоящий у изголовья кровати. Слабому мерцающему огоньку не удалось полностью изгнать из спальни призраки безвременно умерших женщин рода Гавенморов, но по крайней мере они, корчась, отступили в темноту, прячущуюся по углам комнаты. Холли не могла сказать, пришли ли эти призраки, чтобы предупредить ее, или же приснившийся сон — лишь следствие мук совести. Соскользнув с кровати, Холли зашлепала босыми ногами к комоду. Опустившись на колени, она достала зеркальце матери и, медленно повернув его к себе, взглянула на себя. Она облегченно вздохнула, увидев привычное отражение. Холли опасалась, что совершенный ею коварный обман обезобразит до неузнаваемости ее и без того изуродованную внешность. Однако, присмотревшись, она осознала, что из зеркала на нее смотрит другое лицо, совсем не та Холли, какой она была еще месяц назад.Черты ее лица полностью лишились надменности. Капризные складки вокруг рта разгладились. Грусть придала глубину ее глазам. Поднеся руку к обожженной солнцем шее, Холли скользнула ладонью вниз, и ее растопыренные пальцы встретили освобожденную от повязок грудь. Она вздохнула. Самая прекрасная женщина во всей Англии исчезла. Из зеркала на Холли смотрела грустная Женщина, любящая собственного мужа без надежды на взаимность.Она отложила зеркальце, не в силах больше видеть свое отражение, в котором так отчетливо читались все ее чувства. Хватит ли у нее смелости пойти к Остину? Признаться во всем, уповая на его милосердие? Прогонит ли он ее из своей постели? Из своего сердца? Из своей жизни? Решит ли, что она предала его, как предала его отца мать?Возможно, будет лучше, если она не станет ничего говорить ему. Если просто в темноте скользнет в кровать Остина. — Переберет пальцами жесткие волосы, покрывающие его грудь, прижмется к его большому теплому телу. Холли представила себе эту картину, и у нее от восторга, смешанного с ужасом, перехватило дыхание.Несомненно, после того как они соединятся в любовном объятии, Остин простит ей обман.Но тут же Холли спросила себя, что она этим докажет. То, что способна заворожить мужчину ласковым прикосновением? Околдовать его бархатной нежностью своей кожи? Очаровать пышной мягкой грудью? В этом она была убеждена и до того, как обвенчалась с Остином. Таинственная возлюбленная, пленившая его сердце, вне всякого сомнения, могла предложить ему не меньше.«Глядя на тебя, мне хочется снова вверить свое сердце в заботливые женские руки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36