Дария снова начала читать молитвы. Роланд остановился посреди маленькой душной комнаты. Он взглянул на кровать, где провел столько часов, о которых совсем не помнил и которым потерял счет. Увидев в углу горшок, он покачал головой и, повернувшись к Ромиле, спросил:
— Когда меня принесли сюда, я был без памяти?
— Да, мой мальчик.
Он посмотрел на окно и словно увидел стоявшую там Дарию, перевел взгляд на стул и вспомнил, как Дария сидела на нем, зашивая его камзол.
— Твоя женушка хорошо заботилась о тебе. Даже когда ты буянил, она только улыбалась и любила тебя. Конечно, время от времени спрашивала моего совета, и я говорила ей, что ты скоро поправишься.
Ромила разразилась хриплым, вульгарным смехом.
— Я помню кое-что еще, похотливый козлик. Роланд медленно повернулся к ней.
— Что ты хочешь этим сказать? Ромила крякнула и окинула его оценивающим взглядом.
— Ты вожделел ее, даже когда метался в лихорадке и бормотал что-то на непонятном языке. Я знала, что вы недавно женаты, но чтоб так не терпелось наградить ее ребенком… Да, мужчины всегда не прочь выплеснуть свое семя, даже если они стоят на краю могилы.
Роланд старался унять бешено колотившееся сердце.
— Что ты имеешь в виду?
— Твое ненасытное тело не желало смириться с тем, что ты опасно болен, мой красавчик. — Она засмеялась снова и посмотрела на него так, словно собиралась толкнуть его на кровать и раздеть догола.
— В самом деле?
— О да. В ту ночь твоя маленькая женушка так извелась из-за тебя, что я забеспокоилась о ней и пошла к вам. Я остановилась около двери и услышала стоны и вздохи, а потом она закричала.
Тогда я открыла дверь, думая, что ты умираешь, и что же я увидела? Ты лежал на ней, засунув в нее свое копье, а затем застонал и взял ее. Ну и заставил ты ее попрыгать! — Ромила ласково улыбнулась Роланду. — Мне нравятся такие вкусненькие мальчики, как ты.
— Спасибо, Ромила, — с облегчением поблагодарил Роланд. Он обнял старуху и высоко поднял, хотя она весила не меньше его самого. Затем, опустив на землю, громко чмокнул в щеку. — Спасибо, — повторил он.
Спускаясь по ступеням, он думал: «Ради всех святых, я ничего не помню. Может быть, когда-нибудь память ко мне вернется».
Впрочем, слова Ромилы не имели большого значения. Поразительно было другое — ему безумно хотелось провести ночь с Дарией здесь, в этой постели. Она будет лежать на нем, и он возьмет ее, как в первый раз.
В полночь разбушевалась гроза, и шкура, прикрывавшая окно, громко хлопала на ветру. На узкой кровати лежал, раскинувшись, Роланд и смотрел на свою жену, обнаженную, с распущенными волосами, горящими от страсти глазами. Она выгнулась, вбирая его в себя так глубоко, что он чуть не умер от наслаждения.
Когда она достигла сияющих вершин своей страсти, он сказал:
— Я люблю тебя, Дария, и буду любить всегда. Она закричала от восторга, и он усмехнулся при мысли, что Ромила может стоять за дверью и прислушиваться, старая ведьма. Но скоро он забыл обо всем на свете, утонув в волнах чувственности, ибо в этот миг для него не было ничего важнее Дарии.
Эпилог

Лондон, Англия
Весть о схватке не на жизнь, а на смерть, в которой жарким сентябрьским деньком сошлись во дворе Корнуоллского замка два знатных пэра, достигла ушей короля только в октябре. К неудовольствию Эдуарда, этот рассказ был мало приукрашен его зятем, Денвольдом де Фортенбери; бедняга со скорбной миной признался, что ему не довелось лично присутствовать на этом поединке.
Оба графа были давно мертвы, и никто особенно не интересовался тем, кто их убил и как. Но король опрометчиво захотел услышать подробности. Он знал, что в сражении участвовали Роланд и Грелем де Мортон. Король ценил преданность всех вассалов друг другу, но разве они не должны доверять ему, своему монарху, хромые козлы?
Он подумал, не расправиться ли ему с Денвольдом, ибо подозревал, что зять скрыл от него самое главное, но, взглянув на свою дочь Филиппу, остыл и приказал принести вина.
После второго кубка король, однако, подобрел, поскольку теперь в его владениях находилось два очень богатых поместья. К радости Эдуарда, ни у одного из графов не осталось наследников, кроме кузена Дэймона Лемарка — полного ничтожества, который не был достоин ни земли, ни титула. Король предупредил его через одного из своих рыцарей, что в ту минуту, как он возомнит себя приграничным бароном, он, Эдуард, проследит за тем, чтобы в его эль подсыпали яду. Потом король вздумал наградить своего зятя Реймерстоунским поместьем, но решил, что тот еще не выказал достаточной верности своему королю.
Через год королю захотелось услышать о том, что произошло, из первых уст, и он послал гонца в Чантри-Холл, настаивая на том, чтобы Роланд де Турне с женой посетили Лондон и представили ему полный отчет.
Роланд послал ответ с гонцом короля.
"Сир,
Умоляю о снисхождении и прощении, но мы с Дарией не сможем приехать в Лондон, чтобы насладиться вашим обществом, в течение еще нескольких месяцев, поскольку она ждет ребенка. Мы просим принять нас в конце лета».
Король неопределенно хмыкнул, когда Роберт Барнелл прочитал короткое послание, и в недоумении воззрился на секретаря.
— Мне казалось, что Дария уже была беременна, Робби. Разве она еще не родила? Помнится, Роланд женился на ней, потому что она носила ребенка.
— Она скинула младенчика, сир, в конце прошлого лета, как я слышал.
Удивительно, откуда Барнелл знает такие незначительные подробности, как выкидыш у жены корнуоллского барона? Король из гордости промолчал.
— Я так и думал, — сказал он. — Надо сказать королеве, что Дария ждет другого ребенка. Она будет рада.
— Знаю, сир.
Король удовлетворенно улыбнулся.
— Тот ребенок, которого Дария скинула, был ребенком графа Клэра, не так ли? Он изнасиловал ее, и Роланд, несмотря на это, женился на ней.
— Сир, ваша память поразительна.
— Ты смеешься надо мной?
— Я, сир? Как я смею? Король потер руки и поднялся.
— Ну что ж, хорошо. Я получил земли, в которых остро нуждался, и монеты для моей казны. Мои вассалы как будто уже распределили их между собой. Ты выглядишь усталым, Робби. Почему бы тебе не отдохнуть?
Роберту Барнеллу пришлось по душе это предложение, и он согласно кивнул.
Король повернулся было, чтобы выйти из комнаты, но, словно спохватившись, ударил себя по лбу:
— Чуть не забыл! Принеси-ка письменные принадлежности, Робби. Прибыла делегация каких-то шотландских идиотов, которые просят нашей королевской аудиенции.
Барнелл вздохнул, потом улыбнулся.
— Да, сир. Одну минуту, сир.
Чантри-Холл, Корнуолл
Роланд и Дария застыли у северной стены Чантри-Холла, глядя на холмы, усеянные белыми пятнами сотен пасущихся там овец. Стояло начало января, но воздух был скорее бодрящим, чем морозным, а небо — голубым и чистым.
— Эта картина согревает сердце. — Роланд махнул рукой в сторону овец.
— И придает воздуху особый запах, — улыбнулась его жена, плотнее запахиваясь в теплый плащ.
Роланд притянул ее к себе, поцеловал в висок, затем указал на восток, куда ускакал посланник короля, Флорин, который провел ночь в замке и осушил не один кубок вина.
— Интересно, что скажет Эдуард, когда получит мое послание.
Дария рассмеялась.
— Только бы Флорин привез его в целости и сохранности. Муженек, твой ответ королю написан в дерзком стиле Денвольда.
— Ха! Денвольду здорово досталось от короля за то, что он не рассказал ему всей правды о наших графах, плел всякую чушь и вообще сделал из себя шута почище Круки.
— Так сказала Филиппа, а не Денвольд.
— Насколько я припоминаю, он отстегал ее за это по заднице. Ты думаешь, король написал также и Грелему с Кассией?
— Мы узнаем, когда они приедут сюда в следующий раз.
— Как ты себя чувствуешь, милая? Наш ребенок не слишком досаждает тебе? — Он притянул ее к себе и легонько погладил по округлившемуся животу.
— Все хорошо. Мы оба проголодались. Роланд с сожалением посмотрел на нее.
— Если бы ты еще несколько месяцев назад сказала мне, что голодна, я бы перекинул тебя через плечо и отнес на наше западное пастбище, где любил бы среди роз и колокольчиков. Но теперь я должен воздерживаться и играть роль страстотерпца. Это трудно, Дария, потому что я молод, горяч и полон…
Она надрала ему уши и дернула за нос, а потом принялась целовать.
— Здесь нет роз, Роланд, но в лесу полно еловых шишек. Что ты на это скажешь? Или по-прежнему будешь ныть и жаловаться?
— А я-то думал, что один страдаю от постоянного желания, — обронил он, поднимая ее над деревянными мостками. — Нет, Дария, ты будешь лежать не в лесу, а в мягкой постели, красиво раскинувшись, а я буду любоваться тобой и плакать от избытка чувств.
— Ты становишься поэтом, Роланд. Пожалуй, я попрошу Элис приготовить ее чудесное вино для обуздания твоей похоти.
Он посмотрел на нее с такой любовью, что Дария оставила все попытки шутить над ним и сжала его в объятиях.
— С тобой жизнь прекрасна, Роланд. Я хочу, чтобы она никогда не кончалась.
— А как же вонючие овцы, чей запах доносит нам ветер?
— Даже они мне нравятся. Пойдем, мой господин, и покажи, на что ты способен.
— Что ж, тогда поспешим. — И он повел ее в большой зал.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36