Стояла тихая, ясная погода. В легком восточном ветерке, освежавшем воздух, уже чувствовалась мягкость сирийской весны. Легкая облачная дымка на голубом небе умеряла и утренние лучи солнца и вечернее сияние лунного света. На лозах холмов Ен-Гадди и смоковницах Силоамской долины появилась свежая зелень; кроны олив в Гефсимании стали ярче, а мирт, теребинт и рожковое дерево покрылись молодыми сочными побегами. Цветущий миндаль усыпал склоны горы Сион хлопьями розового снега, сквозь который проглядывали крупные непахучие фиалки, подобные тем, что растут на Родосе и по берегам Эврота. И не соловьи и малиновки, а горлицы, единственные птицы Священного города, уже принялись нежно ворковать среди кипарисовых рощ Сиона, в кронах сикомор, пальм и сосен сада Ирода.
А значит, ничто не помешает Иисусу разглядеть на доме трапезы горящий факел, пламя которого чуть отклоняется под восточным ветром, как бы указывая людям, что и свет благодати прольется с востока на запад.
При виде этого пламени путник, сидевший под купой пальм в четверти льё от Иерусалима, между Виффагией и Голубиным камнем, внезапно умолк, а затем обратился к кучке мужчин и женщин, внимавших ему, со словами:
— Час настал… Идемте!
II. ЕВАНГЕЛИЕ ДЕТСТВА
То был молодой галилеянин, учитель Иисус из Назарета.
В нынешнее маловерное время да будет нам позволено рассказать о Христе так, как если бы никто до нас о нем не говорил, обратиться к Священной истории, словно ее еще никто не написал. Увы! Как мало глаз скользило по ее письменам и в памяти скольких она уже изгладилась!
Для тех, кто не подозревал о божественном происхождении Иисуса из Назарета, он представал человеком тридцати-тридцати трех лет, чуть выше среднего роста и очень худым, как большинство тех, кто посвящал себя роду человеческому, раздумывал о нем и страдал ради него.
У него было удлиненное бледное лицо, голубые глаза, прямой нос, прекрасно очерченные губы, тронутые мягкой, немного печальной улыбкой; белокурые волосы, по обычаю галилеян разделенные надвое пробором, мягкими волнами ниспадали на плечи; наконец — отливающая легкой рыжиной, будто хранящая золотистый отсвет восточного солнца бородка еще более удлиняла лицо, черты которого одухотворенно светились, выдавая склонность назареянина к созерцательности.
Одет он был — и никто его не видел в ином облачении — в красный, не шитый, а сплошь тканный сверху донизу хитон, живописными складками ниспадавший вдоль тела. Длинные широкие рукава оставляли видимыми лишь кисти рук необычайной тонкости и белизны. Поверх хитона был наброшен лазурно-голубого цвета плащ, в который он кутался с бесподобной простотой и грацией. На ногах он носил сандалии с завязками над щиколоткой, а постоянно вскинутую голову держал непокрытой, лишь в самые жаркие часы дня накидывая на нее свой голубой плащ.
От всей его фигуры веяло чем-то неуловимым, сливающим в себе благоухание и свет. Словно таинственная печать отмечала в нем сверхъестественное существо, на миг появившееся среди людей и в человеческом облике.
Его божественную природу, скрытую в земной оболочке, лучше всех угадывали дети и женщины, благодаря более нежному и тонкому устройству чувств легче поддающиеся магнетическому влиянию натур, одаренных свыше. И действительно, стоило Иисусу появиться, как все дети, вплоть до самых несмышленых малышей, тотчас сбегались, простирая к нему руки. Когда он шел по улицам Иерусалима, Капернаума или Самарии, даже если держался обочины, почти все встречные женщины, не ведая почему, склонялись при виде его: какая-то тайная сила заставляла их преклонить колена.
Конечно, о молодом учителе из Галилеи — как обычно называли Христа — слагалось множество легенд и волшебных историй, повестей о чудесах. Куда бы он ни направлял свои стопы, молва опережала его, сопутствовала и тянулась ему вослед подобно легиону ангелов, разбрасывающих цветы на его пути и усыпающих розами следы его ног, во мнении толпы наделяя его почти божественной властью.
Говорили, что его всеблаженная родительница — а уже тогда мать Иисуса почитали всеблаженной, — так вот, поговаривали, что родительница его происходит из царского рода Давида, сына Иессея.
Говорили, что Иоаким и Анна, ее отец и мать, прожив в Назарете двадцать лет бездетно, дали обет: если родится у них желанный плод супружества, посвятить его служению Господу. И родилась у них дочь, получившая сладчайшее имя Мариам, что значит «морская звезда».
Это имя и носила та, кого мы привыкли называть Марией.
И вот во исполнение обета юная Мария, которой суждено было нести в себе будущее мира, была отдана родителями в храм и воспитывалась среди своих сверстниц, читала священные книги, пряла лен, ткала облачения для левитов — все это вплоть до достижения четырнадцатилетнего возраста, когда храмовых воспитанниц возвращают их родителям. Однако, когда ей исполнилось четырнадцать, Мария отказалась покидать святое место, говоря, что, давая обет, родители посвятили Господу и душу, и тело ее. Первосвященник, затруднявшийся оставить ее, вопреки обычаю, при храме, воззвал к Всевышнему, и на него снизошло откровение: девушка должна была получить супруга из рук первосвященника, дабы сбылось предсказание Исайи: «Се, дева во чреве приимет и родит сына, и произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на нем Дух Господень».
Избранником оказался Иосиф, старец из дома Давидова. Его имя и имя Марии были выгравированы на брачных скрижалях в торжественном собрании, а затем супруги, так и не разделив брачного ложа, расстались: он отправился в Вифлеем, она — в Назарет.
При этом, едва молодая девственница вернулась в отчий дом, с ней, по рассказам, приключилось вот что.
Однажды, когда она преклонила колена и оставалась в молениях с вечера до поздней ночи, ее веки смежились, голова опустилась на соединенные в молитве руки, и вокруг нее, почудилось ей, разлилось как бы благоухание, а комнату наполнил столь сильный свет, что она различила его, не открывая глаз.
Подняв голову, она огляделась и увидела ангела Господня. С огненным ореолом вокруг чела и лилией в руке он слетел на облаке, еще хранящем золотистый отблеск заката.
Этот божественный вестник осветил и наполнил ароматами комнату Девы. Любой иной на месте Марии испугался бы. Но она уже не единожды видела ангелов в сновидениях и потому, вместо того чтобы ужаснуться, улыбнулась и — если не губами, то в мыслях — вопросила:
— Прекрасный ангел Господень, что привело тебя ко мне?
И он, улыбнувшись ей в ответ и прочтя ее мысли, отвечал:
— Радуйся, благодатная! Господь с тобою; благословенна ты между женами.
Она хотела ответить, но смутилась, и слова не пришли ей на язык. То, что в слабости своей она стала прикосновенна ангельской силе, растревожило и даже едва не устрашило ее. Но, вновь угадав ее мысли, он продолжал:
— Не бойся, Мария, ибо ты обрела благодать у Бога, избрав его единственным своим супругом. Ничто не оскорбит твоей непорочности, но ты зачнешь во чреве и родишь сына. Он будет велик, о благословенная, и наречется сыном Всевышнего, и будет царствовать от моря до моря, от впадения рек до неведомых земель. Рожденному на земле, ему уготован престол небесный, и даст ему Господь Бог престол Давида, отца его. И будет царствовать над домом Иакова вовеки, и царству его не будет конца. И останется царем над царями, господином над повелителями во веки веков!
Ничего не ответив, девушка покраснела, поскольку о том, что пришло ей на ум, она не осмелилась сказать ангелу; а думала она вот о чем: «Как же, оставаясь в девичестве, я смогу стать матерью?»
Но ангел снова улыбнулся, продолжая читать в ее мыслях:
— Не надо полагать, о всеблаженная Мария, что ты зачнешь путем человеческим. Нет, ты понесешь и вскормишь дитя, оставшись девственницей, ибо Дух Святой найдет на тебя и сила Всевышнего осенит тебя. Вот почему твой ребенок станет святым: ведь только он будет зачат и рожден без греха, и это позволит назвать его сыном Божьим.
Тогда только юная Мария, возведя очи горе и воздев руки к небесам, произнесла те единственные слова, в которых отдала всю себя святому таинству:
— Се, раба Господня; да будет мне по слову твоему. Ангел отошел от нее, свет погас, а сама она впала словно в полудрему, в некое блаженное воодушевление. И очнулась матерью.
В то же время ангел явился и Иосифу в Вифлееме, предупредив: хотя его жена и понесла сына Божьего во чреве, но осталась чистой и незапятнанной.
А вот что еще рассказывали.
В 369 году эры Александра вышел эдикт императора Цезаря Августа, приказывающий сделать перепись всем жителям империи и предписывающий всякому мужу отправиться с женой и детьми в место, где он родился, и там объявиться переписчикам.
Поэтому Иосиф, после явления ангела переселившийся к жене в Назарет, вынужден был отправиться вместе с ней в Вифлеем. Но по дороге у Марии начались схватки, она вошла в пещеру, служившую яслями для скота, а Иосиф поспешил за помощью в Иерусалим.
Очутившись в пещере, Непорочная Дева поискала, на что облокотиться. Она увидела старую засохшую пальму, ствол которой пробил свод, а корни прочно ушли в землю, и села, прислонившись к ней спиною.
А Иосиф тем временем шел в Иерусалим за повитухой, но вдруг ноги его словно бы приросли к земле: что-то необычайное творилось в природе.
Прежде всего он глянул вверх. Небо потемнело, и птицы застыли в воздухе.
Он опустил глаза и огляделся окрест.
Справа от него сидели землекопы и ели; но странное дело: тот, кто тянулся к блюду, замер с протянутой рукой, жевавший остался с приоткрытым ртом, подносивший пищу к губам продолжал держать кусок у лица — и все они уставились в небо.
Слева паслось стадо овец, но и они перестали жевать, а пастырь, поднявший посох, чтобы ударами вывести их из оцепенения, так и стоял, оцепенев сам, с поднятой палкой.
Прямо перед ним тек ручей, куда пришли пить козы с козлом, но вода не текла, а пригнувшиеся к ней животные не пили.
И луна остановила свой бег, и земля уже не вращалась.
Ведь в этот миг Мария произвела на свет Спасителя, и все сущее замерло в нетерпеливом ожидании этого чуда!
Потом во всей природе разнесся какой-то вздох облегчения и жизнь пошла своим чередом.
Спаситель родился!
В эту же минуту некая женщина спустилась с горы и направилась прямо к Иосифу.
— Ты не меня ищешь? — спросила она.
— Я разыскиваю кого-нибудь, кто бы помог моей жене Марии разродиться.
— Тогда, — произнесла незнакомка, — веди меня. Зовут меня Гелома, я повитуха.
И они направили свои шаги к пещере.
Там было благоуханно и светло без каких-либо следов огня или светильника. Они увидели Марию с младенцем, сосавшим ее грудь.
А засохшая пальма оделась зеленью; молодые побеги выросли из ствола, и гигантские листья давали желанную тень.
Иосиф и повитуха, изумленные, остановились у входа в пещеру. И старуха спросила у Марии:
— Женщина, это ты мать ребенка?
— Да, — ответила Мария.
— Ну, тогда ты не походишь на остальных дочерей Евы.
— А сын мой, — произнесла Мария, — не похож ни на одного из младенцев, как и его мать — на всех прочих женщин.
— Когда же ожила старая пальма? — недоумевала повитуха.
— В минуту разрешения от бремени, — ответила Мария, — я обхватила ствол руками, и это произошло.
Тут настал черед заговорить Иосифу. Старец провозгласил:
— Твое дитя, Мария, это действительно Мессия, обещанный нам Писанием. И зваться он будет Иисусом, что значит «Спаситель».
Если бы Иосиф еще в чем-то сомневался, то через полчаса и тень сомнения исчезла бы: у входа в пещеру остановились три пастуха, и на вопрос, что за причина привела их, один из троих возвестил:
— Зовут нас Мисраил, Стефаний и Кириак, мы пасли в горах овец, но вдруг со звезды спустился ангел небесный и повелел: «Ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, который есть Христос Господь. И вот вам знак: вы найдете младенца в пеленах, лежащего в яслях. Идите и поклонитесь ему». — «А в какую сторону нам идти?» — спросили мы, убоявшись страхом великим. — «Следуйте за этой звездой, — ответил он. — Она приведет вас». И звезда двинулась сюда, а мы пошли за ней, собирая цветы по дороге… Вот мы и пришли. Где же Спаситель? Мы хотим поклониться ему.
И Богородица показала им младенца, лежащего в яслях; они рассыпали вокруг него цветы и воздали ему хвалу.
Час спустя у входа в пещеру появились трое знатных волхвов с целой свитой служителей, принесших дары, с мулами и верблюдами, нагруженными драгоценными тканями, благовониями и курениями.
Иосиф спросил, что им угодно от него, а они отвечали:
— Мы трое волхвов с Востока, зовут нас Гаспар, Мельхиор и Валтасар. С месяц назад нам явилась звезда и некий голос возвестил нам: «Следуйте за этой звездой, она приведет вас к колыбели Спасителя, обещанного миру Зороастром». И мы пустились в путь, а проходя через Иерусалим, посетили царя Ирода Великого и сказали ему: «Мы пришли с Востока поклониться царю иудеев, который только что родился. Где же он?» — «Я ничего не ведаю, — отвечал Ирод. — А разве у вас нет проводника?» — «Есть!» — сказали мы и указали на звезду. «Так идите за ней! — приказал царь, — и не забудьте на обратном пути сообщить мне, где этот царь Иудейский, чтобы я тоже мог ему поклониться». Вот мы и здесь. Где же Спаситель, которому мы должны воздать почести?
Тогда Непорочная Дева взяла на руки младенца и вынесла к ним. Волхвы пали на колени и целовали его руки и ноги и поклонялись ему, как до них пастухи, а затем, подобно пастырям стад, осыпавшим его полевыми цветами, они уставили все место вокруг него серебряными и золотыми кубками, кадильницами, треножниками и чашами.
А пастухи с грустью глядели на эту роскошь и говорили между собой:
— Ну вот, эти волхвы с их богатыми дарами затмят наши скромные приношения.
Но в тот же миг, словно бы угадав их мысли, младенец Иисус опрокинул ножкой великолепный сосуд и, подобрав скромную полевую маргаритку, поднес ее к губам и поцеловал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105