Кэтрин вырвалась.— Вас ввели в заблуждение, — сказала она. — Я здесь по собственному желанию. Мне не нужна ваша помощь.Но толстяк грубо схватил ее и потащил за собой.— Пойдем, пойдем, красотка. С нами ты будешь в безопасности.Кэтрин испугалась по-настоящему.— Пустите, — закричала она, упираясь ногами в землю, — я не хочу с вами!— Придется пойти, англичаночка, — захихикал худой. — Поделись с нами тем, что ты давала этим грязным цыганам.Кэтрин закричала изо всех сил, но толстый ударил ее по губам и, прижав к себе, закрыл ладонью рот. Кэтрин затошнило от мерзкого запаха. Рванувшись изо всех сил, она побежала, споткнулась, вскочила и помчалась вновь.— Доминик! — кричала она. — Кто-нибудь, помогите!Толстый нагнал ее, зажал рот, заломил ей руку за спину и потащил в лес.— Думаешь, ее могут хватиться? — спросил у товарища худой, тревожно оглядываясь в сторону табора.— Не из-за чего беспокоиться, Генри. Они слишком заняты, чтобы волноваться из-за какой-то англичанишки.Оба рассмеялись.Кэтрин брыкалась, выворачивалась, но силы были слишком неравны. Ее тащили все дальше в лес. Толстяк выкрутил ей руку так, что от боли перед глазами у нее поплыли круги.Француз швырнул ее на землю, навалился на нее. Кэтрин задыхалась от вони и боли. Словно издалека она услышала треск разрываемой ткани — француз сорвал с нее блузку. Потом мясистые потные пальцы схватили тело, начали мять и давить ее. Едва насильник убрал руку с ее рта, Кэтрин закричала, но он тут же зажал ей рот своими горячими слюнявыми губами.Тошнота подступила к горлу. Еще немного, и она не вынесет, умрет от стыда и отвращения.Собрав последние силы, Кэтрин ударила толстяка ногой в пах. Мужчина взвыл, приподнял голову и замахнулся, чтобы ударить ее. И Кэтрин закричала. Так она не кричала никогда в жизни. Рука француза зависла в воздухе. Открыв глаза, Кэтрин увидела своего спасителя. Доминик крепко держал толстяка за руку.— Дьявол, — прошипел француз и обернулся. В ту же секунду мощный кулак Доминика угодил французу в челюсть, и толстяк повалился навзничь. Кэтрин стянула полы разорванной блузы, с трудом отползла в сторону.— Анри! — закричал толстый, вращая глазами.— Твой дружок прилег отдохнуть, — едко заметил Доминик, взглянув на худого, распластавшегося неподалеку.Кровоподтек на щеке и разбитые в кровь губы выдавали истинную причину «отдыха» тощего француза.— Убью! — заревел здоровяк.Опустив голову, он, как бык, пошел на Доминика, но тот увернулся и ударил крестьянина под дых. Француз зарычал от боли и ярости и бросился на Доминика. На этот раз удар крестьянина настиг цели: Доминик согнулся и едва не упал, но, быстро отступив, успел опередить француза, ударив его кулаком в челюсть. Пока француз приходил в себя, цыган нанес ему еще два удара в лицо. Крестьянин упал.Кровь текла у него из носу, глаз почернел и начал заплывать. Но великан не хотел сдаваться и опять кинулся к Доминику. Тот сбил француза с ног. Незадачливый похититель лежал лицом в грязи, а Доминик глядел на поверженного противника со смешанным чувством гнева и отвращения.Кэтрин, потрясенная, смотрела на своего спасителя. Он взглянул на нее, и столько страха за нее было в этом взгляде. Кэтрин бросилась к нему. Доминик гладил ее по волосам, прижимая к себе.— Доминик, — шептала она, глядя на него так, будто он вытащил ее из самой преисподней, — я не думала, что ты меня услышишь.Доминик поцеловал ее в лоб и шепотом спросил:— Они ничего с тобой не сделали?— Нет, — шепнула она в ответ. — Слава Богу, ты пришел вовремя.В горле запершило, на глаза навернулись слезы, голос сорвался.— Я нашел коня. Я как раз вел его в табор, когда услышал, как ты кричишь.Картина происходившего встала перед его глазами: девушка, мечущаяся под толстым боровом, разорванная блуза, ее молочно-белая грудь в грязных лапах француза.Кэтрин дрожала. Доминик приподнял ее подбородок и увидел, что она плачет. Впервые он видел ее слезы. У него сжалось сердце.— Ладно, ладно, — заговорил он успокаивающе, — все хорошо. Я с тобой. Никто тебя не обидит — никто, пока я жив. — Доминик сам удивился тому, насколько искренними были его слова.Кэтрин только сильнее прижалась к нему.— Почему так? Я не сделала никому ничего плохого. Почему меня так? За что? Я ничего не сделала. Меня все любили. А сейчас… — Кэтрин всхлипнула. — Я больше не могу! Больше не могу…Доминик покачивал ее, как маленького ребенка, гладил шелковистые пряди.— Страх — постоянный спутник цыган, — сказал он чуть хрипловатым от волнения голосом. — Они никогда не чувствуют себя в безопасности, где бы ни находились. — Он провел пальцем по ее щеке, отер слезы. — Но ты скоро вернешься домой, в Англию, туда, где тебе хорошо.— Да, — повторила она, — туда, где мне хорошо. Кэтрин повторяла его слова, но, странно, сейчас они ее не радовали. Неужели причина в том, что ей не хочется расставаться с ним? Будет ли она тосковать по нему?«Будет ли она тосковать по мне? — думал Доминик. — Вспомнит ли обо мне?».Кэтрин вытерла слезы.— Прости. Я больше не буду плакать.— Ничего, каджори, женщинам положено плакать.Кэтрин робко улыбнулась и глубоко вздохнула.— Давно уже я поняла, что плакать — только понапрасну тратить время. В цыганском таборе мои слезы мало что стоят.Он хотел поспорить, сказать, что в цыганском мире немало и другого, хорошего и светлого, от чего женщине не хочется плакать: красоты, веселья, любимых людей, друзей, — но вместо этого сказал только:— Пора возвращаться. Эти два негодяя скоро очнутся. Я не думаю, что они сунутся в табор, но они могут поднять смуту в деревне. Мы должны рассказать остальным, что произошло. Нужно уезжать отсюда как можно быстрее.Кэтрин удивленно посмотрела на него, хотела спросить «Почему?», но не успела. Со стороны табора послышались шум и крики.— Господи, что случилось? — испуганно прошептала она.— Пошли. Сейчас не до вопросов.Кэтрин и Доминик побежали. Тревожное ржание лошадей, рассерженные крики цыган, грохот падающих на землю предметов, треск досок, крики французов, пальба и дым — происходило нечто страшное!Когда Кэтрин и Доминик примчались в табор, французы уже покинули его, оставив после себя перевернутые повозки, вспоротые мешки с мукой, испорченную утварь и слезы.— Господи, — прошептала Кэтрин, в ужасе глядя на то, что устроили такие мирные с виду деревенские жители.Маленькие дети прятались под повозками, собаки, поджав хвосты, жалобно скулили. Один из вагончиков лежал на боку в костре, с обуглившимися почерневшими стенами. На нем большими красными буквами по-французски было выведено: МЕСТО НЕ ДЛЯ КОЧЕВНИКОВ — ЦЫГАНЕ, УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ!Доминик сразу направился к старому Джозефу. Цыган стоял поникший, с потухшим взглядом и, казалось, постарел за эти минуты лет па десять.— Кто-нибудь пострадал? — спросил Доминик.— Ставо пытался остановить их. За это и поплатился разбитым носом и сломанным ребром. Остальные были мудрее. Лучше не сопротивляться.— Как Медела и ребенок? — спросил Доминик.— Они остались в палатке. К счастью, деревенские только повозки переворачивали. Вот Италу скрипку сломали.Доминик взглянул на седого цыгана. Прижимая к груди расколотую на две половины скрипку, он плакал над ней, как нал погибшим ребенком, гладил повисшие струны морщинистыми руками.— Как это случилось? — спросила Кэтрин, подходя к Доминику. — Кто мог сделать такое?И тут, словно очнувшись, Джозеф обернулся к девушке. Глаза его, мгновение тому назад пустые и непроницаемые, зажглись гневом.— Ты! — закричал он. — Ты наслала на нас эту беду!— Я? — Кэтрин отступила, но Доминик удержал ее. — Что я сделала?— Ты ведь не станешь отрицать, что просила деревенских тебя вызволить? Что цыгане держат тебя как пленницу?Доминик повернулся, и в глазах его больше не было нежности, одна ярость.— Ты снова пыталась убежать? Поэтому ты оказалась в лесу с теми?Кэтрин облизнула пересохшие губы,— Я… — сбивчиво заговорила она. — Это не так. Я сказала им, что то, что они слышали в деревне, — неправда. Что я здесь по собственной воле. Я не хотела идти с ними, но они меня заставили. — Кэтрин с мольбой посмотрела на него. — Ты должен поверить мне, Доминик, я не хотела никому вреда. Я просто не знала…И он не знал: не знал, верить ей или нет; но, Боже, как хотелось ему, чтобы слова Кэтрин были правдой. В одном был он уверен: Кэтрин действительно было жаль цыган. Он видел страдание в ее глазах.— Но ты говорила с деревенскими? — Доминик должен был выяснить правду. — Ты сказала им, что хочешь уйти?— Это было раньше. До того, как я поверила, что ты привезешь меня домой.— Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы ей поверить, — сказала Яна, раздраженно поводя плечами, по которым рассыпались ее буйные, отливавшие синевой, красивые волосы. — Гаджио приносит нам несчастье. Если Доминик не может держать ее в узде, пусть отпустит на все четыре стороны!— Яна правильно говорит, — подхватил Вацлав. — Мы верили, что в тебе достаточно мужского, чтобы научить девку послушанию, но мы ошиблись. Возьми плетку, образумь ее, Домини. Докажи, что ты мужчина.Вацлав читал мораль своему более удачливому сопернику. Яна светилась от радости. Наконец все увидят позор пришлой девки, отнявшей у нее любовника.— Он прав, — сказал Джозеф. — Здесь у нас мужчины должны отвечать за безопасность всех остальных. Или ты один из нас, сынок, или нет. Так будешь ты смотреть за своей женщиной?— Она не знает наших порядков, — возразил Доминик, заметив испуг в глазах Кэтрин. — Она не одна из нас.— Ты здесь отвечаешь за нее. Ты и только ты.Подошла Перса:— Женщина попала к нам как рабыня. Она ведет себя так, как любая из нас, считающая себя свободной. Она работает с нами наравне. Она стала другом Меделе — принесла ей и ее ребенку удачу.— Да, — вступилась Медела, высовывая из палатки голову. — Катрина не желала нам зла. Она просто не понимала, и все.— Эй, — прикрикнул на жену Ставо. — Это не ваше дело. Тут мужчины разговаривают. Лезь в палатку и смотри за ребенком.Медела скрылась.— Подарок Кэтрин помог твоему сыну появиться на свет, — напомнила Ставо Зинка. — Ты должен быть благодарен.— И еще она принесла мне это! — Ставо показал на окровавленную рубашку. — Счастье еще, что никого не убили!— Я предупреждал тебя, дидикай, — усмехнулся Вацлав. — Я говорил тебе, что она принесет беду. Теперь мы посмотрим: мужчина ты еще или она превратила тебя в бабу.Кэтрин переводила взгляд с цыган на цыганок. Женщины, кроме Яны, кажется, были на ее стороне, чего бы она не сказала о мужчинах. По их лицам она видела, что в случившемся они винили ее и Доминика. Не держит в узде свою женщину — и всему табору неприятности.Кэтрин взглянула на Доминика. Цыган мрачно смотрел на нее.— Они хотят, чтобы я тебя побил. Так цыганы приучают женщин к послушанию. — Он коснулся ее щеки, вздохнул и добавил: — За беду, которую ты принесла, ты заслуживаешь порки, но я… именем Сары-ля-Кали клянусь, не могу поднять на тебя руку. — Доминик посмотрел на презрительно ухмыляющихся мужчин и грустно закончил: — Может быть, Вацлав прав — ты околдовала меня.Он был унижен, разбит, презираем всеми, и Кэтрин не могла вынести его позора. Она знала, как много для него значит его народ, как он стремился быть принятым в их круг, и… решила пойти ва-банк.Откинув волосы и распрямив плечи, с холодной решимостью в глазах, она спросила:— Что случилось, Домини? Неужто ты не можешь усмирить какую-то гаджио? — С вызывающей улыбкой она добавила: — Может быть, ты боишься меня? Боишься моей тайной власти?У Доминика желваки заходили под скулами.— Ты в своем уме? — процедил он сквозь стиснутые зубы.— Может, ты боишься, что я снова убегу? — Кэтрин говорила громче. — Наверное, ты боишься, что не сможешь жить без меня.Сверкающие черные глаза прожигали се насквозь. Схватив девушку, Доминик проговорил с угрозой:— Предупреждаю тебя, Кэтрин.Кэтрин проглотила комок, смело встретив его пугающий взгляд. В этот момент она мечтала об одном — чтобы он понял, что она задумала.— Почему я должна тебя слушать, Домини? Тебя — какого-то никчемного цыганишку!На мгновение ей показалось, что он понял, но, когда он схватил се за руку и с силой сжал, она поняла, что ошиблась. Он обернулся к мужчинам, быстро сказал им что-то по-цыгански и потащил ее в круг.Господи, что же она наделала? Кэтрин сжалась, как струна, в первый раз ей стало по-настоящему жутко. Доминик был очень сильным мужчиной, пожалуй, самым сильным из тех, кого она знала. А глаза… Она и первый раз видела Доминика в такой ярости. Перед мысленным взором се всплыла картина: великан француз, превращенный в гору изуродованной плоти, лежащий у его ног.Кэтрин закрыла глаза, готовая испытать на себе силу его кулака, и в этот момент мир перевернулся вверх тормашками. Доминик перевернул ее лицом вниз, и юбки упали, накрыв голову. В следующее мгновение Доминик уселся на перевернутую корзину, уложив се к себе па колени лицом вниз.— Кричи, будь ты неладна, — сказал он так тихо, что только она услышала, — и слезы тоже не помещают.— Отпусти! — завопила она, не понимая, что он говорит, перепуганная до смерти. — Будь ты проклят! Чтобы тебе в аду гореть!Сквозь тонкую ткань нижней юбки Кэтрин почувствовала его ладонь, но вместо страшного удара, которого она ждала, последовал лишь легкий шлепок.— Вопи, — прошипел он, и Кэтрин с радостью поняла: он догадался!Она принялась вопить что есть мочи, а Доминик изображал страшные удары.Однако последние два шлепка были весьма чувствительны, Кэтрин решила, что тут Доминик решил отвести душу. Доминик поставил ее на ноги. Мужчины вокруг одобрительно кивали. Кэтрин потирала зад, бросая на Доминика весьма выразительные взгляды.— Отныне ты будешь повиноваться мне, — заявил Доминик, — поняла, Катрина?Кэтрин изобразила смирение.— Да, Доминик.— Скажи этим людям, что ты жалеешь о том, что произошло по твоей вине.— Мне в самом деле очень жаль. Я не хотела, чтобы кто-нибудь из вас пострадал.Эти слова девушка произнесла со всей искренностью. Вацлав обернулся к Яне:— Доминик, кажется, умнее, чем я думал. Запомни этот урок, иначе получишь такой же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41