Очевидно, ребенок что-то проглотил и этот предмет застрял у него в горле. Люсьен схватил мальчика одной рукой за лодыжку и поднял вверх ногами, а другой принялся постукивать по спине, тщетно пытаясь выбить застрявший предмет.
Майкл побагровел и начал хрипеть. Его большие, наполненные ужасом глаза смотрели на Люсьена, моля о помощи.
— Господи, что он проглотил? — спрашивал маркиз, обращаясь к толпившимся вокруг слугам.
— Это не может быть ничего, кроме засахаренной конфеты, — ответил Бенни со слезами на глазах.
Люсьен поставил мальчика на землю и, открыв ему рот, попытался пальцами вытащить застрявший у него в горле предмет.
— Он проголодался, и Кук дала нам по конфете. Это… это только конфета…
Кэтрин с трудом сдерживала рыдания. Сердце ее бешено колотилось в груди, дышать было трудно. Боже милостивый, маркиз делал все возможное, что ей было известно из книг, но ничего не помогало. Лицо мальчика сделалось багрово-синим, он задыхался, прижимая свои ручки к горлу.
Кровь стучала в ушах Кэтрин, а саму ее всю колотило. Глядя на задыхающегося Майкла, она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
Майкл медленно закрыл глаза и обмяк.
— Он потерял сознание! — закричал Люсьен, глядя на жену глазами, полными слез. — Он умирает, Кэтрин! Мы должны как-то помочь ему!
— Мы сосали конфеты, — пробормотал Бенни. — Затем Майки начал хохотать над какой-то шуткой Джоуи…
— Кэтрин! — крикнул Люсьен. — Скажи же, что делать!
— Переверни его снова вверх ногами. Может быть, на этот раз… — выдавила из себя Кэтрин, глотая слезы отчаяния.
— Ты же знаешь, что это не помогает! Майкл умирает! Ты начиталась этих проклятых книг! Так сделай что-нибудь, чтобы спасти его!
Кэтрин совершенно растерялась. Боже, только не Майкл! Она любила этого мальчика, как собственного сына, и видеть его в таком ужасном состоянии было невыносимо. Кэтрин решительно взяла себя в руки, и мозг ее лихорадочно заработал. Она старательно напрягала память, пытаясь вспомнить все, что читала о подобных случаях.
— Надо обеспечить прохождение воздуха в легкие, — произнесла она как по писаному слабым, дрожащим голосом. — Ничего другого не остается в этом случае. Внутри тела есть особая трубка, подходящая к горлу, и через нее воздух поступает в легкие. Если открыть ее… я не знаю, смогу ли сделать это, но, может быть…
— Действуй! — решительно скомандовал Люсьен. Сунув руку в сапог, он извлек тонкий нож, который всегда носил с собой после случая у таверны. — Сделай это, Кэтрин! Если есть хоть малейший шанс спасти ребенка, мы должны рискнуть!
Кэтрин взяла нож и тихо сказала, обращаясь к Бенни:
— Принеси мои медицинские принадлежности. Бенни опрометью бросился в пустующее помещение в конюшне, куда тайком были перенесены все вещи из коттеджа. Люсьен смотрел на Кэтрин напряженным взглядом. Она прочитала короткую молитву и начала ощупывать горло Майкла, отыскивая дыхательную трубку и стараясь вспомнить, где она связана с кровеносными сосудами.
Наконец нащупав это место, Кэтрин сделала небольшой надрез. Тотчас грудь мальчика начала ритмично вздыматься и опускаться. Кэтрин снова прошептала молитву, благодаря Бога за то, что по крайней мере не убила ребенка.
— Мне нужно чем-то промокать кровь.
Люсьен снял свой сюртук и, стянув через голову тонкую батистовую рубашку, разорвал ее на полосы, затем сложил их в виде прокладок и протянул Кэтрин дрожащими руками, сказав при этом:
— Он дышит, но конфета все еще остается внутри.
— Нужна какая-нибудь узкая трубочка, чтобы воздух через нее поступал в легкие, пока мы не вытащим то, что застряло в дыхательном горле. Что-то вроде тростинки и пера.
— Сейчас принесу! — крикнул Джоуи и убежал. Пока Кэтрин останавливала кровь, Люсьен очистил перо, принесенное Джоуи, и обрезал его с обоих концов, после чего осторожно вставил в разрез на горле Майкла.
— Его дыхание улучшилось, — констатировал Люсьен. — Если теперь мы смогли бы достать то, что застряло у него в горле…
— Позволь мне сделать это. — Кэтрин извлекла небольшие щипцы из сумки, принесенной Бенни. — Это самый подходящий инструмент.
Вытерев окровавленные руки, она осторожно ввела щипцы в горло Майкла и нащупала застрявший кусок конфеты. Дважды он выскальзывал, и Кэтрин, обливаясь потом, вытирала глаза тыльной стороной руки, оставляя на лице красные полосы.
— Я все-таки ухватила его, — радостно произнесла наконец она и, продемонстрировав кусок конфеты окружавшим ее людям, отбросила в сторону. Затем, продев нитку в иголку, которая всегда была в ее сумке, стала тщательно зашивать края дыхательной трубки.
Все это время Майкл оставался в бессознательном состоянии, и в какой-то момент Кэтрин порадовалась этому. Если бы он очнулся, боль была бы весьма существенной.
— Надо отнести его в дом, — сказала Кэтрин. Люсьен кивнул, бережно поднял мальчика на руки и отнес его в комнату, расположенную рядом со спальней Кэтрин.
— Как только он очнется, я дам ему обезболивающее лекарство, — сказала Кэтрин.
— А он очнется, Кэтрин? — с тревогой в голосе спросил Люсьен. В глазах его было такое отчаяние, что она не выдержала и отвернулась.
— Не знаю.
— А возможно заражение раны?
Кэтрин проглотила подступивший к горлу ком. Этого она опасалась больше всего.
— Когда он очнется, я сделаю все возможное, чтобы предотвратить нагноение, но гарантии нет.
Люсьен ничего не сказал и долго стоял, глядя на Кэтрин с неопределенным выражением лица, затем повернулся и направился к выходу. Посмотрев ему вслед, Кэтрин мельком глянула в зеркало над умывальником и, увидев свое отражение, воскликнула:
— О Боже!
Ее желтое платье оказалось все перепачкано кровью. Руки, лоб и щеки тоже были в кровавых пятнах.
— О Боже! — снова прошептала Кэтрин и почувствовала приступ тошноты. Нетвердой походкой она подошла к умывальнику и, налив в тазик воды из кувшина, вымыла руки.
— Кэт… рин… — донесся с постели тихий хриплый голос.
— Майкл! — Кэтрин бросилась к мальчику и, присев на стул рядом с кроватью, взяла его руку. — Все хорошо, милый. С тобой произошел несчастный случай, но все обошлось. — Взяв со стола свою медицинскую сумку, она открыла ее и достала несколько склянок с лекарствами и мазями.
— Мое горло… очень… болит.
Майкл потянулся рукой к тому месту, где был сделан разрез, но Кэтрин вовремя успела перехватить ее.
— Я знаю, что тебе больно, дорогой. Но только так мы могли помочь тебе.
Она открыла бутылочку с настойкой опиума. Помня, как этот наркотик действовал на нее, Кэтрин на мгновение задумалась. Но Майклу сейчас очень больно, а опиум поможет заглушить боль. И это важнее всего. Кэтрин смочила кусочек тряпочки в настойке и выжала несколько капель в воспаленное горло Майкла. Она понимала, как, должно быть, больно ему глотать, но он не жаловался.
— Я приложу к твоей ране лекарство и забинтую горло, — ласковым голосом сказала Кэтрин, затем смочила тряпицу настойкой из смеси барбариса и молочая и наложила повязку на горло, — Завтра утром тебе будет гораздо легче.
По крайней мере она надеялась на это. А если все-таки произойдет загноение… Внутри у Кэтрин все сжалось, и она тряхнула головой, не желая думать о худшем. Майкл уже спал. Кэтрин подняла голову и увидела Люсьена, стоящего в двери. Лицо его ничего не выражало.
— Сейчас он спит, — тихо произнесла Кэтрин, — но перед этим очнулся, так что об этом можно не беспокоиться.
— Слава Богу! — тоже тихо проговорил Люсьен и подошел к кровати. — Я посижу с ним немного.
Кэтрин кивнула. Глядя на свою окровавленную одежду, она подобрала полы юбки. Вспомнив, как Люсьен смотрел на нее в подвальной лаборатории Сайласа, она подумала, какое, должно быть, отвращение он испытывает к ней сейчас. Ни один джентльмен — и особенно Люсьен — не хотел бы, чтобы его жена выглядела так, словно она побывала на скотобойне. А на ней к тому же была кровь ребенка! Кэтрин поспешила из комнаты, чтобы переодеться.
Следующие два дня они с Люсьеном поочередно дежурили у постели мальчика. В конце второго дня Майкл проснулся. У него началась лихорадка, и Кэтрин приготовилась к худшему.
О Дунстане не было никаких известий, но сейчас это не имело значения. И Люсьен, и Кэтрин очень беспокоились за Майкла, а все остальное ушло на задний план.
К концу третьего дня лихорадка спала, и рана начала понемногу затягиваться. Как ни странно, но, как только стало ясно, что жизнь ребенка вне опасности, Люсьен покинул дом.
Прошедшие два дня были для нее невероятно тяжелыми. Каждый раз, закрывая глаза, она мысленно видела напряженное выражение лица мужа, видела кровь на своих руках и понимала, о чем он думал. В его глазах читалось отвращение к женщине, которая была способна резать ребенка, будто бы это кусок мяса.
Она слышала нечто подобное в свой адрес до того, как ее отправили в Сент-Барт. И Люсьен чувствовал то же самое — это было видно по выражению его лица. Боже, как же ей теперь смотреть ему в глаза?
К вечеру пришло сообщение от констеблей Перкинса и Нивенса. Они должны прибыть утром следующего дня для разговора с леди Личфилд.
Сердце Кэтрин тревожно забилось. Должно быть, Дунстан скончался, и эти люди собирались арестовать ее. Они вернут ее в сумасшедший дом или… повесят. У Кэтрин мелко задрожали руки. Даже Люсьен не верил в ее невиновность. Ее охватил ужас. Будущее рисовалось в черных красках. Кэтрин опустилась в кресло и горько заплакала.
Глава 23
Она должна срочно уехать куда-нибудь. Невозможно смириться с тем, что ее могут арестовать. Она была главной подозреваемой, и даже Люсьен считал ее виновной.
Люсьен. По правде говоря, именно из-за него Кэтрин и хотелось уехать. Она никогда не забудет выражения его лица, когда он наблюдал за тем, как она оперирует Майкла.
Оно было ужаснее, чем в тот момент, когда он застал ее в лаборатории Сайласа. Теперь он, глядя на нее, всегда будет вспоминать окровавленное платье и думать о том, какой женщиной она была на самом деле. Конечно, Эллисон Хартман совсем другая. Она образец женственности, и именно такая женщина была нужна Люсьену.
Кэтрин стала укладывать в саквояж платье, расческу, две белые ночные сорочки, еще одну пару туфель. Да, она непременно должна уехать, пока за ней не явились констебли.
Кэтрин посмотрела в окно. Было уже поздно, и слуги спали. Темнота окутала замок, но время от времени сквозь облака пробивался серебристый свет луны. Кэтрин тяжело вздохнула и окинула взглядом комнату, к которой успела привыкнуть. Она знала, что будет очень тосковать по этим прекрасным бархатным шторам, создававшим атмосферу тепла и уюта, по кровати, которую часто делила с Люсьеном, наслаждаясь в его объятиях.
Кэтрин обхватила себя руками, стараясь унять дрожь отчаяния. Она больше не будет думать о Люсьене, иначе никогда не уедет отсюда. На секунду она задержала взгляд на записке, которую оставила на небольшом письменном столе в углу комнаты. Кэтрин написала Люсьену, что предоставляет ему полную свободу: он может жить так, как захочет. По крайней мере он заслужил это после всех тех неприятностей, которые она причинила ему.
Кэтрин смахнула невольно выступившие слезы, закрыла саквояж и вышла из спальни.
Ей пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не остановиться возле комнаты Майкла и не заглянуть к нему. Но она знала, что там спит нянька, и опасалась ее разбудить. Майкл быстро поправлялся и скоро окончательно выздоровеет, а когда вернется Люсьен, мальчик будет в его надежных руках.
Кэтрин больше не тревожилась за здоровье Майкла. Теперь в опасности была она сама. У нее был единственный выход — покинуть замок Раннинг раньше, чем сюда заявятся констебли. Более того, она бежала от Люсьена. Он не любил ее такой, какая она есть, и хотел сломать, превратив в покорную жену, отвечающую его представлениям. Надо уехать отсюда, прежде чем он вернется, чтобы не видеть снова выражения отвращения на его красивом лице.
Кэтрин знакомо такое выражение лица. Она видела нечто подобное в лице своего дяди, епископа Толлмана и врачей в сумасшедшем доме. Она должна уехать сегодня же ночью, чтобы выжить.
Сначала Кэтрин хотела взять лошадь, но потом отказалась от этой мысли. Добравшись до гостиницы, она воспользуется почтовой каретой, что будет гораздо быстрее и легче. На этот раз у нее есть деньги на дорожные издержки. Люсьен был достаточно щедр, выделяя ей средства на мелкие расходы, а она тратила очень мало. Теперь она не будет страдать от холода и грязи, как когда-то. У нее есть теплая одежда и вполне определенный план дальнейшего существования.
К утру, после ночного перехода, Кэтрин достигла гостиницы под названием «Ночлег пилигрима». Почтовая карета прибыла к полудню, и Кэтрин, заплатив за проезд, села в нее. В течение нескольких следующих дней она, опасаясь преследования, четыре раза меняла кареты, пока не достигла Сент-Ивза на отдаленном корнуоллском побережье. Она надеялась, что здесь ее никто не найдет.
Кэтрин была в этом рыбацком городке с родителями много лет назад. Ей очень понравилось тогда это место, и сейчас, глядя в окошко почтовой кареты и слыша шум прибоя у подножия скал, она убедилась, что этот красивый уголок не изменился.
Кэтрин подумала, что вполне сможет устроить здесь свою жизнь. Но тоска не отпускала ее. Мыслями Кэтрин вернулась к Люсьену, вспомнив его черные с серебристым блеском глаза, его мягкую улыбку и всегдашнюю готовность защищать ее. От этих мучительных воспоминаний она невольно застонала.
Люсьену крайне тяжело было признать, что он ошибался. Так невозможно тяжело, что он три дня набирался храбрости сделать это. Он не знал, что сказать и как начать разговор с Кэтрин о таких важных вещах, как ее интересы, и о его отношении к ней. Он покинул замок, чтобы обдумать все, что произошло за последнее время, осмыслить события, которые круто изменили его убеждения и всю его жизнь. Ему хотелось определить свое дальнейшее поведение.
Однако, когда он вернулся, было слишком поздно.
Сидя за письменным столом в своем кабинете, Люсьен разгладил смятые края записки, оставленной Кэтрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40