В один из ярких теплых дней раннего марта, который легко мог бы обмануть доверчивых, заставив поверить, будто зима окончена, Кэт в одиночестве отправилась верхом на юг, положив в седельную сумку бумагу для рисования. Она направилась по тропе, ведущей к Алте-Весте, доехала до опушки леса и спешилась. Присев на низко свесившуюся ветвь, она принялась зарисовывать крепость, шляпа ее была надвинута на глаза, чтобы не слепило солнце. Катарина достала книгу Грендель и время от времени сверялась с нею, освежая в памяти определенные формулы. Она провела линию, отмечая то место, где находился саперный туннель, в который чуть не упал Александр. Если бы атака произошла именно здесь, она готова держать пари, что это было бы чертовски…
Щелк. Стрела вонзилась в ствол дерева в нескольких дюймах от ее головы. Она откинулась назад, ветка закачалась, осыпаясь. У нее из-за спины, из леса, раздался взрыв смеха, и она застыла, не в состоянии сдвинуться с места от ужаса.
Балтазар.
– Ты пошевелилась! – упрекнул ее брат, появившись в сопровождении свиты, троих мужчин, женщины и юного Фредерика Августа, сгорбившегося в седле. Лошади фыркали и гарцевали вокруг нее. – Ты лишила меня удовольствия оказать услугу моей дорогой сестре, избавив ее от отвратительной шляпы.
– Окажи мне услугу и уезжай, – с трудом выдавила она.
Услышав ее голос, племянник поднял взгляд, и она увидела багровый синяк у него под глазом.
– Оказать тебе услугу? – насмешливо спросил Бат. – И прервать свою охоту? Мы разбили лагерь на расстоянии полдневного перехода отсюда. – Неподалеку она услышала протестующий лай собак, которых держали на привязи. Кровь ее закипела, словно вода, пролитая на горячую сковородку.
Бат направил лошадь ближе к ней и сбил с нее шляпу кнутом. Рукояткой кнута он уперся ей в подбородок и заставил поднять лицо к свету.
– М-м-м. Выглядишь вполне сносно, дорогуша. Особенно для женщины, уже четыре года считающейся мертвой. Но допустимо ли это? – Он слегка ударил ее кнутом по щеке так, чтобы обжечь, но не оставить следа. – Не в моих правилах разочаровывать, но ты не стоишь даже того, чтобы быть повешенной.
– Уезжай, – сквозь стиснутые зубы выдавила она. Во рту у нее пересохло. – Сейчас же покинь долину Карабас.
– Долина Карабас? Так вот где мы находимся? – с деланным удивлением спросил он. – Карабас… Карабас… Где же я слышал это имя?
Один из его свиты откашлялся и напомнил ему, что его высочество герцог недавно упоминал маркграфа Карабаса.
– Ах да, конечно, – сказал Бат, невольно подражая голосу отца. – Маркграф Карабас. И что, дорогая сестричка, ты знаешь об этом таинственном маркграфе?
Она не ответила, и он ударил ее сильнее, оставив на коже чуть заметный красный след.
– Что ты знаешь об этом маркграфе? – требовательно спросил он, оставив прежний галантный тон, и снова поднял сзой кнут.
Она пожала плечами.
– Что ты ожидаешь услышать о нем? – Она бросила многозначительный взгляд на Алте-Весте. – Он обладает большой властью. Сейчас ты на его земле. О чем еще ты хочешь узнать?
– На его земле? – переспросил Бат, затем разразился смехом. – Каким же потрясением это, должно быть, оказалось для Леве. Бедный полковник угрожал расстроить мои планы, а, вернувшись домой, обнаружил, что земля под ногами уже не принадлежит ему! Восхитительно! – Он подмигнул ей. – Возможно, дорогой папочка не так глуп, как я думал.
– Возможно, – безжизненным голосом отозвалась она, совершенно неуверенная в здравом уме присутствующих.
Он нагнулся к ней, обхватил ладонями ее лицо и провел большим пальцем по губам.
– А ты, Катарина, – сказал он так тихо, чтобы только она могла услышать, – ты должна приложить максимум усилий и быть милой со мной, потому что, невзирая на маркграфа Карабаса, земля у тебя под ногами будет моей. Мне придется проявить осторожность и не обстреливать Алте-Весте слишком жестоко. Тогда я смогу использовать ее как, скажем, охотничий домик, чтобы ты и я, и вся наша счастливая семья могла часто посещать ее.
– Отец не позволит…
– Отец обсудит этот вопрос с моей покойной женой.
Снова залаяли гончие, но этот раз ближе. Она услышала, как кто-то с треском пробирается сквозь подлесок, не заботясь о том, чтобы спрятаться, а думая только о том, чтобы скорее бежать. Собаки опять залаяли, затем последовал полный ужаса человеческий крик. Бат самодовольно усмехнулся.
– А я сказал тебе, на кого охочусь?
– Ты злобное животное!
На опушку, спотыкаясь, выбежал измученный человек. Прошло несколько минут, прежде чем она узнала в искаженном ужасом лице знакомые черты. Эбер, красильщик, бежавший преступник. Они считали, что он направился на север. Неужели Бат загнал его так далеко на юг?
– Ваше высочество, пощадите! – задыхаясь, прокричал он, пытаясь ухватиться за уздечку лошади Бата, но тот со злостью ударил его рукояткой кнута. – Ваше высочество, я сделал то, что вы приказали! Вы обещали! Вы дали мне слово, что меня не повесят.
Бат широко раскинул руки, словно даруя милость.
– Тебя и не повесят, – с благожелательной улыбкой, заявил он.
– Бат! – воскликнула Катарина. – Это…
– Не твое дело, – закончил брат за нее. А Эберу сказал: – Видишь тот холм у горизонта? Сможешь добежать туда?
– Да, да.
Бат долго пристально смотрел на задыхающегося, кашляющего человечка, затем изобразил на лице недоумение и указал рукой на холм.
– Ну?
Эбер, красильщик, бросил на Катарину взгляд, полный мрачного смирения и совершенно лишенный вызова, он, казалось, не узнал ее. Грудь его вздымалась, жадно вдыхая воздух. Затем он, спотыкаясь, бросился бежать.
Обер-егермейстер, держа собак на привязи, быстрым шагом вышел к опушке леса. Только от того, что она находилась рядом с ними, желчь подступила к горлу Катарины. Она бросила взгляд на молодого человека, с трудом удерживающего собак, и спросила:
– Где Рига? – Голос ее прозвучал натянуто – ей с трудом удавалось сдерживать свои чувства. Она уже давно мечтала свести счеты с человеком, спустившим псов на Густава.
– Рига? – переспросил ее брат.
– Что случилось с Ригой, твоим старым обер-егермейстером?
Он пугающе долго удерживал ее взгляд, затем сказал:
– Что-то не припомню никого по имени Рига.
Женщина, находившаяся среди его свиты, засмеялась.
– Ничего по имени Рига, так будет точнее, – бросила она, обращаясь к остальным мужчинам. Они нервно присоединились к ее смеху.
Катарина взглянула на женщину, которая была любовницей Бата и чьи извращенные вкусы, по слухам, вполне соответствовали склонностям ее любовника. Если пустота ее глаз могла служить подтверждением, то слухи эти были вполне обоснованны. Бат искоса посмотрел на бегущего в отдалении человека. Красильщик преодолел почти полпути до холма. Бат нетерпеливо потянул за поводья бьющего копытами коня.
– Лунц, – начал он, – спусти…
– Бат, нет. Позволь бедняге бежать дальше.
Он бросил на сестру полный отвращения взгляд и повторил:
– Лунц, спусти собак.
С оглушительным лаем псы устремились за насмерть перепуганным человеком, бегущим по полю. Катарина подумала, что если бы даже они не взяли его след, то почувствовали бы запах страха.
Бат дернул за поводья и поскакал прочь, не попрощавшись с ней. Его сопровождающие с шумом последовали за ним. Все, за исключением Фредерика Августа. Мальчик задержался и посмотрел на нее с печальной улыбкой.
– Я рад, что ты не умерла, тетя Кэт, но мне бы так хотелось, чтобы и мама была жива, – сказал он, затем в глазах его появилось выражение ужаса, и он, напуганный собственной смелостью, поспешил вслед за остальными.
Катарина, совершенно запыхавшись, бежала до тех пор, пока не добралась до конца тропы. Она приникла к дубу, глотая прохладный зимний воздух и изо всех сил стараясь не слышать криков, доносившихся до нее вместе с запахом можжевельника. Казалось, не было способа противостоять, не было возможности остановить ее брата, это адское отродье. Он знает, что она жива! Боже милосердный, Боже милосердный, как скоро он сумеет обнаружить Изабо.
А казалось, что у ублюдка, единственного человека во всем Таузендбурге, кто по-настоящему заслужил это прозвище, скоро не будет возможности поступать так, как он пожелает. Она знала, что он однажды унаследует герцогский титул отца, но ей всегда казалось, что этот день наступит не скоро. Она подумала о своем безумном брате как о высшей власти в Таузенде, как о человеке, слово которого закон, который ни перед кем не отчитывается за свои действия, разве что перед далеким безучастным императором. Крохотный росток надежды превратился в ничто.
Катарина никак не могла унять дрожь, словно все ее существо не желало принять безысходность создавшегося положения. Стук копыт вернул ее к реальности. Она резко оттолкнулась от дерева, готовая бежать, но увидела Александра и, подобрав юбки, бросилась ему навстречу.
Он соскочил с лошади и заключил ее в объятия.
– С тобой все в порядке? Когда ты не вернулась… – Она всхлипнула, приникнув к его плечу, и ощутила, как возрастает его беспокойство. – Кэт! Тебе…
– Мне не причинили никакого вреда, – пробормотала она, уткнувшись в его шерстяной плащ.
Его руки еще крепче обхватили ее.
– Может быть, – сказал он, – но я никогда не видел тебя такой напуганной. Что произошло?
Тень мрачных воспоминаний окутала ее.
– Я потом расскажу тебе, – устало сказала она. – Пожалуйста, уедем отсюда поскорее. Давай вернемся домой.
Он поднял ее, усадил в седло перед собой, затем нашел ее лошадь и погнал ее вслед за собой в Леве.
– Обними меня, – шептала она этой ночью, когда они лежали вместе в постели и голова ее покоилась у него на плече. – Просто обними меня.
Он ласкал ее, ладони его скользили по ее спине и вниз по рукам.
– Я здесь, Кэт, – говорил он ей, и пальцы его нежно массировали основание ее шеи. – Ш-ш-ш, моя любовь. Все в порядке. Все в порядке. – Она задрожала, но он продолжал гладить, успокаивая ее. – Расскажи мне, что произошло.
Она кивнула, прижавшись к нему щекой, положив руку ему на грудь, и тепло его кожи успокоило ее.
– Там был фон Меклен, – сказала она. Тело его под ее рукой словно застыло.
– Он причинил тебе вред? Он прикоснулся к тебе?
Рука его, казалось, превратилась в стальной обруч, сжимающий ее.
– Нет, нет, я же сказала тебе, вреда мне не причинили.
– Расскажи мне все. Все. С начала до конца.
Катарина попыталась приподняться на локте, но его рука не разжималась.
– Он только хотел напугать меня.
Она утаила от него, что фон Меклен пытался получить от нее сведения о маркграфе Карабасе, сказав себе, что эта хитрость скорее всего никак не повлияет на конечный результат, хотя впервые в жизни она на мгновение, всего лишь на мгновение, заметила выражение неуверенности, промелькнувшее в глазах брата.
Александр попытался встать, но она, перевернувшись, легла на него, крепко сжав его плечи, чтобы удержать на месте.
– Он убрался оттуда. Он сам, его шлюха и его гончие убрались оттуда. – Она рассказала ему о судьбе Эбера, красильщика.
– Боже, Боже, что ты пережила, – Александр протянул руки и обхватил ее лицо. – А я в неведении находился здесь! В то время как мне следовало быть с тобой, следовало…
Она прижала кончики пальцев к его губам, чтобы остановить поток самообвинений.
– Я послала людей проверить. Он ушел, Александр. По крайней мере на время.
Он гладил ее волосы, словно пытаясь удостовериться, что сжимает в объятиях ее, а не призрак. Она принялась целовать его подбородок.
– Но ты со мной, – прошептала она и легонько укусила его за мочку уха. – И тебе определенно нужно многое сделать.
Он чувственно потянулся, тело его слегка содрогнулось от смешка.
– Действительно. Многое… многое… многое… – Не договорив, он принялся целовать ее, скользнул губами по щеке к нежной коже под ухом. – Но мы поговорим об этом позже.
Она выгнула бедра ему навстречу.
– Много позже.
Неделю спустя они еще ничего не знали о передвижении войск, но все были настороже, так как сочли, что появление фон Меклена, несомненно, предшествовало вторжению его войск. Траген словно впал в исступление.
– С юга? – в двадцатый раз переспрашивал Траген. – Он приехал с юга?
– Он… охотился, – сказала ему Катарина. Они собрались в комнате Александра. Карты, обычно аккуратно сложенные, теперь были разбросаны по самодельному столу, и майор изучал лежавшую сверху.
– Здесь собраны войска Фейндта и прочие наемники, которым ему удалось заплатить, так сообщалось в последнем донесении. – Траген провел пальцем черту. – А здесь Алте-Весте. Все указывало на то, что он станет наступать с севера!
– Может, так и будет, Маттиас, – заметил Александр. – То была всего лишь охота. Дерзкая, согласен, но дерзость – известное качество фон Меклена.
– Так же, как и вероломство, – добавил Траген.
Катарина склонилась над картой. Перед ее мысленным взором раскинулись поля, которые вскоре предстояло засеять, вновь отстроенный мост через реку Карабас, мельница, которую отремонтировал чрезмерно бережливый мельник, не пожалев денег на то, что так нежно любил и что могло принести ему доход. Неужели все это будет разрушено?
– Это была охота, – повторила она, ощущая во рту горький, словно рута, привкус своих слов: – Если бы война была охотой, он наступал бы с двух сторон. Он обычно окружает собаками то место, куда пытается скрыться… дичь.
– Конечно! Черт его побери! И с севера, и с юга. Мы для него всего лишь дичь, как куропатки, которых можно подстрелить к обеду, – высказал свое мнение Траген и разразился проклятьями.
Послышались тяжелые громкие шаги, затем раздался стук в дверь, и после разрешения Александра в комнату стремительно вошел курьер. Усталый, забрызганный грязью с ног до головы молодой человек протянул Александру свиток.
Минуту спустя полковник, оторвав взгляд от депеши, бросил:
– Войска, – и, постучав пальцем по тому месту на карте, где заканчивалась долина Карабас и начиналась равнина, на которой стоял Таузендбург, добавил: – Собираются здесь.
Лицо Трагена застыло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45