Плохо, что Катарина, покупая военные трофеи, не приобрела вместе с ними и сапера, подумал Александр. Любой стоящий военный инженер мог бы за один день снести и заново возвести всю эту конструкцию.
От напряжения пот катился по лбу Александра, и он вытирал его рукой. Но у Катарины не было ни саперов, ни плотников, и ничего прочего, что ему было нужно, ничего, кроме картофеля, репы и трех трудолюбивых беженцев из Моравии.
– Попробуй еще раз, Клаус! – крикнул он, стараясь перекричать шум реки, бегущей прямо под неустойчивой платформой, на которой стоял он и остальные трое. Кузнец с сомнением посмотрел на ворот.
– Он, наверное, застрял, милорд, – предположил коренастый Клаус.
– Все равно попытайся, – сказал ему Александр. Клаус неуверенно кивнул, затем сжал канат и щелкнул им, словно кнутом. Сооружение из дерева и железа протестующе задребезжало, но канат подался.
Мужчины обменялись радостными возгласами и принялись хлопать друг друга по спине. Он пришел к реке еще затемно, задолго до восхода солнца, надеясь завербовать нескольких рыбаков всадниками в Таузенд, но вместо этого нашел троих, усердно трудившихся на пришвартованной платформе. Когда он, сбросив рубашку, присоединился к ним, они пришли в замешательство от того, что их лорд работает рядом с ними. Но когда было нужно что-то сделать, Александр, как правило, отметал всякий вздор. Принявшись осматривать копер, он заметил мимолетные улыбки, которыми они обменялись, но проигнорировал понимающие кивки и перешептывания: он – муж мадам фон Леве, и все.
– Полегче! – воскликнул Александр, когда вода хлынула через плоские края платформы и попала ему в сапоги. За его спиной две скрепленные под острым углом балки, соединявшие полупостроенный мост с платформой, закачались. Сооружение моста велось давно, и уже три ряда свай было вбито в дно реки, вколочены поперечные опорные стойки, а на них положены доски. Он выглядел мостом в никуда – и именно таким и был, подумал Александр.
Он повернулся спиной к копру, взял один из канатов и намотал его на руку в перчатке.
– Давайте вобьем эту сваю, – сказал он, натягивая канаты. – Чем скорее построим мост, тем скорее… его можно будет использовать в войне против фон Меклена.
– Да, милорд, тем скорее мы сможем доставлять свои товары на рынок в Таузенд, – закончил за него Клаус, подхватывая вместе с остальными концы других канатов и натягивая их. – Мадам фон Леве рассказывала всем нам о Таузенде. Там множество людей, которые захотят приобрести пшеницу Ганса и дичь Рихтера, а я смогу приобретать железо. Мост пригодится нам всем.
– Действительно пригодится, – ответил Александр, прежде чем закричать: – Готово… тяни.
Все четверо старались изо всех сил. Стиснув челюсти, с напрягшимися мускулами они проворно тянули тяжелый груз все выше. Когда он коснулся основания блока, наступила самая опасная часть работы. Александр поднял взгляд и удостоверился, что каждый готов в любой момент отпустить свой конец каната.
– Готов… бросай.
Груз со свистом упал и с глухим стуком ударил по заостренному концу бревна, которое нужно было вбить в дно реки. Освободившиеся канаты захлопали по раме. Он, Клаус и остальные двое подхватили их и снова стали поднимать груз.
Как только он этим утром появился на реке, его солдатская смекалка тотчас же помогла ему оценить мост. Он достаточно крепок, чтобы по нему могла переправиться пехота и, возможно, кавалерия, если она будет передвигаться с осторожностью, но мост не выдержит упряжек в тридцать шесть лошадей, необходимых для перевозки тяжелых орудий. А это значит, что фон Меклену, главные силы которого располагаются на севере, придется атаковать с юга или оставить свою тяжелую артиллерию. Если Александру удастся помешать фон Меклену привлечь союзников и если он сможет представить Алте-Весте доступной добычей.
Груз копра снова упал с глухим стуком, и Александр, вытерев глаза, взглянул на светлые стены далекой крепости. Фон Меклен имел склонность захватывать и разрушать крепости, Александр знал это не понаслышке, так как слишком долго воевал бок о бок с ним. Он надеялся, что Алте-Весте покажется лакомым кусочком, мимо которого сын герцога не сможет равнодушно пройти. Его кольнуло раскаяние при мысли, что все труды Катарины пропадут даром, но вокруг много таких же покинутых долин, какой недавно была долина Карабас. Трудно будет убедить ее, но нужно заставить Катарину признать, что лучше начать новую жизнь, чем совсем лишиться ее. Он обмотал канат вокруг руки и туго натянул. В конце концов, всегда есть способ убедить женщину.
– Вспоминаешь былую славу, полковник? – раздался с берега реки голос Катарины. – Или планируешь новую?
Он посмотрел на восхитительную красавицу, которая решилась стать его вдовой. Волосы ее были в спешке небрежно заколоты, и она выглядела так, словно только что встала с постели, где спала с мужчиной.
– Невозможно запланировать славу, мадам, – возразил он. Он демонстративно перенес вес на одну ногу и положил руку на бедро, всем своим видом демонстрируя безразличие. – Можно планировать походы. Они порой могут принести… – он позволил своему взгляду лениво скользнуть по щедро выставленной напоказ груди, тонкой талии и дразнящим выпуклостям бедер, – славу.
Ее белоснежная кожа вспыхнула от щек до груди, хотя Александр не знал точно, от смущения или от гнева. Могло быть и то и другое. Ее глубоко задела война, и в то же время она оставалась женщиной, наделенной страстным сердцем.
– Мне нужно поговорить с тобой, полковник, – сказала она вместо ответа. – Конечно, если Клаус и другие смогут обойтись без тебя в своей важной работе.
Александр удержался от колкости в ответ на подчеркнутое ею слово «своей».
– Одну минуту, мадам, – сказал он, снова перенося все свое внимание на канаты. Пусть подождет.
Рядом с ним Клаус сиял счастливой улыбкой оттого, что она назвала его по имени. Настроение Александра испортилось. Пусть мадам фон Леве прицелится ему в голову из пистолета, посмотрим, как он тогда заулыбается.
Клаус поклонился и восторженно закивал.
– О да, мадам фон Леве! Сегодня было хорошее утро. Мы почти вбили это бревно благодаря помощи милорда.
Остальные тоже поклонились и согласно закивали.
– Как замечательно, – начала Катарина, улыбаясь с фальшивой искренностью, Александр ясно видел это, – что милорд смог помочь вам сегодня утром.
Она вздернула брови и торжественно изрекла слово «милорд» еще раз. Он поднял брови в ответ и столь же высокопарно изрек «миледи». Она, скрестив руки на груди, бросила на него сердитый взгляд, затем вернулась назад на берег, села на бревно и принялась ждать.
Александр натянул канат.
– Готов…
Он услышал смешок Клауса, когда взялся за другой канат.
– Так мадам добивается, чтобы все восстановилось. Бьюсь об заклад, милорд ожидал, что, вернувшись домой, найдет только остывшие кузнечные горны.
– И невспаханные поля, – добавил Ганс.
– И леса, лишившиеся дичи, – вступил в разговор Рихтер.
«Милорд именно на это и рассчитывал», – мысленно ответил Александр. Вслух он сказал:
– Тогда не станем разочаровывать мадам сегодня утром, ладно? Готов… – Все схватились за канаты. – Тяни.
Груз снова поднялся к блоку и упал с уже привычным глухим стуком. Они продолжали вбивать сваю в дно реки до тех пор, пока час спустя Клаус не проверил бревно и не произнес свой вердикт, сопроводив его всезнающим кивком.
– Думаю, оно укреплено, милорд.
Александр неохотно отпустил канат.
– Превосходно, – сказал он, бросив взгляд туда, где сидела наблюдавшая за ним Катарина. Даже на расстоянии по ее напрягшейся спине было видно, что она ждала его не для того, чтобы поблагодарить за помощь в строительстве моста.
Холодок пробежал по его телу, словно предупреждая, что эта женщина может оказаться грозным противником. Но он отбросил эту мысль, сказав себе, что это всего лишь прохлада осеннего утра обдала его влажное от пота тело. Остальные, сияя, замахали руками и закричали ей, что закончили работу. Она помахала в ответ. Александр заскрежетал зубами. В эту минуту он многое отдал бы за то, чтобы, вернувшись в долину Карабас, найти только остывшие кузнечные горны, невспаханные поля и отсутствие дичи.
Александр наблюдал за Катариной, когда она снова спускалась на платформу. Она поблагодарила всех с теплой доброжелательной улыбкой, затем отослала их назад, в деревню, где они проведут остаток дня, усердно работая в кузнице и на полях. Они поклонились и удалились.
Вслед за армией всегда шли женщины, начиная от жен и матерей и кончая проститутками, все они несли на себе отпечаток войны. Большинство из них становились отчужденными и холодными, они по-прежнему бранились из-за мужчин и разных пустяков, но глаза их при этом оставались мертвыми, как у их мужей и любовников, навсегда оставшихся на полях сражений.
Женщина с напрягшейся спиной, стоявшая на краю платформы, повернулась к нему и свирепо посмотрела на него глазами живыми и раскаленными, словно огонь в горне кузнеца. Катарину Анну Магдалену фон Леве тоже затронула война, но не победила ее. Пока не победила.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела она.
Он подошел к ней, намеренно раскачивая платформу при каждом шаге. Она закачалась, пытаясь удержаться на ногах.
– Черт бы тебя побрал, женщина.
– Черт бы меня побрал? – Она размахивала руками, чтобы сохранить равновесие. – Как ты смеешь ругать меня, когда это ты…
– Что я? – Он подбоченился. – Это не я захватил чужую землю. – Он сделал еще шаг, приближаясь к ней. – Это не я позволял каждому бездомному фермеру и кузнецу селиться здесь. – Он со злостью посмотрел ей в глаза. – Это не я…
Она резко развернулась и перешла на узкую доску, которая вела с платформы к берегу. Обретя под ногами твердую почву, она повернулась к нему лицом.
– Ты прав, полковник. Это не ты делился последним куском с этими людьми, когда они с разбитыми семьями или в одиночку забредали сюда один за другим. Все, чего они хотели, – это места, которое они смогли бы снова назвать домом! Что мне было делать? Защищать покинутые фермы и пустые дома с пистолетом и карабином? Ради чего? Чтобы ты привел сюда солдат фон Меклена, а они будут грабить и жечь эти земли?
Он перепрыгнул на берег и встал рядом с ней.
– Клянусь Богом, хотел бы я, чтобы вы поступили именно так, мадам. Тогда этим людям не пришлось бы вновь потерять свои дома. Для всех было бы лучше, если бы я просто сказал, что им придется уйти весной.
– Уйти? Ты не можешь!
Страдание, вызванное его предательством, отразилось в ее глазах и больно резануло его, но он заставил себя ожесточиться.
– Если понадобится, Катарина, то я сделаю это.
– Нет, нет, ты дал слово. Леве принадлежит мне. Леве мое.
– Леве, да. Но остальная часть долины Карабас принадлежит мне.
Катарина с ужасом смотрела на него.
– Мерзавец! Как ты можешь так поступить с этими людьми? Война окончена. Да падет проклятие на твою голову!
Он стянул свои перепачканные перчатки и бросил их на землю. Обнаженный до пояса, он повернулся к ней, и она увидела мрачную решимость в его глазах.
– Окончена не для меня, – сказал он. – И не для тебя тоже, если фон Меклен действительно соберет войска, разве что ты покинешь это место.
Ее взгляд остановился на его полуобнаженном торсе, затем скользнул в сторону. Она отступила на шаг, и на мгновение ему показалось, что она лишилась присутствия духа, но, когда она подняла глаза вновь, ее взгляд был полон решимости.
– Я не уеду, Александр.
– Подумай как следует, Катарина. Фон Меклен…
– K черту фон Меклена.
– Я уже послал его к черту и скоро пожну плоды этого. Вот почему я советую тебе уехать.
Она повернулась к нему спиной и крепко обхватила себя руками, словно ее руки могли удержать гнев и отчаяние, кипевшие в ее душе.
– Неужели ты не видишь? – воскликнула она. – Ты гнусный… чертов негодяй. Куда ты хочешь отправить меня, полковник? Скажи мне. – Она снова повернулась к нему лицом, руки ее опустились, ладони сжались в кулаки. – Скажите мне, благородный и добродетельный полковник фон Леве. Куда мне уехать? – Она сердито вздохнула, и грудь ее напряглась под корсажем с глубоким вырезом. – В Англию? – спросила она, явно не ожидая получить ответ. – Англия охвачена войной, брат убивает брата в каждом графстве. Голландский купец сказал мне в прошлом месяце, что они даже арестовали своего короля! А как насчет Франции? – продолжала она, в гневе расхаживая взад и вперед по берегу. – Еще одна гражданская война, вполне благородная, насколько я знаю, – принцы, герцоги, маркизы и графы воюют друг с другом. Они пока не арестовали короля, но Луи Четырнадцатому всего лишь десять лет.
Он следовал за ней взглядом, пока она что-то лепетала про Австрию и Турцию. Этим утром он отметил в ней какую-то удивительную свободу, позволявшую ее телу восхитительно двигаться.
Он почувствовал, что возбуждается, глядя на стоящую перед ним полную жизненных сил женщину, и еще сто раз проклял фон Меклена. Она была такой живой! Как легко ему было бы войти в ее жизнь, лечь в ее постель. Такое тело и душа, как у Катарины фон Меклен, способны облегчить усталость вернувшегося с войны полковника.
Полная негодования, она, казалось, была охвачена лихорадкой.
– Швеция воюет с Данией, Россия – с Польшей, Испания сражается со всем миром, желая завоевать все земли до Китая… Скажи мне, полковник фон Леве. Куда мне уехать?
Он стоял, глядя на нее из-под полуприкрытых век. Как завоевать ее? – думал он. Как рассеять грусть в ее глазах, как сделать так, чтобы вся ее страсть, вся ее жизнь сосредоточились на нем? Воспоминания о такой женщине могли помочь солдату сохранить жизнь на поле битвы. Обхватить ее полную грудь руками, привыкшими сжимать шпагу, ощутить нежную теплоту ее плоти вместо холодного прикосновения стали, услышать тихие стоны восторга, когда он овладеет ею, вместо смертоносного шипения выстрелов мортир…
– Почему ты молчишь? – спросила она. – Ты командовал полками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45