— Ты ей, кажется, не нравишься, — заметил Дэйви, выпятив грудь.
Присутствующие, смеясь, стал поддразнивать Питера и Дэйви.
— Господи! Только бы мистер Флин не ушел! — воскликнула миссис Кэвенах.
Она схватила Пэги за плечо и подтолкнула к выходу, пробормотав:
— Ты что, собираешься турнир здесь устроить?! — И повернувшись к Питеру и Дэйви добавила: — Если вы хотите драться, идите в салун мистера Флина — он за вами присмотрит. А здесь я драки не допущу!
Держа Пэги за руку, миссис Кэвенах стала пробираться через смеющуюся толпу.
— Господи помилуй! — бормотала она. — Двое ирландцев никогда не будут в мире, пока не подерутся.
Анна смотрела на Дэйви, стоявшего в одиночестве у стола и опустошавшего второй стакан портера, тогда как Питер Кроули с дружками не сводили с него глаз. «Ох, Дэйви», — подумала она.
— Миссис Флин, лучше вам предоставить парней самим себе и уйти.
— Да, миссис Кэвенах, я иду.
Анна пошла следом за Пэги и ее матерью по короткому коридору, ведущему в магазин. Она поискала глазами Стефена, думая, что он-то знает, что делать с Дэйви.
— Ох, ну не дурак ли этот рыжий?! — сказала одна из женщин, находящихся в магазине. Остальные поддержали ее, подшучивая над Пэги.
— Так это твой новый дружок, Пэг? Анна кинулась на защиту Дэйви:
— Это Дэйви Райен, и он не дурак! Он храбрый парень, уверяю вас. Пэги не могла бы найти лучшего дружка!
Миссис Кэвенах поцокала языком:
— Наша Пэги может найти и кого-нибудь получше, чем этот зеленый парень, только что явившийся с корабля. Питер Кроули работает на хорошем месте — подручным у мясника Зонтага, на Малбери-стрит.
Пэги проворчала:
— Питер Кроули кровью пропах. Да к тому же уверен, что я его собственность.
— Он может достигнуть хорошего положения, — сказала миссис Кэвенах, поправляя гребни в волосах дочери.
— Он — нахал, — сердито добавила Пэги. — Все они такие… Они считают, что девушки должны выполнять любые их желания!
Миссис Кэвенах неодобрительно поджала губы.
— Значит, ведешь себя, как блудница, если тебя просят о том, что получают в браке. — Она повернулась к Анне. — Театры, пикники, танцы — вот все, о чем думают сейчас молодые люди! А потом еще девушки удивляются, почему парни ведут себя так, будто они уже женаты.
— Дэйви не такой… — сказала Анна. — Он обходительный, как никто. На корабле, на котором мы плыли, матросы задумали попользоваться мной, и только Дэйви попытался меня спасти.
Женщины прекратили болтать и уставились на Анну.
— И Дэйви спас? — спросила Пэги в изумлении. Анна кивнула:
— Матросы избили его за то, что пытался помочь мне, и бросили в трюм.
— Ох! — Пэги выглядела пораженной. — Так он вас не спас, выходит?!
— Я… — начала Анна, уже жалея о сказанном. — Я справилась сама.
— Вы?!
— Он напал на меня с ножом. Нож… Нож попал ему в сердце.
Последнюю фразу Анна пробормотала, надеясь, что ее не расслышат. Женщины тяжело вздохнули.
— Вы его убили?!
— Да… Это был грязный дьявол, — заторопилась Анна. — Он мне проходу не давал с первого дня, как отплыли… Сказал, что выиграл меня на пари с дружками.
— Спаси, Господи! — пробормотала одна из женщин, крестясь.
— Как-то ночью меня тошнило. Когда я вышла на палубу, моряк схватил меня. Он приставил к горлу нож и думал меня одолеть. Я стала драться с ним, и нож… Матрос упал на нож.
Анна взглянула на Пэги, которая побелела как полотно.
— И вот Дэйви пришел мне на помощь, когда я закричала. Но помощник капитана и матросы зверски избили его.
— Вы такая смелая! — тихо воскликнула Пэги. — Убить такого зверя.
Посмотрев на лица женщин, Анна поняла, что вместо того, чтобы сотворить героя из Дэйви, она сделалась героиней сама.
— Хорошо, раз так, — но ему положено. Он — парень, — сказала миссис Кэвенах. — Но вы, миссис Флин?! Вы очень и очень храбрая!
— А что потом случилось? — спросила Пэги, округлив глаза от любопытства.
Анна опустила голову. Ей не хотелось вспоминать прошлое.
— Пришел капитан, злой, как рой пчел… Внимательно рассмотрел меня и захотел взять к себе, но этого не случилось, потому что вмешался мистер Флин.
Женщины переглянулись и покачали головами.
— Мистер Флин взял меня в свою каюту. — Анна замолчала, не зная, как продолжать дальше. И тихо добавила: — Он меня не принуждал, хотя я этого и боялась.
Все женщины в один голос стали восхвалять порядочность Стефена Флина.
— Но вот другие пассажиры! — воскликнула Анна, горячась. — На что, вы думаете, они пожаловались капитану?! Они считали безнравственным жить в одной каюте с мужчиной, не состоя при этом с ним в браке. Капитан согласился с их доводами и решил отправить меня назад, в трюм, к другим матросам.
Пэги судорожно сглотнула, прижав пальцы к губам.
— Отправить вас назад?! И что сделал мистер Флин?
— Он предложил мне выйти за него замуж. Женщины переглянулись — их лица сияли восторгом.
— Вот так капитан и сочетал нас браком…
— Так вы не венчались? — спросила Пэги.
Анна покачала головой. Ей очень хотелось сказать всю правду. Девушке было ненавистно, что эти добрые женщины глядят на нее с таким обожанием, считая такой недоступной и храброй.
— Только брак мог меня спасти.
— Спасти вас, — повторила Пэги. — Как прекрасно!
— И как похоже на мистера Флина, — сказала женщина, качая младенца, завернутого в красную шаль. — Когда покалечился мой муж, он сделал так, что у нас была и еда, и уголь… Да к тому же договорился с землевладельцем о ренте. Мистер Флин все понимает…
— А сейчас, когда вы здесь, вы можете пойти к священнику и по-настоящему обвенчаться, — сказала Пэги.
Анна тяжело вздохнула:
— Я… я не знаю.
— Хорошо! Вы — миссис Флин, и этим все сказано, — вмешалась миссис Кэвенах. Она жестко посмотрела на присутствующих женщин, как если бы кто-то из них осмелился не согласиться.
— Но не в глазах Господа, — сказала Анна, сгорая от стыда.
— Это скоро произойдет, — сказала миссис Кэвенах. — Он не оставит вас, могу вас в этом заверить. Стефен не сводит с вас глаз, мальчонка любит вас, как собственную мать…
— Но если нас не обвенчает священник, люди подумают…
— Людям об этом вообще не надо думать, — сказала миссис Кэвенах. — Так в Бауэри не делается. Если вы только что из тюрьмы, мы простим вас. Если вы не надели капора на улицу, мы на это не обратим внимания. Если вы хотите забыть плохое, мы его забудем вместе с вами. — Она внимательно посмотрела на лица других женщин, которые согласно кивали. — Это не наше дело, что вы не венчались в церкви.
Пэги взяла Анну за руку и слегка сжала ее:
— Теперь ваши волнения позади, Анна! Слава тебе, Господи!
Стефен заглянул на кухню, когда Анна танцевала. Он какое-то время понаблюдал за ней, любуясь разгоревшимися щеками, волосами, сияющими красным и коричневым, ее статной фигурой. Она показалась ему такой счастливой, что, когда появился Джон О'Мэгони, он решил, что может оставить ее ненадолго.
— Давай зайдем ко мне в контору, Джон! — предложил Стефен.
О'Мэгони был мужчина с жестким лицом, кустистыми бровями, носивший волосы почти до плеч и густую бороду.
— Да, Стефен. Лучше поговорить в спокойном месте, не боясь, что подслушают информаторы.
Информаторы, — повторил про себя Стефен, вздыхая. — Вожди были так заняты выискиванием информаторов в своих рядах, что почти совсем забыли о сути дела, в котором он должен принимать участие.
В ночной прохладе они перешли улицу и вошли в салун «Эмирэлд Флейм». Большинство постоянных посетителей были у миссис Кэвенах, так что в комнате с баром было тихо. О'Мэгони зашел за стойку поговорить с Эметом.
О'Мэгони был по натуре ученым, но не борцом. Во время восстания сорок восьмого он больше играл словами, а не оружием. Как, впрочем, и все другие лидеры, включая того же Пэдрейка Мак-Карси.
Стефен прошел в спарринговую комнату и посмотрел работу на ринге Моуза с джентльменом из верхнего города. Через полчаса к нему присоединился О'Мэгони.
— Молодой Эмет — отличный патриот, Стефен! С огромной жаждой справедливости!
— Он — мечтатель.
Стефен повел его наверх по черной лестнице на второй этаж, где у него располагалась контора и комната, где жил Моуз. Одну газовую лампу он зажег в холле, а другую — в офисе.
Стены комнаты были покрыты старыми плакатами боев; мебель старая и поцарапанная. Но ему было хорошо здесь — именно тут держал он книги и занимался бизнесом. В этих стенах он принимал агентов по спиртным напиткам и агентов по боям, часами беседуя и угощая их виски, выслушивал жалобы соседей или просто размышлял над чем-нибудь, положив ноги на край стола.
Стефен завел старенькие в корпусе из вишневого дерева часы, которые достались ему вместе со зданием.
— На нижней полке есть какая-то бутылка, если у тебя пересохло во рту…
О'Мэгони, махнув рукой, отказался и устроился в кресле.
— Магири для Комитета выгоден. Он организовал тренировочный показательный бой в спортивном зале. Мы собрали около пяти сотен долларов.
— Итак, даже Магири превращается в патриота. Это большая для меня неожиданность!
О'Мэгони проигнорировал насмешку Стефена.
— Он сказал речь, которая взволновала всех. «Может, Бог благословит нас умереть в Ирландии, — сказал он. — На земле наших отважных предков».
Стефен сел за стол, положив на его край ноги.
— Очень трогательно.
О'Мэгони неодобрительно покачал головой:
— Лучше умереть для великой цели, Стефен, чем жить с британским ярмом на шее.
— Помилуй Бог! Я хочу умереть именно здесь, и предпочтительно на руках своей жены. Я хочу передать вам послание от Пэди Мак-Карси.
О'Мэгони вскочил с кресла и сделал шаг в направлении Стефена.
— Вас называли верховным руководителем и директором Революционного Братства в Америке, — неторопливо продолжал Стефен. — Они хотят, чтобы вы собирали по восемьдесят фунтов в месяц и обучили две тысячи мужчин. Но вы не должны предпринимать какие-либо действия. Что должно делаться и когда, будет решать Дублин.
Глубоко посаженные глаза О'Мэгони налились слезами.
— Именно здесь есть храбрые парни, Стефен, обученные и готовые действовать. Трудно будет их удержать. Боюсь, им не захочется получать приказы из Дублина.
— Я это знаю, Джон, — миролюбиво сказал Стефен. — Но те, в Ирландии, считают, что в Нью-Йорке слишком много горячих голов с чрезмерной ненавистью к Англии, что может нанести вред Ирландии.
О'Мэгони прижал к глазам носовой платок.
— Добиваться процветания в этой стране не стыдно, если за спиной у тебя свободная и сильная родина.
Стефен сильно пожалел, что он не может облегчить страдания старого лидера.
— Такой день настанет, Джон! Клянусь, что настанет!
— А что с оружием?
— Оружие поступит из Бирмингема.
— Из Англии! — воскликнул О'Мэгони. — Упаси Бог, Стефен, чтобы мы действовали у них под носом.
Стефен пожал плечами: — Деньги для оружейных купцов не пахнут политикой.
— Но власти…
— Бирмингем производит оружия больше всех в мире. Ящики с ним перевозят по каналам и по железной дороге. Из Бирмингема уходит столько оружия, что власти не заметят наш маленький кораблик.
О'Мэгони погладил бороду:
— А какого рода оружие?
— Ружья с затвором; ружья, заряжающиеся с дула; револьверы. Еще должна быть амуниция и штыки.
Стефен устроился на стуле поудобнее. Ему ненавистно было думать о кровавой бойне, если восстание все же произойдет. И ему неприятно было говорить о деталях… Но он должен был довериться О'Мэгони и выполнить просьбу Пэдрейка Мак-Карси.
— В Бирмингеме очень много патриотов среди ирландцев, — продолжал он. — Они встретят курьера и проследят за всем остальным. Корабль в Америке нужно загрузить мучными бочонками и направить купцу в Корк. Там портовый смотритель отправит их до Килкенни.
Густые брови О'Мэгони сошлись вместе.
— А деньги?
— Откуда же еще могут поступить деньги, как не из Америки? — ответил Стефен, криво усмехаясь. — Вся связь через курьера. Всякий, написавший в Ирландию по своему почину, будет рассматриваться как предатель.
О'Мэгони прошелся по комнате, сел в кресло и прикрыл глаза, без сомнения, воображая славный момент, когда восставшие массы ирландцев с оружием в руках сбросят поработителей со всего ирландского побережья.
— Но сейчас оружие пойдет только для обучения, не для сражения, — предупредил Стефен. — Пэдрейк настаивает на отсутствии быстрых акций. Они не хотят поражения, как в сорок восьмом…
О'Мэгони открыл глаза — они светились фанатическим блеском.
— Мы — герои старых преданий! Стефен, мы победим врага и избавим народ от голода и позора.
Стефен забарабанил пальцами по столу.
— Мы — группа дураков, вот кто мы! Страна безнадежно слаба!
О'Мэгони опустил голову:
— Мне жаль тебя, Стефен! В тебе нет преданности делу.
— Не должно быть ни политических дрязг, ни пустых разговоров. Если англичане прослышат, о чем я вам рассказал, люди вроде Пэдрейка Мак-Карси сгниют в тюрьме Килмейнгема или их повесят…
— Ах, Стефен! Да я это хорошо знаю. Я никому не скажу, кроме лидеров в Нью-Йорке.
Стефен расслабился и задышал спокойнее.
— Пэди велел мне выбрать курьера. Бог мне помог — я выбрал Эмета Кэвенаха.
О'Мэгони торжественно кивнул:
— Прекрасный выбор. И для парня какая честь!
Стефен тихо выругался, желая знать, не будет ли эта «честь» гробом для его юного друга.
— Эмет никогда не уезжал от матери, никогда не ступал на ирландскую землю. Какое-то время его будет занимать риск…
О'Мэгони встал, тряся бородой:
— Эмет Кэвенах с честью будет работать на благо родины.
— Он — юноша, Господи помилуй! — фыркнул Стефен, почувствовав внезапное отвращение к тому, что его втянули в это патриотическое безумие. — Он вбил себе в голову трилистники вместо мозгов.
— Он дал клятву. И он носит имя Роберта Эмета, величайшего патриота. — О'Мэгони положил на грудь руку и уставился в пространство. — Пусть мне напишут эпитафию только тогда, когда моя родина займет достойное место среди наций мира.
— Ладно, Джон, — Стефен поднялся, чувствуя ужасную усталость. — Ничто не заставит дрожать от страха англичанина, как достойная речь в честь мертвого ирландца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47