В ту минуту она сидела перед ним в его конторе, чуточку раздвинув ноги, но он не уступил возникшему в нем желанию.И Зебра позвонил Матильде. Свидание назначили на завтра в одном из ресторанов ровно в час пополудни. У нее была довольно приятная внешность, в черных глазах светилась наигранная наивность, хотя прелести ее представляли собой товар далеко не первой свежести. Ленч был изысканным, разговор – пустым. Гаспар круто взялся за дело, оба были не прочь пошалить и договорились встретиться у Матильды дома в тот же день в семнадцать часов. Муж ее вернется с работы не раньше восемнадцати тридцати, так что в их распоряжении будет час с небольшим.Когда Матильда встала из-за столика и ушла, Гаспар заказал еще чашечку кофе и выпил его не спеша, с наслаждением. Ах, как все-таки хороши пошлые приключения!..Как они и предвидели, в восемнадцать часов пятнадцать минут дело было завершено, но Гаспар чуть не плакал оттого, что обманул Камиллу и самого себя.Выйдя от Матильды, Зебра ощутил омерзение и острое раскаяние. Весь ужас его преступления заключался в том, что он не был самим собой. Верней сказать, был не более как самим собой, помесью ангела с грубой скотиной, а вовсе не героем в любви, каким мечтал стать. Влип в ту же грязь, что и мужья, которых он совсем недавно так рьяно осуждал, дал подцепить себя навозными вилами пошлой связи. И я тоже, и я тоже, повторял он, ошеломленный тем, что он из того же теста, как и все. Нет никакой возможности хоть чуточку возвыситься над барахтающейся в липкой грязи толпой. Где же его мечта о жизни, в которой человек не раб своего естества, а сам себе хозяин? Как грустно сознавать себя всего-навсего зернышком в шапке подсолнуха.Рассердившись, Гаспар обругал себя последними словами за проявленную слабость и позвонил Матильде, чтобы расторгнуть их сделку.Он вновь обрел веру.Однажды вечером Камилла увидела в шумной толпе у выхода из лицея своего мужа, который ждал ее с охапкой цветов. Матери, встречавшие своих отпрысков, страшно позавидовали ей. Как видно, большинство из них после медового месяца не видели и розового лепестка. Правда, надо признать, что и физиономии у них были такие, словно в супружеской постели их мучают газы, а волосы под мышками они никогда не сбривают.Гаспар подошел к Камилле, улыбнулся и протянул ей букет, который она прижала к груди. Цветы были выбраны со вкусом. Затем он молча сграбастал ее руку в свою широкую пятерню, и так, держась за руки, они прошли под каштанами к машине.И Камилла сразу потянулась к Гаспару. Оказалось достаточно букета цветов, чтобы она снова обрела своего мужа, а Бенжамен теперь казался ей затрепанным воспоминанием. Видимо, Зебра осознал бесплодность исторических реконструкций и по достоинству оценил силу нежности. Камилла поцеловала его. Теперь она войдет в их дом, защищенная прививкой от мыслей об измене, и будет жить тихой провинциальной жизнью, смущаемой лишь выходками Гаспара и Альфонса. Она даже готова была вернуть Зебре его динамит, так как он прекратил попытки глушить взрывчаткой рыбу во рву.Они уселись в машину Зебры; однако, вместо того чтобы включить зажигание, он вытащил из кармана маленькую перламутровую коробочку.– Открой, – шепнул он Камилле.Боясь какой-нибудь новой проделки, она сначала поколебалась, потом открыла и увидела на дне футляра клипсы очень тонкой работы. Лет десять он не дарил ей драгоценностей, предпочитал вкладывать свои доходы, вернее, свои долги в столярные материалы. От прилива счастья Камилла вздрогнула, и ей стало необыкновенно хорошо.– Я хотел сделать тебе приятное в последний раз, перед тем как мы начнем играть пожилую супружескую пару, – пробормотал Гаспар, заметив изумление в глазах жены.Затем он показал ей полиэтиленовый мешок и, как бы желая объяснить свой поступок, попросил ознакомиться с его содержимым. Там были две пары мягких шлепанцев, полдюжины розовых бигуди и искусственная челюсть.– А еще я купил тебе бледно-розовый акриловый халатик. Ничего безобразнее не нашел, – добавил он.– Для чего все это?– Чтобы играть роль пожилой супружеской пары.– Что это еще за выдумка?– Мы будем лелеять вырождение нашего брачного союза, пока он нам не опротивеет.На лице Камиллы отразилось уныние, но Гаспар, увлеченный своим проектом, продолжал:– Отныне ты будешь называть меня «отец», а я тебя – «мать», дома будем ходить в шлепанцах, я буду с тобой груб, мы оба будем рыгать друг перед другом, каждый вечер съедать по крылышку цыпленка, ты будешь ложиться в постель в бигуди, а я – оставлять вставную челюсть в стакане с водой на ночном столике, мы будем стараться поменьше говорить друг с другом, по возможности и не глядеть друг на друга, впрочем, у наших кроватей будет стоять телевизор, мы, разумеется, будем спать порознь и изо всех сил стараться приобрести полезные привычки.– Это все? – иронически спросила Камилла. – Да.– А дети?– Я все предусмотрел. Супружеские сеансы будем начинать только после того, как во всем доме погасим свет, когда Тюльпан и Наташа лягут спать. Запремся на ключ в спальне, ты наденешь бледно-сиреневый халатик, закрутишь розовые бигуди, а я обуюсь в шлепанцы.– Гаспар, откуда у тебя такая идея о жизни пожилой супружеской пары? Ведь жизнь эта может быть и прекрасной.– Потихоньку стариться вместе… Действительно прекрасно! Восхитительное поражение, вот именно, восхитительное. Как по-твоему, почему все сказки кончаются примерно так: «…они поженились, и у них было много детей»? Да потому что после этого они начнут отдаляться друг от друга. Объятия ослабевают, а от поцелуев скоро начинает пахнуть нафталином. Вот почему всякая сказка кончается тем, что влюбленные вновь обретают друг друга, скрывая от размечтавшихся юных читателей горькую правду. Но за нас не беспокойся, Камилла: если ты мне поможешь, мы ускользнем из сети. Время нас не одолеет. Мы его перехитрим, клянусь тебе, наша страсть возродится снова.– Дорогой мой, сценки, которые ты ставишь, – это не любовь, а комедия о любви, они ничего не дают и никуда не ведут. Нельзя насильно заставить чувства бить ключом. Будь нежным, говори со мной, гляди на меня, а не прикидывай все время, под каким бы соусом меня съесть.Говоря об этом, Камилла думала о нежных словах, положенных на бумагу Бенжаменом, скрывавшимся под псевдонимом Незнакомец.Зебра проглотил свое разочарование и счел за благо ничего на это не ответить. Замуровавшись в молчание, взялся за руль, и всю дорогу слышалось лишь рычание мотора; беспорядочные движения и бегающие глаза выдавали его горечь и досаду. Она сказала: «Это не любовь, а комедия о любви». Значит, Камилла не понимает, что для него сильные ощущения возможны только в разгар игры. Какая жалость, думал он, что Господь Бог не создал нас такими, чтобы мы лет семьдесят разыгрывали пьесы, насыщенные глубоким содержанием, где каждая реплика необходима. Гаспар, как никогда, был исполнен решимости вывести их супружескую жизнь из-за кулис, где она загнивала, навстречу ярким огням рампы.Вечером он говорил мало и рано удалился с мрачным видом в их спальню. Камилла, встревоженная его глухой неприязнью, побыстрей уложила спать Наташу, а Тюльпана пристроила к телевизору, с тем чтобы присоединиться к мужу.Едва ступив за дверь, остановилась как вкопанная: кровати были отодвинуты одна от другой, а Зебра, полулежа на одной из них, уставился на экран маленького телевизора через оправу очков без стекол. Обут он был в шлепанцы, на нем был поношенный жилет, а на руки он для чего-то напялил драные перчатки; на нее он бросил снисходительный взгляд, покачивая стакан, где лежала его вставная челюсть, замоченная на ночь; затем шмыгнул носом, чтобы втянуть сопли – самые настоящие, – и рассеянно направил взгляд на живые картинки, сменявшие одна другую на экране телевизора.Ошарашенная Камилла прежде всего дико захохотала.– Ладно, хватит, – выговорила она наконец. Гаспар, нацелив кончик носа на светившийся экран, не шелохнулся. Напрасно Камилла умоляла его, сердилась, угрожала – он и ухом не повел.– Да тихо ты, – наконец скомандовал он, чуть повернув голову, – пожилые супруги не разговаривают. Им нечего сказать друг другу.Камилла поругалась еще немного и, выбившись из сил, решила лечь.– Выключить телевизор?Вместо ответа она с полным правом дала смачный и мощный залп скопившимися в кишечнике газами.– Ну, пожалуй, на сегодня хватит! К тому же ты так отвратителен.– Послушай, мать, – проблеял он, – принеси-ка мне таз, я приму ножную ванну.– Может, ты еще хочешь, чтобы я приложила руку к твоей морде?– Да, это было бы великолепно! Ведь у пожилых супругов ненависть копится десятилетиями.– Гаспар, прекрати, мне кажется, что я вижу какой-то кошмар.– Эй, мать, взгляни-ка.На экране телевизора демонстрировались достоинства нового лифчика и с этой целью из какого-то странного слухового окна показывали безупречно округлые груди, а в это время из репродуктора неслась какая-то сомнительная музыка.– Они напоминают мне добрые старые времена, – вздохнул Зебра.– Ты хвастливый самец.– Ну зачем ты так, мать! У тебя еще красивые глаза. А вот зубы, конечно, поизносились; но волосы некрашеные. Так что тебе не на что жаловаться.Взъяренная Камилла излила на мужа всю накопившуюся за последние недели желчь. Целиком отвергла все его притязания на то, чтобы, так сказать, реставрировать их супружескую связь. Грубо высказала ему четыре истины:– По сути дела, ты любишь не меня, ты любишь свои планы. Насмехаешься над нашей любовью, пользуешься ею как средством для расцвечивания серых будней – так и признайся в этом, черт тебя подери! Толкуешь о страсти, а сам не глядишь на меня влюбленными глазами. До моих желаний тебе дела нет, у меня тоже есть кое-какие мечты, только они не мешают ежеминутно нам жить. От тебя я хочу немного внимания и нежности, иногда букет цветов, а ты без конца ломаешь комедию. Все очень просто, не так ли? Еще бы! Ты меня понимаешь?Увлеченный телевизионной хроникой, Гаспар лишь время от времени пошевеливал стакан, в котором лежала его искусственная челюсть, залитая водой.– Да ты меня слушаешь, в конце концов? – заорала, выйдя из себя, Камилла.– Слушай, мать, у тебя есть какие-то правила игры или это все из-за климакса?Камилла, не долго думая, схватила стул и изо всех сил обрушила его на голову мужа. Его поведение вышло за пределы допустимого. Никогда она не думала, что Зебра способен на такую подлость.Но теперь он лежал на своей постели, закрыв глаза, с разбитой переносицей.– Гаспар!Его лицо не дрогнуло, губы не пошевелились.– Гаспар, – повторила Камилла дрожащим голосом, – кончай ломать комедию.Однако она обеспокоилась, смочила в стакане с искусственной челюстью шейный платок и приложила к холодному лбу Зебры.– Дорогая, – пробормотал он.Мало-помалу Зебра пришел в себя и, набравшись духу, улыбнулся жене.– Прости меня, – прошептал он, поглаживая свои запачканные кровью виски. – Не извиняйся, любовь моя. Я сам этого добивался. Мне хотелось, чтобы твое отвращение ко всему, что связано с жизнью пожилых супругов, стало непоколебимым, понимаешь?Ошеломленная Камилла осыпала его поцелуями. В тот вечер они принадлежали друг другу; однако Камилла чувствовала себя в объятиях мужа одинокой. Чтобы побыстрей получить удовольствие, она воображала, что ею обладает Бенжамен.Гаспар чувствовал, что его натура не позволит ему расточать любезности Камилле. Сглаженные супружеские отношения, каких хотела она, его отталкивали, но он не мог придумать, как ей объяснить, что без игры для него нет любви.Отношения Камиллы к той игре, которую он вел, приводило его в отчаяние. Старые юбки она чинила, но нисколько не тревожилась о том, что их супружеская связь трещит по всем швам. Вот если бы он предложил ей перекрасить ставни дома Мироболанов, она согласилась бы без лишних слов, а в отношении капитального ремонта их чувств в тот период жизни, когда каждому из них перевалило за сорок, мадам привередничала, как будто вечная тьма не кралась за ними по пятам, как будто не надо было торопиться любить друг друга.Перебирая пряди волос и отстриженные ногти Камиллы, которые Зебра хранил по-прежнему в секрете, он случайно наткнулся на страницы тетради, на которых Камилла пятнадцать лет тому назад отрабатывала подпись своей замужней фамилией, – и он заплакал. Перед ним было письменное доказательство желания Камиллы стать его женой. Эта проба пера производилась за несколько месяцев до свадьбы. Счастливое времечко, когда он не совершил еще безумного шага и не дал ей своей фамилии. Как снова подняться на вершину? Зебра чувствовал себя беззащитным и потому спешил. Еще в детстве хиромантка с оливковой кожей предсказала ему, что он не достигнет так называемого третьего возраста: слишком коротка у него линия жизни. С тех пор как Гаспар свыкся с мыслью о неизбежности собственной смерти, он вспоминал об этом предсказании каждое утро.Как-то в пятницу после обеда Гаспар в мрачном настроении отправился проветрить свои мысли и погулять с Тюльпаном в самую глубь ближайшего леса, где они часто бродили вечерами, вырезали тросточки, делились мыслями. Зебра учил сына отличать голос певчего дрозда от соловьиных трелей. В перерывах между душевными излияниями отец и сын останавливались и слушали птиц.При слабеющем свете дня они прошли через высокий строевой лес, который Зебра окрестил «Корабельной рощей». По словам нотариуса, эти дубы посадил Кольбер Кольбер, Жан-Батист (1619–1683) – французский государственный деятель, с 1665 года министр флота, многое сделал для развития военно-морских сил Франции.

– для мачт французскому флоту двухтысячного года. Собственно говоря, он присочинил только наполовину. Это событие было подлинным, за исключением того, что речь шла не об этом дубняке, а о другом, росшем в лесном массиве возле Тронсе. Разумеется, Зебра это знал, но повторял эту полуложь так часто, что сам в нее поверил.Идя наугад, они вышли на край поляны. Зебра, снедаемый чувствами, которые бередили ему душу с самого начала прогулки, вдруг схватил сынишку за плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19