ведь ее голос был едва ли не на октаву ниже, чем у ее покойной подруги. В середине песни подошел Габриэль и сел, тесно прижавшись к ней. Лили с благодарностью обвила рукой его сильную шею. Когда она закончила пение гимна, они еще какое-то время вместе просидели на могиле.
– Прощай, я люблю тебя, – прошептала Лили. Холод, немного отступивший за прошедшие двое суток, вернулся с ледяным ветром. Пошел снег с дождем, стало темнеть. Лили с трудом поднялась на ноги. Ей до смерти не хотелось уходить, не хотелось покидать Меро, но она чувствовала, что замерзает.
– Прощай, – повторила Лили. Она отступила на шаг, на два шага, потом повернулась и не разбирая дороги побрела вниз по холму.
На следующий день ударил сильный мороз. Болотный край изменился и стал как будто еще более враждебным к Лили. Она почти не отходила от дома. Все вокруг изменилось до неузнаваемости. То, что было земным и привычным, куда-то исчезло, а то, что осталось, приобрело какую-то новую, грозную реальность, от которой, с чувством роковой неизбежности думала Лили, невозможно было спастись или спрятаться. Может быть, истинный смысл наказания, придуманного для нее Дэвоном, в том, чтобы свести ее с ума? Эта мысль ужаснула ее и в то же время показалась интригующе занятной. Иногда за стеной оцепенения, возведенной ею между собой и воспоминаниями о нем, она ощущала жаркое дыхание неистовой, слепящей ярости.
Она перестала спать по ночам и до самого утра просиживала у очага, поддерживая огонь, потому что, если он погаснет, боялась на самом деле лишиться рассудка, а днем спала, свернувшись тесным клубочком на тростниковом тюфяке. В голову сами собой приходили дикие и опасные мысли; ей становилось страшно. Как умела Меро находить покой и видеть дружескую расположенность в обычных земных предметах, тех самых, что предвещали ей, Лили, угрозу и гибель? Она не могла этого понять. Ей казалось, что какая-то неведомая, враждебная сила довлеет над нею и держит ее в своей власти. Разум больше не слушался ее, с каждым днем становилось все труднее воспринимать самые простые житейские предметы в их обычном виде. Трава, торф, деревья, камни – все приобрело второе “я”, таинственное, неуловимое, шепчущее, злобное. Габриэль стал последним звеном, которое связывало ее с реальностью. Он ходил за нею неотступно, сидел возле нее, наблюдал; иногда ей начинало казаться, что это Меро на нее смотрит его невозмутимыми темными глазами Но его молчаливого присутствия было недостаточно, чтобы ее успокоить. По ее приблизительным подсчетам, январь перевалил за середину. Если это так, значит, она на шестом месяце. Запасов еды ей хватило бы до весны, но топливо подходило к концу. Меро велела ей уходить, но она никак не решалась. Однако настал день, когда Лили вышла во двор, с трудом очнувшись от кошмарного сна, и вдруг увидала злобную угрозу в стоящих вокруг дома статуях. А ведь это были прекрасные статуи Меро! В тот вечер она решила, что пора уходить.
На следующий день Лили собрала в мешок столько еды, сколько могла унести, и натянула на себя всю имевшуюся под рукой одежду.
– Идем, Габриэль, – окликнула она пса, замершего в дверях. – Пошли!
Пес не двинулся с места, ей пришлось вернуться и сесть перед ним на корточки.
– Нам надо идти, – тихонько объяснила Лили, погладив его по громадному шишковатому лбу. – Все хорошо, мы ее не бросаем, она с нами. Ну пошли, будь умницей.
Она выпрямилась и Пошла прочь от дома, но, оглянувшись, увидала, что он все еще стоит на прежнем месте.
– Идем, Габриэль! Пришлось опять вернуться.
– А ну иди сюда!
Стараясь, чтобы ее голос звучал сердито, Лили поставила на землю мешок с провизией и хлопнула в ладоши. Пес лишь бросил на нее терпеливый и мудрый взгляд.
Она заговорила с ним строго, терпеливо объясняя, почему им необходимо уйти, но, увидев, что он стоит как вкопанный, начала угрожать.
– Я тебя побью, если сейчас же не пойдешь – закричала Лили, но сразу опомнилась и подумала, что Габриэлю ее угроза, наверное, показалась столь же по-детски глупой, как и ей самой. Испустив стон отчаяния, она вновь подошла к собаке.
– Пойдем, Гэйб, прошу тебя, – принялась она умолять, наклонившись и заглядывая ему в глаза. – Нам надо уйти, а не то мы замерзнем. Ты мне нужен. Ну как, идем? – Лили отошла на несколько шагов. – Прошу тебя, – уговаривала она, протянув к нему руки.
Габриэль отвернул голову вправо, на миг ей показалось, что он смотрит на нее с отвращением. Прошла еще минута, и вот наконец он оторвал от земли задние лапы, встряхнулся, шумно хлопая длинными ушами, и рысцой последовал за нею.
Через час Лили заблудилась. К дому Меро она добралась из Боуви-Трэйси, то есть с востока, но на этом ее познания заканчивались. Не было ни дороги, ни тропинки, день стоял ненастный, водянистый, солнечный свет едва пробивался из-за серых туч. Как Меро находила дорогу? И спросить было не у кого, вокруг ни души. Она отшатнулась, едва не наступив на мертвого барсука, которого поначалу не заметила. Мешок был слишком тяжел, не стоило его так нагружать, у Лили заболела спина. Габриэль шел за нею следом, вместо того чтобы указывать дорогу. Когда она оборачивалась и взглядывала на него, он замирал на месте, глядя на нее с надеждой, словно ждал, что она вот-вот опомнится и повернет назад. , Еще через час начался дождь. Солнце скрылось, уже нельзя было отличить восток от запада. В низинах стал собираться туман, плотный и белый, как молоко. По мере того как Лили шла вперед, он все больше густел. Земля стала чавкать и проваливаться под ногами; ею овладел настоящий страх. Она чувствовала, что идет в гору, но куда при этом продвигается, не могла бы сказать. Вдруг неожиданно показалась скала; камень был белее тумана и торчал из грубой болотной растительности, как голый череп. Лили нашла расщелину, достаточно широкую, чтобы втиснуться в нее и укрыться от ветра.
Увы, от дождя щель в скале не спасала. Очень скоро Лили вымокла насквозь. Туман окружал ее со всех сторон непроницаемой стеной. У нее не было сил ждать, пока он рассеется, это сводило ее с ума, и в конце концов она не выдержала. Выбравшись из расщелины в скале, она начала осторожно спускаться по молочному морю.
– Куда идти, Габриэль? – спросила Лили в полной безнадежности.
Она вновь оказалась в низине. Туман поднялся немного, впереди расстилалась земля, казавшаяся более зеленой и ровной. Лили вскинула мешок повыше и направилась вперед.
Скоро выяснилось, что это было ошибкой. Ей следовало насторожиться, ощутив под ногами чавкающий и колеблющийся дерн, но Лили ничего не знала о болотных топях. Только что она шла по твердой земле, а в следующую секунду провалилась по колена, чувствуя, что ноги увязли в жидкой грязи, и вытащить их невозможно. Она закричала, прижимая к груди мешок с провиантом. Позади нее возбужденно залаял Габриэль. Топь простиралась насколько хватал глаз – зеленая, как горох, и курящаяся, как горячий пудинг. С каждой минутой Лили погружалась все глубже. В конце концов ей удалось выбраться, откинувшись назад и медленно вытаскивая ноги, чтобы не дать трясине засосать себя.
Она подобрала палку, чтобы пробовать землю на прочность, но опасность таилась повсюду, а самым коварным ее врагом был туман. Ничего не видя впереди себя, Лили попадала в трясину раз за разом, пока наконец не расплакалась в безнадежном отчаянии и ужасе. Найдя кусочек твердой земли, она села и решила тут умереть, потому что топь окружала ее со всех сторон. Туман же то редел, то снова густел, чтобы окончательно ее запутать. Лили понимала, что ей не выиграть эту игру в прятки. Она опустила голову на колени и разрыдалась.
Влажный фыркающий нос защекотал ей шею; стало еще холоднее. Лили подняла голову. Габриэль сел рядом, глядя на нее с прежним, доводящим до безумия терпением.
– Почему ты мне не помогаешь? – заплакала Лили. – Меро сказала, что ты не дашь мне заблудиться! О, Гэйб!
Она обняла его могучую шею и склонила к нему голову, ей хотелось, чтобы кто-то поплакал вместе с нею. Но пес высвободился и отступил на шаг. Лили возмущенно вскинула голову и заглянула в бездонную глубину его глаз.
– В чем дело? Ты отведешь меня в безопасное место? Я тебе не верю!
Он терпеливо ждал, вытянув хвост и поглядывая на нее явно снисходительно. Лили пробормотала ругательство (настоящее непристойное ругательство!) и поднялась на ноги.
– Ну давай, веди… Ах ты… – и она запнулась, устыдившись себя самой.
Габриэль вывел ее из трясины. Лили поверить не могла, пока не прошла больше мили по обычному, чуть всхлипывающему под ногами мху. Но куда он ее ведет? Внезапно туман рассеялся без следа, как будто вся планета мигом вынырнула из облаков. Зато пошел град, забарабанивший по широким листьям папоротников. Колючий ветер пробирал ее до костей. Они прошли мимо пруда, серого, как свинец, мрачного и унылого под мокрым снегом. Она увидала обглоданные кости мертвого ягненка и клочки шерсти, раскиданные вокруг воронами. Чуть дальше из торфа торчал мертво скалящийся овечий череп. Габриэль уверенно трусил впереди, опустив голову к земле. Когда Лили отставала, он останавливался и ждал ее. Под ногами все чаще лгали попадаться гранитные обломки, затрудняя и без того нелегкий путь. Она споткнулась в третий раз, упала, больно ударившись руками и коленями, и решила больше не подниматься.
Габриэль вернулся к ней и стал ждать. Лили подула на свои содранные и окровавленные ладони, потом обхватила живот и принялась качаться из стороны в сторону. Вся ее одежда промокла насквозь; она чувствовала, что замерзает.
– Куда мы идем? – Голос прозвучал жалко даже в ее, собственных ушах.
– Габриэль уставился в пространство. Лили все еще сжимала в руках мешок с продовольствием, хотя большая его часть была безнадежно испорчена болотной водой.
– Ты проголодался?
Она открыла мешок и вытащила содержимое, предлагая его собаке. Габриэль посмотрел на еду и отвернулся.
– Я тоже нет, – со вздохом призналась Лили.
Неподалеку стояло низкорослое деревце, склонившееся на фоне зимнего неба как воплощение грусти. Сгущались вечерние сумерки. Еле распрямляя затекшие ноги, Лили поднялась с земли и, оставив мешок с едой на месте, вновь последовала за Габриэлем.
Позже (она и сама не могла бы сказать насколько) вдали показалось что-то похожее на дом. Ее ноги были словно налиты свинцом, все тело ныло в изнеможении, но Лили ускорила шаг. Подойдя немного ближе, она пошла медленнее, потом замерла на месте и разразилась истерическим смехом. Этот безумный хохот испугал ее самое, но остановиться она не могла. Габриэль оглянулся и весело оскалил зубы. Они стояли перед домиком Меро.
Озарение пришло к Лили, пока она разводила огонь.
Ее неудержимо сотрясал озноб, и она опустилась на колени у очага, едва не касаясь пламени замерзшими пальцами. От вымокшей насквозь одежды пошел пар. Что же ей делать дальше? Лили казалось, что выбор у нее невелик: умереть сейчас или продлить агонию. Она малодушно выбрала первый путь.
Торф в очаге догорал, и Лили решила перенести в дом весь оставшийся запас. Работа затянулась, она даже подумала, что не справится. Но наконец дело было сделано: на каменном ложе очага, испуская горьковатый въедливый запах, выросла целая гора темных торфяных брикетов. Ее план состоял в том, чтобы сжечь их все сразу в одном огромном погребальном костре, а когда костер догорит дотла, просто закрыть глаза и послать весь мир к чертям.
Она пододвинула стул Меро ближе к очагу и помешала огонь кочергой, потом вскипятила себе чаю. Габриэль, кряхтя, растянулся на полу рядом с нею и положил голову на лапы. Лили рассеянно почесала его за ухом, а другой рукой стала поглаживать себе живот.
– Прости меня, дитя, – сказала она вслух. – Я думала, мы можем спастись. Но мы хоть уйдем все вместе, и Меро не будет так одинока. Ты не виноват, Габриэль, я сама во всем виновата. Прощаю тебя за то, что привел меня назад. Мне бы следовало догадаться и не ходить за тобой. Но теперь это уже не важно. Все хорошо.
Лили говорила не правду, ей хотелось, чтобы ее ребенок жил. Ее голова откинулась назад, слезы неудержимо потекли по лицу, затуманивая пламя очага. Незаметно для себя она уснула и проснулась от того, что ей стало жарко. Ничего удивительного, подумала Лили, на мне столько всего надето! Она сняла часть одежды и подложила еще торфа в огонь, нагрела горшок ячменной каши и съела ее стоя. Насытившись, она отдала остатки Габриэлю, приготовила еще одну чашку чая и присела.
В полночь Лили проснулась вся в поту от жара и, подойдя к двери, приоткрыла ее. В комнату ворвался свежий ветер, немного остудивший ее пылающее лицо. На черном безлунном небе сверкали звезды. Габриэль, Тяжело дыша, проскользнул мимо нее и выбежал во двор. Скульптуры Меро застыли в темноте, как привидения. Лили неохотно закрыла дверь и вернулась к очагу. Чтобы добавить торфа. Опять она положила в огонь столько брикетов, сколько очаг мог вместить. Горка торфа таяла быстрее, чем она ожидала: больше половины уже выгорело. Вот и отлично. Если ей повезет, к утру топливо кончится. Устав от сидения на стуле, Лили легла на тростниковый тюфяк, который отодвинула Подальше от очага, и стала следить за игрой пламени на зеркальной стене, пока у нее не заслезились глаза.
Ей приснилось, что она горит. Языки пламени в мгновение ока охватили ее, они сдирали с нее плоть слой за слоем, ее тело таяло, становясь все меньше и меньше, пока от самой Лили ничего не осталось, кроме ребенка. Крошечный, голенький, но неуязвимый для огня, он парил в воздухе на том месте, где раньше был ее живот. У него было лицо Дэвона. А ее самой больше не было, она исчезла. Как странно, откуда же тогда она так ясно слышит настойчиво зовущий ее голос Меро?
– Проснись, Лили, – твердил этот голос прямо ей в ухо. – Проснись.
Она открыла глаза.
Домик пылал. Деревянная полка сгорела дотла, печная труба скрылась за сплошной стеной пламени. У нее на глазах огонь шипящей желтой дугой перекинулся на низенькую стопку торфа на полу у очага, и та сразу же вспыхнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31