— Я твоя жена. Едва ли тебя можно обвинить в том, что ты меня погубил. Более того, поскольку я отвергаю супружескую неверность, но не хочу прожить жизнь, так и не познав страсти, ты единственный, кто может мне ее дать. Пожалуйста, Эрик, я знаю, что делаю.
— Знаешь ли? — спросил он, опускаясь на нее всей своей тяжестью. — Потому что я — не знаю. Да поможет мне Бог.
Он приник к ней жадным поцелуем, а его руки на ощупь расстегивали ее платье, стаскивали его с ее тела. Неловкими пальцами она расстегнула его сорочку и развела в стороны полы, чтобы провести пальцами по теплой, покрытой жесткими волосками груди.
С приглушенным проклятием Эрик оттолкнул прочь ее руки, швырнул сорочку на пол и несколькими резкими, яростными движениями сорвал с нее нижнее белье. Он оторвался от нее только для того, чтобы сбросить с себя остаток одежды, пожирая ее глазами так, что Бриджит почувствовала себя такой красивой, какой он ее видел.
Эрик опустился на нее сверху, и все его тело содрогнулось от первого соприкосновения их обнаженной плоти, а его рот заглушил ее стон.
В голове у Бриджит не осталось ни одной четкой мысли, настолько сильными были ощущения, сотрясающие ее тело. Она цеплялась за его руки, отчаянно стараясь доставить ему удовольствие и не зная — как.
Эрик поднял голову и посмотрел на нее сверху.
— Научи меня, — попросила Бриджит, но это было скорее требование, чем просьба.
Резкие морщинки вокруг его глаз разгладились, странный огонек мелькнул в их чернильной глубине.
— Ты не нуждаешься в обучении. Я уже и так погиб.
— Но…
— Тихо. — Он легонько поцеловал ее в уголки губ, пробормотав:
— Позволь мне. — Его ладони обхватили снизу шелковистую тяжесть ее грудей, и он почувствовал ее непритворную дрожь. — По крайней мере это я могу тебе дать. Позволь мне, Бриджит. Я хочу видеть, как эти твои невероятные золотистые глаза затуманит чудо открытия — Его губы нашли бьющуюся жилку на ее шее. — Хочу почувствовать, как ты дрожишь от наслаждения, о котором никогда и не подозревала. Бриджит, позволь мне.
Она попыталась ответить, но в этот момент его пальцы нашли ее соски и стали дразнить их легкими, как перышко, поглаживаниями до тех пор, пока Бриджит не лишилась способности говорить, думать и даже дышать. Не сознавая ничего вокруг, кроме этого ощущения, она откинулась на постель и закрыла глаза, без слов давая Эрику то разрешение, о котором он просил.
Он почувствовал, что она сдается, и стал действовать.
Он наклонил голову, и его рот сменил пальцы, а Бриджит с трудом сдерживала крик, когда он обвел языком ее сосок, охватывая ставший чувствительным бугорок и ритмично прижимая его губами.
— Эрик… — Это было единственное слово, которое она смогла произнести, и оно вырвалось у нее как сдавленное рыдание.
Он не ответил. Не ответил словами. Вместо них он перешел ко второй груди, одарив ее той же лаской, что и первую. Его руки двинулись ниже, скользя по изгибам талии и бедер, ощущая нежность ее кожи. Его колени толчком раздвинули ее ноги и устроились между ними, чтобы получить доступ к тому, к чему он стремился.
Когда он прикоснулся кончиками пальцев к внутренней поверхности ее бедер, в Бриджит вспыхнуло желание. Не обращая внимания на едва слышный внутренний голос, называющий ее распутницей, она раздвинула ноги пошире, всхлипывая по мере того, как кончики его пальцев эротическими кругами поднимались все выше и выше по ее трепещущим ногам.
— Открой глаза, Бриджит.
Повинуясь его приказу, она подняла дрожащие веки и открыла для себя нечто еще более поразительное, чем восторг от его прикосновений.
На него это подействовало так же сильно, как и на нее.
Влажные пряди волос прилипли к его лбу, блестящему от пота, лицо было напряженным от желания. Но самым поразительным был огонь, пылающий в глазах, огонь, порожденный вовсе не гневом.
— Я хочу смотреть на тебя, — невнятно пробормотал он. — С этого момента и дальше я хочу видеть всю красоту твоей страсти, как она будет нарастать. — Его пальцы еще на миллиметр приблизились к тому месту, где все ее существо желало его ощутить. — Покажи мне, Бриджит.
Протянув руки, она сжала его запястья и потянула их выше, широко раскрытыми глазами глядя прямо в его глаза.
Этого было достаточно.
Его пальцы открыли ее, нашли ее, и из глубины его горла вырвался хриплый звук, пока он изучал бархатистые складки.
— Совершенство, — с трудом произнес Эрик, дыхание из его груди вырывалось быстрыми, частыми толчками.
Бриджит вскрикнула, изгибаясь под его рукой, наслаждение растекалось от самой ее сердцевины. Эрик пристально наблюдал за ней из-под опущенных век и усилил ласки, каким-то образом точно зная, где прикоснуться, как усилить ее экстаз. Утопая в ощущениях, Бриджит металась по подушке, уверенная, что умирает, но это ее совершенно не волновало. Она была уже так близко к вратам рая, как только можно было к ним подойти.
Пока он не остановился.
— Эрик? — Ее затуманенный взор замер на его лице, она хотела знать причину.
Хотела его.
— Я хочу быть внутри тебя, когда это произойдет, — прохрипел он, опускаясь на нее сверху, пока жесткий стержень не замер у того места, где только что были его пальцы. — Господи, я даже не уверен, смогу ли дождаться. — Он содрогнулся, его бедра двигались помимо его воли — Бриджит, мне сейчас придется сделать тебе больно.
— Мне все равно. — Ее руки обхватили его влажную спину, притянули его к себе, требование ее неискушенного тела оказалось сильнее страха и рассудка Странное выражение промелькнуло на его лице, затем исчезло, побежденное физическим влечением.
Эрик вошел в нее медленно — так медленно, как только могли позволить их напряженные тела, — останавливаясь через каждые несколько секунд, чтобы дать ей время приспособиться к его проникновению. Достигнув девственной плевы, он остановился и таким глубоким взором посмотрел в ее глаза, что Бриджит спросила себя, какое обладание является более абсолютным.
— Клянусь, ты не пожалеешь, — прошептал он. Приподняв ее бедра, он проник в нее одним мощным толчком.
У Бриджит перехватило дыхание, боль была незваным пришельцем Твердо решив не разрушать чуда их соединения, она подавила крик, прикусив губу так, что слезы навернулись на глаза.
— Не надо. — Эрик замер и провел косточками пальцев по ее щеке. — Не надо от меня прятаться. Только не сейчас. — Он накрыл ее рот своим. — Ах, Бриджит, мне жаль, — выдохнул он в ее губы. — Так чертовски, чертовски жаль.
Раскаяние в его голосе причинило ей еще большую боль.
— Не надо сожалеть, — яростно прошептала она, придавая своим словам такой же широкий смысл, как и он. — Это так прекрасно. Как ты можешь сожалеть?
И с этими словами она инстинктивно подняла бедра навстречу его бедрам и была потрясена новым приливом желания, от которого захватывало дух.
Отодвинувшись, она затуманенным взором посмотрела в глаза Эрика и повторила движение, обнаружив, что боль утихла и сменилась страстным стремлением к завершению. Трение было невыносимым, трижды усиленное ощущением мощного стержня, пульсирующего внутри нее, растягивающего ее изнутри до предела.
Она хрипло всхлипнула — и терпение Эрика лопнуло.
— Да, — простонал он, прижимаясь своим лбом к ее лбу. — Еще раз — когда скажу. — Он медленно вышел, потом остановился. — Сейчас. — И толкнул вниз, охватив руками ее бедра, а она выгнулась дугой ему навстречу.
На этот раз у нее вырвалось громкое рыдание, а Эрик издал дикий вопль.
— Еще, — скомандовал он. — И еще, и еще, и… Его голос прервался, все ограничения рухнули. Схватившись руками за изголовье, он снова и снова погружался в Бриджит, и она отвечала ему столь же яростными движениями. Пружины кровати стонали при каждом мощном толчке, но этот звук заглушался их прерывистыми криками и тяжелым дыханием.
Что-то должно было произойти. Бриджит это чувствовала. Словно она взбиралась по великолепной радуге и теперь замерла, чуть-чуть не дойдя до ее вершины.
— Эрик… — Она простонала его имя, молча умоляя его увести ее туда, куда она так отчаянно желала попасть.
И он повел ее.
Сжав ее ягодицы, он приподнял их, глубоко вошел в самую ее сердцевину, прижался к той самой влажной, пульсирующей плоти, которая так желала его.
Бриджит взорвалась миллионами осколков, взрыв следовал за взрывом, сминая ее, накатываясь горячими волнами спазмов. Словно издалека, она услышала стон Эрика, почувствовала, как он сильнее сжал ее, стараясь продлить ее удовольствие. Но больше не оставалось сил сдерживаться. Резким толчком вперед он отдался завершению, выкрикивая имя Бриджит в такт пульсирующим волнам своего освобождения.
«Боже, пожалуйста, — молилась Бриджит в то короткое завершающее мгновение, когда Эрик воистину принадлежал ей. — Пусть продлится это чудо. Пожалуйста».
В тот момент ее молитва не была единственной в стенах Фаррингтона.
Лежа в постели, Ноэль укладывала Пушка на подушку рядом с собой.
— Она все еще в его комнате, ты знаешь, — серьезно сообщила она игрушке. — И дядя не сердится, иначе мы бы услышали его крики даже здесь, внизу. Нам надо помолиться, Пушок. — Девочка крепко зажмурилась, ладошкой закрыла Пушку пуговичные глаза. — Боже, я знаю, что совершаю много плохих поступков, — начала она. — Но я обещаю исправиться. Я буду слушаться и не буду ничего ломать, и никогда больше мне не потребуется устраивать догоняй. Только, пожалуйста, — губы ее задрожали, и две слезинки покатились по щекам, — пожалуйста, не отнимай у меня Бриджит.
Глава 6
— Ноэль, не так близко к пруду, — велела Бриджит, одновременно протягивая руку за очередным побегом остролиста.
— Но Пушок хочет научиться плавать На лодке. — Растянувшись на животе, Ноэль подползла чуточку ближе к воде, усадив Пушка верхом на кусок плавающего дерева, который намеревалась превратить в лодку для своей игрушки. — И ему хочется научиться сейчас, до того как станет слишком холодно и вода замерзнет.
— Какой он у тебя отчаянный. — Оставив свое занятие, Бриджит подошла к Ноэль, сурово хмуря брови. — Но скажи, а Пушок умеет плавать? И что еще важнее, ты сама умеешь?
Ноэль задумалась.
— Нет. Мы не умеем.
— Вот как? Ну, вы попали в хорошую компанию — я тоже не умею. И поскольку я подозреваю, что глубина пруда гораздо больше, чем твой рост или мой и уж наверняка Пушка, я бы предпочла не искушать судьбу. Договорились?
— Договорились. — Ноэль с сожалением встала, вытирая ладони о накидку и таким образом перенося грязь с первых на последнюю. — А что ты делаешь?
— Собираю остролист.
— Зачем? Ты же сказала, что дядя не разрешает нам праздновать Рождество.
— Не разрешает. — Бриджит усмехнулась. — Но я надеюсь, что он передумает. — Она прищурилась, разглядывая свою быстро растущую коллекцию, и представила себе гостиную Фаррингтона, наполненную духом Рождества: стены, украшенные венками из омелы и остролиста, камин, пробудившийся ото сна, в котором ярко горит огонь, груду подарков на полу. А в центре всего — она, Эрик и Ноэль, стоящие возле пышного вечнозеленого дерева, символа этого времени года.
При этой мысли ее взгляд переместился на роскошную елку, которую она выбрала для этой важной роли, — идеального воплощения ее фантазии.
— Бриджит? — Голос Ноэль прервал ее сон наяву. — Я уже больше трех недель не видела дядю, только у окна его комнаты, — с того дня как ты с ним разговаривала. А ты?
Фантазия разбилась, наткнувшись на горькую реальность.
— Нет, милая. — Бриджит покачала головой. — Не видела. Очевидно, твоему дяде надо еще побыть одному.
— Еще? Он и так всегда один. Он не выходил даже тогда, когда тебя приезжал навестить твой дедушка. Хотя я уверена, он знал, что викарий был здесь, — я видела, как он наблюдал за подъехавшей каретой.
Бриджит слегка улыбнулась.
— Ноэль, ты проводишь слишком много времени, наблюдая за окном дяди.
— Я провожу много времени только потому, что он слишком долго там стоит. Если бы его там не было, то было бы все равно, как часто я туда смотрю, потому что он не видел бы этого. — И, приведя этот довод, Ноэль поджала губы. — Почему ты больше не ходишь к нему в гости?
Бриджит вздохнула.
— Мы с тобой это уже обсуждали. Я вообще не ходила к нему в гости, даже в тот единственный раз, когда зашла в его комнату. Я всего лишь ходила спросить, можем ли мы отпраздновать твой день рождения, и он позволил.
— Я не слышала, чтобы он кричал. И Пушок тоже.
— Это потому, что он не кричал. Я объяснила ситуацию, и он дал свое согласие.
— А тогда, если вы не ругались и ты ходила не в гости, почему ты так долго там пробыла?
Бриджит обдало жаром, когда она подумала об ответе на этот вопрос.
Те мгновения в объятиях Эрика были самым неожиданным и восхитительным из чудес — мучительным наслаждением и столь же мучительным страданием. О, он ее предупредил, был честен с самого начала. Не только объяснил, почему хочет лечь с ней в постель, но и предупредил о последствиях, о том, как это на ней скажется. Он оказался прав Они оделись и расстались, как чужие, и она осталась эмоционально уязвленной, ограбленной, она страстно желала того, что Эрик был не способен — и не желал — ей дать.
Но он ошибся в том, что эта боль заставит ее пожалеть о случившемся. Этого не произошло. Несмотря на страдания, Бриджит ни за что на свете не отказалась бы от тех мгновений. Теперь она стала женой Эрика, и даже если он решит разорвать их брак, все равно они связаны чудесными и неразрывными узами, и это воспоминание она будет лелеять в душе до конца своих дней.
Одиноких дней, если Эрик настоит на своем.
— Бриджит? — Ноэль дергала ее за юбку. — Ты что, не можешь вспомнить, о чем вы с дядей разговаривали? Щеки Бриджит вспыхнули еще ярче.
— Мы не слишком много обсудили, Ноэль. Только празднование твоего дня рождения, на что он согласился, и празднование Рождества — на это он не дал согласия.
— Почему ты считаешь, что можешь заставить его передумать насчет Рождества?
— Потому что я дура, — ответила Бриджит, с грустью глядя на пышную зелень в своих руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12