Появился Ганс.
— Сходите за священником, — сказала ему Елена.
— Для последнего причастия? — робко спросил Ганс.
— Для бракосочетания, — ответила Елена. Через несколько минут врач вернулся с аппаратом.
— Доктор, — сказал ему Бенедикт, — я вполне в курсе операции и хотел бы поговорить с вами. Позвольте сказать вам, прежде чем вы начнете, что я полностью отвергаю метод Мюллера и Диффенбаха, которые утверждают, что нужно вводить кровь, очищенную от фибринов с помощью взбалтывания, и, напротив, придерживаюсь мнения Берара, который считает, что нужно вливать кровь в природном виде и со всеми ее элементами.
— Я придерживаюсь того же мнения, — сказал доктор. — Звоните.
Бенедикт позвонил. Вошла служанка.
— Принесите горячей воды в глубоком сосуде, — попросил доктор, — и градусник, если таковой имеется в доме.
Служанка почти тотчас же снова появилась с тем и другим.
Врач вынул из кармана бинт и обмотал им левую руку больного. Именно с этой стороны нужно было делать переливание крови, так как правая рука была изуродована.
Через несколько мгновений вена набухла, и это доказывало, что кровь в ней не совсем иссякла и что циркуляция ее, хотя и слабая, еще продолжалась.
Тогда врач обернулся к Елене:
— Вы готовы? — спросил он.
— Да, — сказала Елена, — но поторопитесь же, вдруг он умрет, Боже правый!
Врач зажал руку Елены бинтом, поместил аппарат на кровать, чтобы по возможности приблизить его к раненому, и поставил его в воду, нагретую до 35 градусов, чтобы кровь не успела остыть, проходя от одной руки в другую. Он обнажил самый набухший сосуд на руке Карла и почти одновременно проколол вену девушки, кровь которой тут же потекла к аппарат.
Когда врач посчитал, что крови перелилось граммов 120 — 130, он сделал знак Бенедикту, чтобы тот большим пальцем зажал течение крови у Елены, и, сделав надрез вдоль сосуда у Карла, ввел туда конец трубки и стал медленно переливать кровь, внимательно следя за тем, чтобы в вену вместе с кровью не проник ни один пузырек воздуха.
Во время операции, продолжавшейся примерно десять минут, они услышали слабый шум у двери.
Это пришел священник в сопровождении Эммы, г-жи фон Белинг и всех домашних слуг.
Елена обернулась, увидела их у двери и подала им знак войти.
В эту минуту Бенедикт сжал ей руку: Карл вздрогнул, и какая-то дрожь побежала у него по всему телу.
— Ах! — промолвила Елена, сложив руки. — Благодарю тебя, Боже милосердный, это моя кровь дошла до его сердца!
Бенедикт, державший наготове кусочек английского пластыря, наложил его на вскрытую вену и попридержал его.
В это время священник приблизился к ним.
Это был католический священник, который с детских лет Елены был ее духовником.
— Вы послали за мной, дочь моя? — спросил он.
— Да, — ответила Елена, — я хотела бы с согласия моей бабушки и старшей сестры соединиться браком с этим дворянином; с Божьей помощью он скоро сможет открыть глаза и прийти в сознание. Только времени нам терять нельзя, так как может опять наступить обморок.
И вдруг Карл, как если бы он только и ждал этой минуты, чтобы очнуться, открыл глаза, нежно посмотрел на Елену и слабым голосом, но вполне внятно сказал:
— Будучи в глубоком обмороке, я все слышал. Вы ангел, Елена, и я тоже вместе с вами прошу у вашей бабушки и сестры разрешения оставить вам свое имя.
Бенедикт и врач взглянули друг на друга. Они удивились сверхвозбуждению, что на время возвратило зрение глазам Карла и речь его устам.
Священник приблизился.
— Людвиг Карл фон Фрейберг, вы объявляете, признаете и клянетесь перед Богом и перед лицом святой Церкви, что берете себе в жены и законные супруги присутствующую здесь Елену де Шандроз?
— Да.
— Вы обещаете и клянетесь сохранять ей верность во всем, как это должно делать верному супругу по отношению к своей супруге в согласии с заповедью Божьей?
Карл печально улыбнулся и отпет на это наставление, предписываемое церковными правилами и предназначенное тем людям, которые рассчитывают прожить еще долгие годы, чтобы иметь время нарушить этот святой обет.
— Да, — сказал он, — и в доказательство этого вот обручальное кольцо моей матери; уже однажды освященное, оно теперь станет еще святее, получив освящение и из ваших рук.
— А вы, Елена де Шандроз, вы соглашаетесь, признаете и клянетесь в свою очередь перед Богом и перед лицом святой Церкви, что берете себе в мужья и законные супруги присутствующего здесь Людвига Карла фон Фрейберга?
— О да, отец мой! — воскликнула девушка.
И вместо слишком ослабленного Карла, который не смог говорить, священник прибавил:
— Примите сей знак супружеских уз, соединяющих вас отныне.
Произнося эти слова, он надел на палец Елене кольцо, переданное ему Карлом.
— Даю вам это кольцо в знак заключенного между вами брака.
После этих слов священник обнажил голову, перекрестил руку супруги и произнес тихим голосом:
— Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!
А затем, протянув к обоим супругам правую руку, священник сказал более громким голосом:
— Да соединит вас Бог Авраама, Исаака и Иакова и да обратит к вам свое благословение. А я соединяю вас во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!
— Святой отец! — сказал священнику Карл. — К тем молитвам, которые вы только что обратили к Небу, присоедините отпущение грехов умирающему, и после этого мне более не о чем будет вас просить.
Священник сосредоточился, поднял руку, произнес положенные при соборовании слова и затем сказал:
— Иди из этого мира, христианская душа, во имя Бога Отца Всемогущего, который создал тебя, во имя Иисуса Христа, Сына Божьего живого, который страдал за тебя; во имя Святого Духа, данного тебе, во имя ангелов и архангелов, иди!
И, словно и в самом деле душа Карла ждала этого торжественного мгновения, чтобы покинуть тело, Елена, приподнимая его в своих объятиях и стараясь, чтобы он не услышал последних слов священника, почувствовала, что ее непреодолимо притянуло к нему. Ее губы прижались к губам возлюбленного, из которых вырвалось:
— Прощай, дорогая моя жена! Твоя кровь — моя кровь, прощай!
И тело Карла упало на изголовье. Последний на земле вздох Карла замер на устах Елены. В полной тишине послышалось рыдание девушки и ее обращение к Небу, завершившееся такими словами:
— Господи Боже, прими нас в милосердии твоем!
Вид Елены, упавшей без сил на тело Карла, говорил о том, что Карл был мертв.
Все присутствующие, которые смотрели на них, стоя на коленях, теперь встали. Эмма устремилась в объятия Елены, вскрикнув:
— Вот мы с тобой и стали дважды сестрами — по крови и по несчастью.
Затем, чувствуя, что такое горе нуждается в одиночестве, каждый медленно вышел, тихо, на цыпочках, оставляя Елену наедине с ее мертвым супругом.
Через два часа обеспокоенный Бенедикт попробовал войти и осторожно постучал в дверь со словами:
— Это я, сестра моя!
Елена заперлась в своей комнате, но теперь подошла к двери и открыла ее. Велико же было его удивление, когда он увидел девушку, облаченную в свадебное платье. Она надела венок из белых роз, бриллиантовые серьги висели у нее в ушах, драгоценнейшее ожерелье обвило ее шею.
На пальцах ее были драгоценные перстни. Та рука, из которой недавно была взята кровь, сотворившая чудо воскрешения, была унизана браслетами. Шаль из великолепных кружев покрывала ее плечи и спускалась на атласное платье, застегнутое на обшитые бисером петли. Она была очень тщательно причесана, будто собиралась идти в церковь.
— Видите, друг мой, — сказала она Бенедикту, — мне захотелось выполнить до конца его желание: вот я одета не как невеста, а уже как супруга.
Бенедикт печально посмотрел на нее, и тем более печально, что Елена не плакала, совсем напротив — она улыбалась. Можно было подумать, что, отдав все свои слезы живому Карлу, она не находила их более для мертвого. С глубоким удивлением Бенедикт смотрел, как она ходила по комнате; ее занимало множество мелких забот, имевших отношение к похоронам Карла, и каждую минуту она показывала Бенедикту какой-нибудь новый предмет.
— Смотрите, — говорила она ему, — он это любил, он это приметил. А это мы положим вместе с ним в гроб… Кстати, — вдруг сказала она, — я чуть не забыла свои волосы, он же их так любил.
Она сняла венок, взялась за волосы, доходившие ей до колен, обрезала их, сделала из них косу и обернула ею оголенную шею Карла.
Пришел вечер.
Она долго разговаривала с Бенедиктом о часе, когда на следующий день должно было совершиться погребение. Так как было всего лишь шесть часов вечера, она возложила на него все тяжкие для, семьи заботы, впрочем, почти такие же горестные и для Бенедикта, который полюбил и Фридриха и Карла, как двух братьев. Теперь он должен был заказать широкий дубовый гроб.
— Почему широкий? — спросил Бенедикт. Елена только и ответила:
— Сделайте так, как я говорю, друг мой, и Бог вас благословит.
Она сама отдала распоряжение, чтобы для подготовки к погребению пришли в шесть часов утра.
Бенедикт во всем подчинился ее желаниям. Весь вечер он отдал похоронным хлопотам и до одиннадцати часов вечера его не было дома.
В одиннадцать он возвратился.
Он обнаружил, что комната Елены превратилась в часовню, освещенную множеством свечей; вокруг кровати горел двойной ряд больших восковых свечей.
Сидя на кровати, Елена смотрела на Карла.
Она больше не плакала и не молилась. О чем ей теперь было просить у Бога? Не о чем, ведь Карл умер.
Изредка она подносила свою руку к губам и страстно целовала обручальное кольцо.
К полуночи бабушка и сестра, которые молились и не более Бенедикта понимали спокойствие Елены, ушли в свои комнаты.
Елена печально поцеловала их, но не плакала, только попросила, чтобы ей принесли малыша: она хотела и его тоже поцеловать. Бабушка пошла за ним. Елена долго смотрела на него, держа его в руках, а потом, спящего, вернула бабушке.
Обе женщины ушли, и она осталась наедине с Бенедиктом.
— Друг мой, — сказала она ему, — вы можете оставаться здесь или пойти к себе и там отдохнуть хотя бы несколько часов. Не беспокойтесь за меня. Я лягу одетой и посплю рядом с ним.
— Поспите? — спросил Бенедикт, все более удивляясь.
— Да, — просто ответила Елена, — я чувствую себя усталой. Пока он жил, я не спала, теперь…
Она так и не выразила своей мысли до конца.
— В котором часу мне прийти? — спросил Бенедикт.
— Как вам будет угодно, — ответила Елена, — скажем, в восемь.
Потом, посмотрев на небо сквозь приоткрытое окно, она сказала:
— Думаю, этой ночью будет гроза. Бенедикт пожал ей руку и собрался выйти. Но она окликнула его.
— Простите, друг мой, — произнесла она, — вы предупредили, чтобы для подготовки к погребению пришли в шесть часов утра?
— Да, — ответил ей Бенедикт, которого стали душить слезы.
По его изменившемуся голосу Елена догадалась, что происходило у него « душе.
— Вы не поцелуете меня, друг мой? — обронила она. Бенедикт прижал ее к сердцу и разрыдался.
— Какой вы слабый человек! — сказала она. — Посмотрите, как спокоен Карл. Он такой спокойный, что его можно принять за счастливого человека.
И так как Бенедикт собирался ответить, она прибавила:
— Ну, хорошо, хорошо, до завтра, до восьми часов.
XLV. ОБЕЩАНИЕ ЕЛЕНЫ
Как и предвидела Елена, ночью разыгралась гроза, а утром разразилась страшная буря: дождь лил потоками и то и дело вспыхивали молнии, какие бывают только во время таких гроз, что предвещают великие бедствия или являют собой их причину.
В шесть часов вызванные для похорон Карла женщины-помощницы пришли в дом.
Простыни были для них уже готовы. Елена выбрала их из самых тонких, какие только могла отыскать, и часть ночи провела за вышиванием на них своих вензелей и вензелей Карла.
Затем, покончив с этим благочестивым делом, она, как и сказала Бенедикту, легла рядом с Карлом на кровать и посреди двойного круга зажженных свечей заснула таким глубоким сном, словно уже была в могиле.
Пришедшие две женщины, постучавшись в дверь, разбудили ее.
Когда она увидела вошедших, ей открылась материальная сторона смерти, и она не смогла не расплакаться.
Как бы бесстрастны ни были, по своему обыкновению, эти печальные создания, что зарабатывают на жизнь погребальными услугами, а и те, увидев перед собою такую молодую, такую красивую и так богато одетую женщину, не смогли сдержать некоторого волнения, до сих пор неизвестного им.
Дрожащими руками они приняли простыни от Елены и предложили ей уйти, пока они будут заниматься своим скорбным делом.
Елена этого и ждала.
Она открыла лицо Карлу, которое обе парки уже покрыли саваном, поцеловала его в губы, прошептала ему на ухо несколько слов, которых обе присутствовавшие при этом женщины не расслышали.
Затем, обратившись к одной из них, Елена сказала:
— Пойду в церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа и помолюсь за мужа. Если к восьми часам сюда придет молодой человек по имени Бенедикт, вы передадите ему эту записку.
Она вынула из-за корсажа сложенный и запечатанный листок; написанный заранее, он был адресован Бенедикту. Затем она вышла.
Гроза гремела со всей силой.
У двери она обнаружила карету Ленгарта и самого Ленгарта.
Тот удивился, что она вышла так рано и в таком изящном туалете, но когда она назвала ему церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа, куда он ее уже возил два-три раза, он понял, что Елена собирается молиться у своего привычного алтаря.
Она вошла в церковь.
День выдался такой сумрачный, что нельзя было бы пройти по темной церкви, если бы сквозь цветные стекла витражей молнии не бросали на плиты пола своих огненных змей.
Елена прошла прямо в свой обычный придел. Статуя Девы стояла на своем месте, немая, улыбающаяся, убранная золотыми кружевами, украшенная драгоценностями и увенчанная бриллиантовой короной.
У ног Девы лежала гирлянда из белых роз, которую она возложила здесь в тот день, когда приходила вместе с Карлом, чтобы поклясться ему вечно его любить и, если он умрет, умереть вместе с ним.
Пришел день, когда нужно было исполнить клятву, и она пришла сказать Деве в похвалу себе, что обещание будет ею сдержано, как если бы это обещание не было кощунственным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84