Тереза Медейрос: «Проклятие королевы фей»

Тереза Медейрос
Проклятие королевы фей


OCR & Spellcheck Полина, Spellcheck Eleanor
«Медейрос Т. Проклятие королевы фей: Роман»: ЭКСМО-Пресс; М.;

ISBN Соблазны Аннотация Холли де Шастл, первая красавица Англии, уверена, что ее красота — проклятие. Не желая становиться призом в турнире, собравшем весь цвет рыцарства, проказница решает до неузнаваемости изменить свою внешность. Однако смуглый великан Остин Гавенмор, кажется, рад взять в жены дурнушку. Слишком поздно узнают они тайны друг друга — но ни обман, ни мрачное проклятие рода Гавенморов уже не могут погасить бушующий огонь, который страсть зажгла в сердцах молодых супругов. Тереза МЕДЕЙРОСПРОКЛЯТИЕ КОРОЛЕВЫ ФЕЙ ПРОЛОГ Уэльс Год 518 от Рождества Христова
Он весь горел таким нестерпимым желанием, что пламя страсти сжигало его. И пламя это было ярче и горячее, чем жажда победы, переполнявшая его на поле битвы перед лицом смертельного врага. На его кольчуге была запекшаяся кровь, однако он не испытал удовлетворения от выигранного сражения, от вида убитых врагов. Как сказочный кентавр — слитый воедино с благородным животным, — он несся домой, в ее объятия.Рианнон…Восхитительная и прелестная. Проказливая и нежная. Насмешливая и неотразимая.Он встретил ее в девственном лесу, напоминающем тот, по которому он гнал своего коня сейчас. Волшебное создание, с нежным личиком, обрамленным нимбом золотистых волос, резвящееся среди деревьев. Она дразнила его, соблазняла, увлекая за собой, и он уже начал думать, что сойдет с ума от желания обладать ею. И лишь когда он, споткнувшись, рухнул на колени, закрыв руками лицо, охваченный мрачным отчаянием, она приблизилась к нему.Рианнон нежно коснулась рукой его волос и прижала бородатое лицо к своей обнаженной груди, шепча имя, наводящее ужас на врагов и в то же время такое благозвучное. Он так и не посмел спросить, как она узнала его имя. Познала его сердце. Его душу. Ласково, но настойчиво она развязала тесемки на его кожаных штанах и оседлала его, откликнувшись на его желание с таким самозабвением, что по лесу эхом раскатилось ее имя, сорвавшееся с его уст.Рианнон…Он пришпорил жеребца, не замечая ни его тяжело вздымающихся боков, ни взмыленной шеи, ни вырывающегося из ноздрей пара. Всего лишь за одно прикосновение губ своей прекрасной Рианнон он был готов довести до полного изнеможения себя и животное, пустить по ветру все королевство.Когда он достиг крутого холма, его взору открылась соломенная крыша уединенного домика. Домика, где он и его таинственная дама, обнаженные, резвились, словно расшалившиеся дети, плененные неведомыми чувственными чарами, утоляя все взаимные желания так, что оба падали в объятия друг другу изнеможенные, но ненасытившиеся.Сверкнувшее сквозь ветви золото волос распалило его страсть. Воины, которых он вел на битву, ни за что бы не узнали его, увидев радостную улыбку, озарившую его смуглое лицо. Но улыбка тут же погасла, когда деревья, расступившись, открыли поляну у подножия холма. Рианнон. Рианнон в объятиях другого мужчины. Она стояла, откинув назад голову, и ветер разносил далеко вокруг хрустальный перезвон ее смеха. Но в его мыслях эта невинная картина исказилась, сменилась другой. Он увидел обнаженные тела, распростертые на траве; лица, дышащие преступной страстью; Рианнон, сидящую сверху на незнакомце, насыщающую своим щедрым телом его распаленную плоть — так же, как она насыщала и его собственную.Не останавливаясь, не задумываясь о последствиях своего безумного порыва, он выхватил из ножен меч и занес его над головой соперника. Сквозь застилающую глаза кровавую пелену он успел увидеть мелькнувший в глазах мужчины ужас, золотой вихрь вокруг головы женщины, с лица которой схлынули все краски. Мужчина тщетно попытался закрыть ее собой, но женщина, с силой оттолкнув его, бросилась вперед, загораживая его, вскидывая руки, словно моля о пощаде.Издав дикий яростный рев, заставивший замолкнуть птиц на поляне, он опустил меч, пронзив сердце изменницы, одним могучим ударом нанизав на клинок ее тело и тело ее любовника. Хлынула кровь, обильно орошая траву, и влюбленные рухнули в траву.У края поляны он осадил коня, и ледяной холод сжал его сердце при мысли о содеянном. Судорожно стиснув зубы, он соскочил с коня и направился туда, где упали мужчина и женщина, нарушая зловещим шорохом шагов странную неестественную тишину.Мужчина лежал распростертый на траве. Нет, не мужчина — мальчик, чьи детские щеки еще не тронул пух, а великолепное золото прямых волос, рассыпавшихся вокруг безжизненного лица, успело потускнеть.У него за спиной раздался голос — злобное шипение, в котором слышалось презрение:— Это мой брат, вероломный дурак. Мой смертный брат.Он стремительно обернулся. В нескольких футах позади него стояла Рианнон, облаченная в ослепительно белые одежды, без малейшего следа удара мечом.— Смертный? — прохрипел он.— Да, ибо я — фея. А вы, сэр, — низкий убийца.По поляне пронесся порыв ветра. Он шагнул к ней. Если только он сможет прикоснуться к ней, провести по золотистому шелку ее волос, прильнуть губами к атласной шее, преклонить колено, моля о прощении. Он протянул руки, молча призывая ее к себе.— Нет!Ее восклицание болью пронзило его. С воплем ужаса он отпрянул назад. Крепчающий ветер поднял ее вьющиеся волосы, открыв лицо, страшное и прекрасное, но совершенно лишенное пощады.Женщина воздела руки, словно собираясь возложить на него дьявольское проклятие. В ее звонком голосе прозвучала гневная насмешка оскорбленной женщины над мелочной злостью мужчины. Нежные уста произнесли мрачное пророчество:— Ты попытался завоевать своим клинком то, что я готова была отдать по доброй воле. Мое сердце. Мою преданность. Мою любовь. Пусть божья кара падет на твою голову, Артур Гавенмор, и на души всех твоих потомков. С этого дня любовь станет твоим смертельным недугом, а красота — вечным роком.В последнем отчаянном рывке он бросился к ней. Пусть его ждет вечное проклятие — только не мысль, что ему больше никогда не держать ее в своих объятиях. Никогда не пить медовый нектар с ее губ и не слышать ласковый бархатный голос, от которого в ночной темноте по его телу разливается сладостная дрожь.Его руки, искавшие ее нежную плоть, встретили пустоту. Последними исчезли насмешливые отголоски ее смеха, еще некоторое время звеневшего у него в ушах.Оглушенный отчаянием, он упал на колени; он, Артур Гавенмор, которому суждено править всей Британией до того дня, когда прекрасная фея не воплотит проклятье, наложенное на него, закрыл лицо руками и заплакал, как ребенок. ЧАСТЬ I Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна?.. Соломон. «Песнь песней» Редко великая красота и великая добродетель уживаются вместе. Петрарка 1 Англия Год 1325
Слаще дуновения райского ветерка дыхание моей возлюбленной,Голос ее — мелодичное воркование голубки,Ее зубы — белоснежные жемчужины,Ее губы — алые лепестки роз,Вытягивающие из моего сердца обещания любви.Холли прикрыла ладонью зевок, а менестрель, проведя по струнам лютни, набрал в грудь воздух, готовясь к следующему куплету. Девушка боялась, что, еще прежде чем он перейдет к восхвалению ее достоинств ниже шеи, она, задремав, клюнет носом в кубок с вином.Воздух в зале задрожал от проникновенных звуков аккорда.На зависть всем лебедям изящный изгиб шеи моей возлюбленной,Ее ушки — нежный бархат шерсти киски,Ее черными, как смоль, волосами гордилась бы норка,Но моему взору милее всего…Холли бросила встревоженный взгляд на свою пышную грудь, обтянутую венецианской парчой, судорожно гадая, какое слово рифмуется со словом «киски».Менестрель, вскинув голову, пропел:— …мягкие соблазнительные подушки ее…— Холли Фелиция Бернадетта де Шастл!Холли вздрогнула, а ловкие пальцы менестреля задели не те струны лютни, издав резкий диссонирующий аккорд. Даже с большого расстояния рев отца заставил задребезжать кувшин ароматного вина, стоящий на столе. Нянька Холли, Элспет, бросив на девушку перепуганный взгляд, нырнула в нишу у окна, буквально уткнувшись носом в вышивку, над которой работала.Винтовая лестница, ведущая сверху в зал, содрогалась от грохота шагов. Холли нерешительно подняла кубок, подбадривая побледневшего барда. Она так и не научилась оставаться нечувствительной к отцовскому гневу. Ей только удалось овладеть искусством скрывать свои переживания в таких случаях. Отец ворвался в зал, и Холли пришлось утешиться тем, что он не заметил мужчину, устроившегося напротив нее в кресле с высокой спинкой.Пышущее здоровьем лицо Бернара де Шастла выдавало его англосаксонское происхождение, от которого ему очень бы хотелось откреститься. Холли, узнав восковую печать на свитке, терзаемом огромной лапищей отца, затрепетала еще сильнее.Он помахал у нее перед носом проклятым пергаментом.— Девочка моя, знаешь ли ты, что это такое?Сунув в рот леденец, Холли невинно заморгала, качая головой. Отец Натаниэль, ее язвительный наставник, вышколил ее отлично: благородная дама ни в коем случае не должна говорить, пока хоть крошка пищи находится у нее во рту.Сорвав печать большим пальцем, отец раскрыл письмо и прочел:— "С огромным сожалением и тяжелым сердцем я вынужден отказаться от сватовства к вашей дочери. Хотя прелестям ее, на мой взгляд, нет равных, — он остановился, скептически фыркнув, — я не могу рисковать тем, что мой будущий наследник станет жертвой той напасти, которую мне в таких подробностях живописала леди Холли во время моего последнего приезда в Тьюксбери". — Отец свирепо сверкнул глазами. — И что же это за напасть, хотел бы я знать?Холли шумно глотнула, избавляясь от леденца. На мгновение она подумала, не стоит ли солгать, но решила, что отец все равно скоро обо всем проведает. Отец Натаниэль, помимо всего прочего, отличается любовью к подслушиванию и подглядыванию в надежде подловить ее как раз на такой проделке.— Перепончатые лапы, — выпалила Холли.— Перепончатые лапы? — переспросил отец в надежде, что ослышался.Холли натянуто улыбнулась.— Я сказала ему, что первенец всех женщин в роду Шастл рождается с перепончатыми лапами вместо ног.Элспет в ужасе ахнула. Менестрель задумчиво нахмурился. Холли решила, он силится придумать рифму к слову «утка». Отец скомкал послание, покраснев до корней волос.— Ну же, папа, успокойся, — как могла увереннее запричитала Холли. — Ты не должен принимать это так близко к сердцу, а то с тобой случится апоплексический удар.Когда Бернар де Шастл наконец смог прийти в себя, чтобы говорить, его голос зазвучал с обманчивым спокойствием, не предвещающим ничего хорошего.— Две недели назад ты сообщила барону Кендалу, что у женщин рода Шастл в полнолуние пробуждается безумная жажда проливать чью-нибудь кровь. Что это будто бы проявляется через поколение, но твоя мать была тихой, как овечка.Холли кивнула. Она считала это одной из своих самых остроумных выдумок. Элспет отчаянно пыталась привлечь внимание Бернара де Шастла к высокому креслу, но прервать его у нее не хватало духа.— Неделю назад, — продолжал он, повышая голос и отчеканивая каждое слово, — ты, притворившись полуслепой, подожгла от горящего пудинга перо на любимой шляпе лорда Фэрфакса.— Откуда я могла знать, что это его любимая шляпа? Он не потрудился…— А всего лишь вчера, — голос ее отца перешел в рев, — ты нарисовала на лице красные пятна и доверительно сообщила сэру Генри, что оспа, к несчастью подхваченная тобой от плохо отскобленной лавки в оружейной комнате, сделала тебя бесплодной!Оглушительный мужской хохот заставил Бернара де Шастла резко повернуться к высокому креслу. Он с раздражением уставился на стройного мужчину, облаченного в черные с серебром одежды, поднявшегося с места и вытирающего слезы.— Любопытно узнать, с какой изобретательностью прогоняются мои соперники, ищущие благосклонности леди Холли. Объясняется это просто, милорд. Ваша очаровательная дочь бережет себя для меня.— Монфор, — прошептал отец Холли, осознав, что только что скомпрометировал свою дочь перед самым завидным искателем ее руки. — Я не думал…— Я в этом не сомневаюсь. Впрочем, мне кажется, перепонки на ногах не так уж плохо — очень пригодятся при преодолении рва с водой.Холли находила Эжена де Легге, барона Монфора, самым отвратительным из претендентов на ее руку. Земли Монфора примыкали к их землям, и девушка росла под пристальным взглядом его черных глаз. Впервые барон Монфор просил у Бернара де Шастла руки его дочери, когда той едва исполнилось двенадцать. Граф отказал ему, сославшись на юный возраст Холли, но Монфор поклялся, что все равно будет обладать ею. Этот торжественный обет, однако, не помешал ему, дожидаясь, пока Холли повзрослеет, ввести в свою опочивальню тринадцатилетнюю невесту.Обладающий проницательностью и едким сарказмом, Монфор с неослабевающим упорством отбивал все язвительные нападки Холли. Прекрасный охотник, он, похоже, наслаждался захватывающей погоней, получая от нее дьявольское удовольствие.— Папа, я бы предложила тебе присоединиться к нам, — поспешно сказала Холли, — но барон как раз собирался распрощаться.— Совсем наоборот.Спокойный ответ Монфора заслужил недовольный взгляд Холли. Темные глаза барона недобро сверкнули, и он, откинувшись на спинку кресла, забросил ногу на затейливый резной подлокотник, словно он, а не смущенный отец Холли был здесь хозяин. Барон лениво осушил кубок.— Мой менестрель только что исполнял chanson Chanson — песня (фр.) — (Здесь и далее прим. пер.)

, который я сочинил, восхваляя достоинства будущей леди Монфор.Его взгляд, бесстыдно опустившись на лиф платья девушки, также воздал хвалу этим достоинствам.Холли, учтиво улыбаясь, сказала:— Прежде чем ваш менестрель продолжит свою песню, милорд, позвольте предложить вам отведать еще вина.— Буду очень признателен.Опередив Элспет, Холли стиснула до боли в пальцах ручку изящного серебряного кувшина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36