Не желая думать.
Желая только погружаться в нее снова и снова.
Он вонзился в нее яростно, свирепо, стараясь забыть обо всем, кроме жаркого вожделения.
— Не двигайся, — умоляла она, изнемогая от экстаза, когда он лежал на ней, войдя до основания.
— Да, мэм, — согласился он, проталкиваясь глубже. Она вскрикнула, не помня себя.
Почему ему так дьявольски хорошо, спрашивал себя Макс, если все это повторяется уже в тысячный раз?
Как может она желать его так отчаянно, дивилась Кристина, если секс никогда не занимал в ее жизни большого места?
Но тут он сжал ее ягодицы, приподнял и следующим ударом проник так глубоко, что она, трепеща, задохнулась, обвила руками его плечи, ногами — бедра и встретила его безумный ритм своим, исступленным, слепая и глухая к зову рассудка.
Эта ночь не знала ни преград, ни запретов.
Ночь неукротимой страсти, вседозволенного секса и бурных восторгов.
Как это назвать?
Распутством? Развратом? Бесстыдством?
Или…
Глава 11
Наутро, за завтраком, Макс поднял глаза от тарелки и обратился к Кристине, одетой за неимением пеньюара в его сорочку. На его лице играла улыбка глубокого удовлетворения.
— Нужно подумать, как найти тебе подходящий дорожный костюм.
Кристина обратила на него столь же одурманенный взор:
— Каким образом? Взмахнешь своей волшебной палочкой?
Макс кивнул в сторону окон:
— Вернее обратиться в лавку модистки, ту, что на другой стороне улицы.
Но Кристина покачала головой:
— Не могу. Представляешь, что скажет модистка, когда я заявлюсь к ней в порванном вечернем платье? Совсем не то, что смотреть в глаза хозяйке несколько минут, прежде чем укрыться в снятой комнате. Примерка потребует немало времени, и все это… — она обвела рукой спальню, — слишком ново для меня. Я не привыкла выставлять напоказ…
— Своего любовника?
— Д-да, — выдавила она, залившись краской.
— Посмотрим. Может, я сам сумею договориться с модисткой, — великодушно решил он. — Меня давно не трогают осуждающие взгляды, а тебе нужно пальто или по крайней мере плащ. Твой туалет…
— Слишком мешал прошлой ночью, — улыбнулась Кристина.
Макс подмигнул:
— Ты чересчур горяча, дорогая. В Минстер-Хилле его обязательно починят.
— Ну да, чтобы каждый слуга многозначительно на меня посматривал? Благодарю, но этот разрыв…
— Яснее слов говорит о том, как мы спешили? — весело договорил он за нее.
— Это ты во всем виноват! Я тут ни при чем. Не будь ты ужасно соблазнителен… как сейчас, голый, загорелый и совсем рядом, только руку протяни, я не хотела бы тебя так сильно и не стала бы постоянно требовать твоих ласк, дерзко и чересчур часто, поэтому мне, возможно, стоило бы извиниться…
— Нет, и никогда не думай об извинениях, — перебил он, гладя ее руку. — Я опьянен тобой и готов на все. — Он осторожно провел пальцем по ее ладони. — А когда привезу тебя в Минстер-Хилл… серьезно подумываю больше оттуда не выпускать.
— А если бы сны сбывались, я бы серьезно подумывала остаться.
Кристина закрыла глаза, чувствуя, как загорается в жилах кровь.
— Собственно говоря, — заметил он, — нам совершенно не обязательно уезжать первым поездом.
Ресницы Кристины взметнулись вверх.
— Согласна!
Она задохнулась, ощущая прежний голод, как будто не было этой ночи. И все только потому, что он продолжал гладить ее ладонь!
— Ты сыт?
Он посмотрел на почти нетронутую еду и после минутного колебания кивнул:
— Сыт.
Вопреки уверениям Макс, прежде чем встать, все же подхватил с тарелки намазанную маслом сдобную лепешку. Она протянула ему руки, и он увидел, как они дрожат.
— Видишь, что ты со мной делаешь? Я словно пьяница… хочу тебя каждую секунду, не могу утолить жажду, даже не даю тебе позавтракать.
Проглотив лепешку, Макс сжал ее пальцы и поднял на ноги.
— Я больше не в силах есть. Посмотрим, чем можно утолить твою жажду.
Она шагнула к нему. О эта его уверенность, столь же соблазнительная, как и красота, его чувственная притягательность, такая мощная, что Кристина понимала женщин, бросавшихся к его ногам.
— Ты всегда так… неутомим…
Ее охватило извращенное наслаждение от сознания того, что она была одной из многих. Репутация Макса, его сексуальная ненасытность манили ее, хотелось пасть низко, окунуться в ту грязь, которой она всегда сторонилась.
— Ты когда-нибудь отказывал даме?
— Только не тебе, — уклончиво ответил он.
— А как вы решаете, милорд, — гортанно выдохнула она, — какую из них выбрать?
Он медленно улыбнулся:
— Разве это имеет значение?
— Мне не позволено спросить?
— Тебе позволяется все, что угодно, дорогая.
— Тогда скажи, что тебе нравится… больше всего.
Он уловил нотки возбуждения в ее голосе.
— Ты снова подумываешь о нашей игре?
— А если и да?
Сжав ладонями ее лицо, он наклонился и впился глазами в ее глаза.
— Тогда мне пришлось бы вновь оседлать тебя, как я всегда это делаю с дамами, которым взбрело в голову поиграть.
— С другой стороны, — томно протянула она, — я не совсем уверена, чего хочу именно сейчас.
Она никогда не играла раньше, даже в детстве, потому что мать считала неприличием всякое проявление фантазии, и сейчас наслаждалась прихотливыми поворотами их отношений.
Макс негромко рассмеялся и выпрямился.
— Неужели не помните, мисс Грей? — шепнул он, легонько проводя пальцем по ее нижней губе, намеренно употребив ее девичье имя, потому что предпочитал иллюзию доступности. — Я решаю, когда, где и хотите ли вы.
— Какая спесь, милорд! Неужели женщины находят это привлекательным?
— Думаю, большинство женщин интересует кое-что другое.
— Что же именно?
— Удовлетворение, — спокойно объяснил он.
— Сексуальное удовлетворение.
— В основном, — пожал он плечами. — Но ты и без того это знаешь.
— А есть что-то большее?
— Ты и не представляешь, насколько. Хочешь получить несколько уроков, как удовлетворять мужчину и удовлетворяться самой?
— Это займет много времени? — допрашивала Кристина.
— Зависит от того, чего ты ищешь.
Она перевела взгляд с его мускулистой груди на очевидное свидетельство желания:
— Этого, разумеется.
— Так и думал, что тебе нужен мой петушок, — кивнул Макс. — И как сильно ты его хочешь?
— До умопомрачения. Слишком сильно…
Уголки ее губ внезапно приподнялись в зазывной усмешке.
— Правда, в эту минуту не слишком.
Макс улыбнулся ее обтекаемым выражениям.
— Скажи это слово вслух, дорогая, или молодые леди вроде тебя не говорят «петушок»?
— Прошу прощения? — с легком упреком произнесла она, хотя Макс так и не понял, притворное ли это возмущение или искреннее. Неплохо бы добраться до истины.
— Тебе придется повторить, иначе… — он залихватски подмигнул, — ты его не получишь.
Кристина вздохнула и покачала головой:
— Не могу.
Но все же переступила с ноги на ногу: чувственный вызов уже зажег ответный огонь в и без того накаленном средоточии желания.
Он опытным глазом ценителя женщин заметил это легкое движение и понял, как мало она расположена ждать.
— Все, что от вас требуется, мисс Грей, — сказать вслух это слово, и я вставлю вам этот длинный толстый петушок. Немедленно. Сможете кончить столько раз, сколько вздумается.
— Сейчас мы увидим, чего бы хотел ты, — объявила она, сообразив, что в эту игру могут играть двое. Протянув руку, она провела пальцем по выпуклым венам его фаллоса и взяла в теплое колечко его горячую головку. Но Макс, куда более поднаторевший в подобного рода забавах, отстранил ее.
— На этот раз тебе не выиграть, дорогая, — предупредил он, сжимая свой пенис так, что блестящая алая головка с сочащимся влагой отверстием набухла еще больше перед ее зачарованным взором.
— Почему бы тебе просто не попросить?
— Пожалуйста, Макс…
— Не так, — упрямо качнул он головой.
Она не отрывала взгляда от чудовищно огромной плоти. На какое-то головокружительное мгновение весь мир сосредоточился в одной, чувственной точке плотского желания. Кристина слабо вздрогнула, беспомощная перед этим желанием.
— Пожалуйста… я хочу… это…
Он укоризненно вскинул брови.
— Твой… петушок… — закончила она едва слышно. Окрыленный победой, Макс прижал ее к себе.
— Вы были самим совершенством, мисс Грей, — заверил он голосом глубоким и мягким, словно ощутимая ласка. — И заслуживаете награды.
Едва не заплакав, она растаяла в его объятиях. Пульсация внизу живота превратилась в лихорадочную барабанную дробь острой потребности.
— Я никогда не была такой раньше… ненасытной… жаждущей секса… О, если бы ты вообще не выходил из меня!
При этом туманном намеке на мужа Макс на мгновение застыл, но быстро обрел способность двигаться, напомнив себе, что любовная игра не имеет ничего общего с личной жизнью, мужьями и женами.
— Ш-ш-ш, дорогая, я здесь, — шепнул он и, сгорая от той же потребности, влекомый тем же соблазном, легко подхватил Кристину и, поддерживая под ягодицы одной рукой, обвил ее ногами свою талию. Она вцепилась в его плечи и тяжело задышала, когда он уперся своей плотью в ее еще сомкнутую расщелину. Он еще приподнял Кристину и медленно опустил на свое копье, легко скользнувшее в самые глубины. Удовольствие обжигало каждый нерв раскаленной лавой. Макс неторопливо наполнял Кристину, желая ощутить постепенное, упругое раскрытие влажных складок, и, когда дошел до самого конца, когда она полностью поглотила его, когда дальнейшее проникновение стало невозможным, последовал миг захватывающей дух неподвижности.
И тут он с силой подался вперед. И оба сдавленно застонали. Мир покачнулся, утонченная пытка наслаждением становилась все острее.
Когда ему удалось снова наполнить легкие воздухом, когда он пришел в себя настолько, чтобы обрести способность говорить, сквозь дымку чувственности, застилавшую мозг, до Кристины донеслось:
— Мы никогда отсюда не выберемся.
— Мне все равно, — прошептала она.
— Не говори так! — возмутился он, не зная, сумеет ли набраться благоразумия за нее и за себя.
— Мне все равно, все равно, все равно, — бесшабашно твердила она и, отпустив его плечи, подалась вперед, туда, где надеялась обрести экстаз.
Сиюминутные заботы уступили место более головокружительным ощущениям, и он еще яростнее вцепился в ее ягодицы, как будто она своими словами дала ему полную свободу действий. Изо всех сил удерживая ее на своей вздыбленной плоти, он с беззастенчивой дерзостью объявил:
— В таком случае отныне ты моя навсегда. — И исступленно врезался в нее.
И любовниками овладела горячка.
Для рассуждений и раздумий не осталось места. Он двигался в жестком неумолимом ритме: чувственное наслаждение затмило рассудок, жаркая потребность растворила все остальное в алчном желании.
Воспламененная, теряющая разум, она впилась зубами в его шею.
Зарычав от боли, он сверхъестественным усилием подавил мгновенный импульс, побуждающий его сделать то же самое.
Придя в ужас от содеянного, она покаянно заплакала:
— О Боже, прости меня… прости… мне так жаль…
Но во рту ощущался вкус крови, напоминая о ее минутном умопомешательстве.
— Как и мне, — неприязненно оборвал он, предчувствуя, сколько неминуемых бед обрушится на их головы. Нельзя хотеть друг друга так, как хотят они. А что будет дальше?
Но, несмотря ни на какие трезвые соображения, он в три шага очутился у стены, прижал Кристину спиной к дубовой панели, вложил всю тяжесть своего тела в следующий резкий выпад и пронзил ее снизу вверх, словно лишь одной грубой силой мог унять бушующий в мозгу ураган.
Поддавшись тому же отчаянному безумию, она всхлипывала, металась, рвалась к нему, желая большего, желая всего его, желая полного, ослепительного, рвущего душу и сердце восторга, который находила лишь в его объятиях.
Их слияние превратилось в животное совокупление… грубое, почти грязное… вышедшее из-под контроля.
Безрассудное, бесстыдное в своей алчности. Фантастически, невозможно прекрасное. И, кончив, он исторгся, бешено, как первобытный дикарь, в ее незащищенное тело.
В наступившей тишине воцарилась ощутимая атмосфера несчастья и грядущего позора.
Макс, прижавшись лбом к стене, тихо выругался.
Кристине хотелось успокоить его, но язык не поворачивался говорить какие-то утешительные слова, когда ее трясло от страха.
— Мы должны как-то позаботиться об этом, — выдавил он наконец.
— Мы? — с нескрываемой иронией осведомилась она.
— Я обо всем позабочусь, — поправился он и, выпрямившись, поднял ее на руки и понес к постели. — В городе должна быть аптека, — добавил он, укрывая ее одеялом.
— Макс! — возмущенно воскликнула она. Вся ее жизнь превращается в публичный фарс!
— Не смотри на меня так. Нам что-то потребуется, чтобы вымыть из тебя сперму.
— Хоть бы сказал, что сожалеешь, черт побери, — прошипела Кристина, злясь на него, на себя, на полный идиотизм их поведения.
— Я сожалею. И раньше со мной никогда не было ничего подобного, хотя это вряд ли тебя утешит. Но мне в самом деле жаль.
— Надеюсь!
О, какое же праведное негодование звенело в ее голосе!
Макс потянулся было к бриджам, но стремительно обернулся. Глаза опасно вспыхнули.
— Прости, — с едким сарказмом заметил он, — но я что-то не слышал, чтобы ты хоть раз сказала «нет»!
— Значит, это я виновата?
Прошло несколько секунд, прежде чем он набрался мужества признаться:
— Нет. Не ты.
— Благодарю.
Макс поморщился и шумно выдохнул.
— Иногда ты можешь быть чертовски раздражающей.
— А ты — глупым.
За этой репликой последовало мертвенное молчание.
Угрюмый и обозленный, Макс застегнул бриджи, но когда взглянул на нее, лоб его медленно разгладился, а на губах заиграла улыбка.
— Мне одновременно хочется и отшлепать тебя, и поцеловать, и, как ни глупо это звучит, сделать тебе ребенка, и я, должно быть, спятил, но это было очевидно уже с того момента, как впервые тебя увидел. Кстати, я терпеть не могу добродетельных женщин.
Кристина улыбнулась, потому что только сейчас услышала точное описание всех симптомов своего собственного помешательства.
— По крайней мере добродетель больше проблемы не представляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34