Моя племянница — э… э… Агнесса — их старшая сестра.
Графиня нахмурилась. Так в чем же суть вашей просьбы?
— Мы хотели бы увидеться с детьми, — коротко ответил Годвин.
— Леди Агнесса, вы путешествуете без сопровождения кого-либо из монахинь? — внезапно поинтересовалась графиня, внимательно глядя на гостью.
Эмилин покраснела под этим откровенно недоверчивым и изучающим взглядом.
— Миледи, мне разрешено отправиться в дорогу с дядюшкой.
Годвин слегка нахмурился и отвел взгляд.
Эмилин знала, что он вовсе не одобряет ее хитрость, хотя и понимает, что она необходима. Он не мог позволить себе лгать и до сих пор не сказал ни слова откровенной неправды: Агнесса действительно была монахиней, старшей сестрой детей и его собственной племянницей.
Две недели назад Черный Шип проводил Эмилин до ворот монастыря и нежно поцеловал на прощание. Годвин чрезвычайно удивился, увидев ее. Он согласился помочь вернуть детей, но выговорил себе право обратиться с петицией к Папе Римскому. Чувствуя, что трудно будет уговорить его на более быстрые действия, девушка рассказала о своей свадьбе.
Озабоченный и испуганный тем, что она попытается одна вызволить детей, Годвин решил сопровождать ее в Хоуксмур. Только краткий визит, настаивал он. Он прекрасно понимал, насколько это опасно, и поэтому достал для нее монашескую одежду.
В его план входило разыскать Черного Шипа. Тайные браки разрешены, но очень спорны, убеждал он племянницу. Теперь, когда все уже решено и осуществлено, необходима традиционная церемония.
— А где же ваша сестра Эмилин? — неожиданно спросила графиня.
Девушка вздрогнула, слегка покраснев под открыто любопытным взглядом графини. На щеках Годвина тоже показался румянец, но он обратил к собеседнице исполненный невинности взгляд.
— Она отдана в жены лорду Уайтхоуку, миледи, — сдержанно ответила Эмилин. Графиня вздохнула:
— Конечно, вы же в монастыре далеки от мирской жизни. Мне очень жаль, но я вынуждена сообщить, что ваша сестра исчезла уже несколько недель назад по пути в замок Грэймер. С тех самых пор Уайтхоук не перестает разыскивать ее, постоянно посылая отряд за отрядом. Эмилин взглянула на Годвина, но тот лишь отвел глаза.
— Исчезла?
— О пресвятая дева! — воскликнул монах и начал бормотать латинскую молитву. Графиня склонила голову и торжественно сложила руки. Эмилин покраснела, но, взглянув на Годвина, тоже предалась запоздалой молитве.
— Хочется верить, что девушка найдется целой и невредимой, — тихо молвила графиня. Годвин истово закивал.
— Миледи, так будет ли нам позволено увидеть детей? — спросила Эмилин.
— Их опекун — барон, но я, конечно, узнаю, существует ли такая возможность.
Взяв письмо со стола, леди Джулиан поднялась и взглянула на Годвина:
— Брат, я хотела бы поговорить с вами. Годвин последовал за хозяйкой к окну — там она усадила его на скамейку. Графиня говорила, а монах внимательно слушал, кивая и время от времени взглядывая на Эмилин. Нервно перебирая четки, девушка ждала.
— Леди Джулиан обратилась ко мне с просьбой, — наконец объяснил Годвин, вернувшись к племяннице. Эмилин испуганно подняла на него глаза. — Барон недавно построил новую часовню. Графиня мечтает расписать в ней стены и обещает щедро заплатить монастырю. Поскольку мне понадобится помощник, я рассказал о твоих способностях. Ты также приглашена остаться здесь и работать со мной.
Леди Джулиан стремительно приблизилась — руки ее были молитвенно сложены над крестом из слоновой кости.
— Барон Николас будет доволен, что я воспользовалась услугами такого именитого живописца. Он высказывал заинтересованность в росписи часовни и упоминал о прекрасных фресках в Эшборне. — Она улыбнулась Годвину. — Николас будет также рад познакомиться с родственником своих маленьких подопечных. Наверное, я должна отправить посыльного в монастырь?
— Мы с готовностью принимаем ваше приглашение, миледи, — ответил Годвин. — И будем признательны, если вы сможете послать человека в Вистонбери, поскольку необходимы материалы и инструменты для работы. А писать в Росбери нет необходимости.
Эмилин в эту минуту подумала, что письмо в монастырь ее сестры стало бы катастрофой. Агнесса служила там настоятельницей и не отличалась богатым чувством юмора.
— Ваши вещи будут доставлены сюда немедленно, брат Годвин, — продолжала леди Джулиан. — Комнаты для вас приготовят в ближайшее время, и детей приведут к вам. А позже я покажу вам часовню, и мы обсудим проект.
— Благодарим за щедрость, миледи, — раскланялся Годвин.
— Надеюсь, что взамен могу рассчитывать на хорошую работу.
— Самую лучшую, на какую мы только способны.
— Не сомневаюсь! — Хозяйка кивнула слуге и вместе с ним вышла из зала, на ходу отдавая распоряжения.
— Милая моя, — тихо обратился Годвин к племяннице, — нам придется изменить план действий. Эта работа займет месяцы, и твоя помощь будет необходима.
Эмилин огорченно смотрела на него. Узнав, что барона нет в Хоуксмуре, она было обрадовалась, но сейчас испытывала страшное волнение. Хоуквуд, несомненно, вернется прежде, чем они закончат роспись. Намереваясь украсть детей из волчьего логова, она неожиданно сама оказалась в западне.
В эту минуту в дальнем конце зала открылась дверь, и вошли дети в сопровождении Тибби. Все волнения Эмилин отступили на задний план — она широко раскрыла объятия навстречу своим любимцам.
— Слава Богу! День и ночь я беспокоилась о тебе! Но, к счастью, ты жива-здорова, все равно, как ты себя называешь — Эмилин или Агнесса. А теперь все-таки расскажи мне, милая, почему ты здесь с Годвином и почему решила сменить имя. — Тибби осуждающе подняла брови.
Сидя рядом с Тибби на каменной скамейке, Эмилин держала на коленях Гарри, а ногой тихонько шевелила одуванчик, отважно поднявший меж камней свою желтую головку. Скамейка стояла на солнцепеке, рядом с цветочной клумбой, по-летнему пышной. Пчелы жужжали, собирая дань с белых маргариток, красных роз, высокой, приторно пахнущей лаванды. Яркая примула соседствовала со скромными цветками водосбора.
Эмилин поставила Гарри на землю. Малыш прошлепал на своих толстеньких кривых ножках, смешной и неуклюжий в толстой шерстяной рубашонке и таких же ползунках, и схватился за юбку Изабели, тут же неподалеку игравшей с Кристиеном в мяч. Тибби подалась вперед.
— Расскажи мне все подробно!
Эмилин с сомнением медлила, сжав губы и глядя на детей. Кристиен бросил кожаный мячик к ногам Гарри. Малыш поднял его и, засунув в рот, вполне довольный, начал жевать.
— Ну хорошо, — наконец решилась Эмилин. — Слушай. Но не забывай, что это страшный секрет. Тибби изобразила на своей мощной груди крест.
— Видит Бог, никому не скажу!
— Я прячусь от лорда Уайтхоука, потому что не могу выйти за него замуж. И не могу доверять его сыну. Если барон узнает меня, то наверняка отправит к отцу. Я собиралась тайно увезти отсюда детей. Но теперь Годвин дал слово графине остаться и расписывать часовню.
Тибби недоверчиво взглянула на свою любимицу.
— Ты и вправду сможешь отказаться выйти замуж за этого белобрысого старого козла?
— Абсолютно точно. Тибби, мы должны быть уверены, что дети не проговорятся: меня зовут Агнесса.
Тибби кивнула.
— Это легко осуществить, если превратить в игру. Но почему же ты не можешь выйти замуж за графа? — Вдруг ее как будто посетила ужасная догадка. — Госпожа моя! Что же произошло после твоего исчезновения? Тебя… тебе… навредили? Эмилин вздохнула, наблюдая, как Изабель вынула мячик из рук Гарри, а потом обняла малыша си начала целовать его — до тех пор, пока тот не начал вырываться.
— Тибби! — наконец тихо заговорила Эмилин. — Когда я убежала от конвоя, меня подобрал лесник. Он очень помог мне. — Выпрямившись, девушка расправила концы своего монашеского покрывала. — А потом я стала его женой.
— Господи! — не выдержала Тибби. — Что за бред ты несешь!
— Тише! — остановила ее Эмилин. — Он добрый и благородный человек. И наша свадьба полностью отменяет мою помолвку с Уайтхоуком.
Услышав это, Тибби даже рот открыла от изумления.
— Святая дева! — наконец нашла она в себе силы проговорить. — Вместо того чтобы ехать с малышами, мне нужно было опекать тебя! Как ты могла выйти замуж за незнакомого, совсем чужого человека?
— Он не незнакомый и не чужой. Это Черный Шип.
— И того хуже! Мертвец! Разбойник! Отшельник! Эмилин весело и насмешливо улыбнулась.
— Вовсе нет, милая. Он жив, здоров и полон сил. Мы связали себя священными узами при помощи взаимной клятвы.
— Ради всего святого! Тайный брак! Хороши узы! А Годвин знает об этом?
— Знает, хотя и не встречался с Черным Шипом. Он хочет еще раз обвенчать нас. Но признает, что такие тайные клятвы, как наша, имеют силу перед лицом церкви. Так что помолвка аннулирована.
— А у кого хватит мужества сообщить об этом графу? Господи! Вышла замуж! Вернее, выскочила! — С минуту Тибби внимательно смотрела на Эмилин, потом тяжело вздохнула. — Ваша клятва шла oт сердца?
— Да, Тибби, — спокойно и негромко ответила девушка. — Из глубины сердца.
— Ну, тогда, хоть и поспешно все это, но может оказаться Господним благословением. — Тибби едва заметно улыбнулась. — Нет необходимости рассказывать мне о тайных браках, миледи. Мой отец, дядя твоей покойной матушки, подыскал мне жениха — рыцаря толстого и отвратительного, словно боров. А я любила совсем другого — молодого сквайра. В день, когда развесили флаги, мы с Томасом убежали и тайно обручились. И довели дело до конца. Моей семье потребовался целый год, чтобы оправиться от шока. А уж про рыцаря и говорить нечего: он был вне себя от ярости. Эмилин обняла подругу:
— Я ничего этого не знала. Тогда ты понимаешь меня.
— Конечно. — Тибби грустно улыбнулась. — Мы были молоды — как и вы. И я ни разу не пожалела о своей смелости, храни Господь вечную душу моего мужа. Он умер от лихорадки, когда мне едва стукнуло двадцать пять, а с ним и наша маленькая дочь. Потом твоя мать позвала меня в Эшборн — ты была еще младенцем.
Эмилин с чувством сжала пухлую, слегка огрубевшую от работы руку Тибби.
— Я так сочувствую твоим потерям. Но рада, что ты с нами, Тиб. Молись за меня. Я тоже не пожалею о своей решительности.
— Если этот человек добр и благороден, у тебя не будет оснований для раскаянья.
Николас вошел в часовню и плотно прикрыл за собой дверь — на улице сплошной стеной лил дождь. А внутри было прохладно, тихо и спокойно — тишину нарушали лишь звуки летней грозы.
Откинув капюшон плаща, рыцарь прошел через всю часовню. Шаги его гулко разносились под сводами, черная шерстяная накидка, украшенная серебряной вышивкой, мягко облегала фигуру. Как же приятно было пройтись в этой одежде после тяжелых доспехов! У алтаря он опустился на колени, шепча молитву с зажженной свечой в руке, а потом поднялся и оглянулся вокруг. Все изменения он заметил в тот же миг.
В солнечный день окна часовни сияли разноцветьем, но сейчас, в этот сумрачный и сырой вечер, из углов ползли мрачные тени. Но света оказалось вполне достаточно, чтобы его зоркие глаза отметили незаконченную роспись на стене: ряд фигур, набросанных на свежей штукатурке.
А у северной стены громоздились прочные леса, площадка их помещалась примерно в восьми футах над землей — между двумя стрельчатыми окнами, застекленными молочно-белым и цветным стеклом. Все пространство стены между окнами, до его отъезда абсолютно белое вплоть до сводчатого, с каменными распорками потолка, теперь оказалось покрытым яркой росписью.
Заинтересованный, Николас подошел к лесам. Прямо над его головой стоял святой Георгий — в доспехах, одной ногой попирая поверженного зеленого дракона. Поза воина казалась искусно рассчитанной таким образом, чтобы уравновесить арку окна. Нежные, трепещущие краски как будто освещали часовню: насыщенный, почти рубиново-красный цвет плаща, крест на его белом щите, бриллиантовая зелень травы, оттеняющая мрачность дракона. Рядом стояла тоненькая, словно ива, принцесса в желто-голубом наряде; с молитвенно сложенными руками она благодарила своего избавителя.
Николас только что вернулся из Лондона. Там, в Вестминстерском Аббатстве, он восхищался фресками работы самых известных мастеров. Но сейчас, стоя в своей собственной, едва построенной часовне, он прекрасно понимал, что роспись ее стен вполне может соперничать с Вестминстерской.
Сверху внезапно донесся какой-то звук — словно кто-то пошевелился. Хотя, войдя, он никого не заметил, Николас на всякий случай отступил на шаг, чтобы заглянуть на верхнюю площадку лесов.
Там, поджав под себя ноги, спиной к нему сидела женщина в свободном сером одеянии, с головой, покрытой белой накидкой, спускающейся ей на плечи. Склонившись к стене, в руке она держала длинную деревянную кисть, а вторую такую же зажала зубами.
Не замечая присутствия рыцаря, художница тщательно вырисовывала крошечные цветы под ногами принцессы. А рядом на лесах на маленьком колченогом табурете стояли горшочки с красками, лежали раковины, кисти, куски испачканной краской ткани. Три сальные свечи освещали рабочее пространство.
Николас нахмурился, недоумевая, в чем причина скрытности его тетушки — та ни словом не обмолвилась о том, что в часовне идет роспись, а ведь он приехал не сию минуту, а еще вчера вечером. С этой мыслью он ступил на леса.
— Приветствую вас, госпожа! — произнес он. Женщина вскочила и испуганно вскрикнула — кисть выпала из ее губ. В этот же момент она выронила и другую кисть — ту, которую держала в руке. Кисть покатилась и упала прямо к ногам рыцаря.
Быстро наклонившись, Николас поднял ее и снова выпрямился. С лесов из-под низко надвинутого покрывала на него смотрели широко раскрытые глаза. Лицо было скрыто глубокими тенями, но оказалось нетрудно догадаться, что и рот широко раскрылся от изумления.
Подняв руку вверх, он протянул кисть. Женщина быстро схватила ее. Рыцарь снова нахмурился.
— Каким образом вы оказались здесь и расписываете мою часовню, мистрис?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53