Он хотел властвовать над теми людьми, которые некогда смотрели на него сверху вниз. Разумеется, это относилось и к женщине, для которой он когда-то оказался недостаточно хорош.
Опустившись на край постели, Алисия сняла шляпу и принялась обмахиваться ею как веером. «Ах, как же здесь душно и жарко», – подумала она, с грустью вспоминая прохладный ветерок, дувший с моря в Ньюпорте. И тут она совсем одна, без друзей и без развлечений. Алисия посмотрела в окно и тяжело вздохнула. Они с мужем совсем недавно вернулись в эту ужасную Луизиану, а она уже тоскует по дому.
Ну почему, почему Вернон захотел построить свою империю именно здесь? Когда она с ним познакомилась, он говорил о Луизиане так, будто ненавидел ее. А когда она вышла за него замуж, то подумала, что папа просто возьмет его в свою пароходную компанию, или на швейную фабрику, или в любое другое из своих предприятий. Ей даже в голову не могло прийти, что они с отцом создадут новое совместное предприятие и ей, Алисии, придется отправиться в Луизиану.
Ах, если бы она могла просто оставить Вернона! Оставить мужа с этой его проклятой железной дорогой… и с Оливией Мейтленд. Но она не может уйти от него. Не может, потому что любит. Но ей ужасно хочется обратно домой.
А папа приедет сюда на следующей неделе, чтобы просмотреть планы железной дороги и проехать по намеченному маршруту. Терпение отца вот-вот лопнет – она это прекрасно знает. К тому же и она сама постаралась. Во время пребывания в Нью-Йорке она кое-что говорила отцу в присутствии его компаньонов. И теперь ей остается надеяться, что усилия не пропали даром. Вернон наверняка не получит землю Оливии в ближайшее время. И тогда отец наконец-то все поймет… Поймет, какую жалкую жизнь она здесь ведет. Конечно же, и компаньоны отца будут очень недовольны. Так что, скорее всего папа откажется от этой железной дороги.
Алисия смотрела из окна на хлопковые поля, принадлежавшие Вернону, и мысленно проклинала эту землю.
После воскресного обеда Конор вставлял оконные стекла, купленные в Монро. А Оливия и девочки ушли в сад – собрать оставшиеся персики, которые не созрели к тому времени, когда убирали основной урожай. Задолго до захода солнца Конор покончил с работой и отправился на кухню, где увидел Оливию и девочек, окруженных корзинами с фруктами и стеклянными банками. В воздухе витали ароматы персиков, корицы и гвоздики.
Конор повернулся и вышел из кухни, но девочки тут же его окликнули и призвали на помощь. Вернувшись, он вопросительно посмотрел на Оливию, но та ничего не сказала. И все же он решил остаться – носил от колодца ведра с водой и устанавливал банки с персиками на самых высоких полках кладовки.
Когда же его помощь не требовалась, он сидел за кухонным столом и наблюдал за Оливией и девочками. Все они работали очень быстро и ловко. Даже малышка Миранда мыла и сушила банки. Бекки чистила персики, вынимала из них косточки, а затем резала. Кэрри заполняла фруктами банки, стоявшие на столе, а потом заливала их сахарным сиропом. Оливия же тем временем наполняла оставшиеся банки джемом, после чего запечатывала каждую банку металлической крышкой. Запечатанные банки ставили в два огромных котла с водой на плиту.
Когда последняя банка была запечатана и поставлена в котел, Оливия и Бекки занялись приготовлением ужина. А Конор, чтобы скоротать время, рассказывал Кэрри и Миранде одну из своих любимых ирландских сказок. Рассказывая, он старался сохранять бесстрастное лицо – как при игре в покер. Девочки же слушали его затаив дыхание. Точно так же и он слушал рассказчиков, когда был мальчишкой. В конце концов, ему удалось убедить своих слушательниц в том, что гномы на самом деле существуют.
После ужина девочки захотели послушать еще одну сказку, но Оливия заявила, что им пора мыться и готовиться ко сну. Нахмурившись, она добавила:
– Сегодня в церкви Кейти сказала, что прошлым вечером вы не мылись, как полагается. А ведь занятия в школе начинаются завтра. Так что отправляйтесь наверх. Другую сказку услышите потом, когда помоетесь.
Когда девочки вышли из кухни, Оливия, посмотрев на Конора, спросила:
– Ты ведь расскажешь им еще одну сказку перед сном?
– Да, если им так хочется.
Оливия улыбнулась ему, потом сняла с плиты котелок с кипящей водой и пошла наверх. Конор же сходил в свою комнату за сигарой, потом спустился обратно в кухню, вынес стул на заднее крыльцо и, усевшись, закурил.
Вечер был тихий и теплый, полная луна освещала двор. Иногда мерцали светляки – «светящиеся жучки». Трещали сверчки, квакали лягушки – хор, к которому ему пришлось сначала привыкнуть, а потом он перестал его замечать.
Из открытого окна наверху доносились громкие голоса – Кэрри с Мирандой опять ссорились из-за мыла «Наверное, ни один вечер не обходится без этих споров», – подумал Конор с улыбкой. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза, прислушиваясь к спору, и тут раздался голос Оливии – она покончила с их спором за десять секунд.
– Еще одно слово – и сразу же ляжете в постель, – заявила она. – И Конор не расскажет вам никаких историй на ночь.
Спор немедленно прекратился. Конор и не догадывался, что его истории пользуются таким успехом.
Миранда появилась перед ним первая – босиком, в ночной рубашке и с мокрыми волосами. Честер следовал за ней по пятам, словно тень.
Малышка забралась к Конору на колени и обхватила его рукой за шею. Какое-то время она смотрела на него с серьезнейшим выражением лица, потом вдруг спросила:
– Раз вы с мамой поженились, то, значит, мы можем называть тебя папой?
Конор в смущении откашлялся: он не знал, что ответить. Конечно, их с Оливией брак был фарсом, и никакой он им не папа. Но сейчас, глядя в детские глаза, смотревшие на него с надеждой, он не мог сказать «нет».
– Называйте, если хотите.
Она улыбнулась, явно довольная ответом, потом сказала:
– А теперь расскажи еще одну историю. Про гномов.
– Думаю, нам нужно подождать твоих сестер, – пробормотал Конор.
И в тот же миг перед ними появилась Кэрри. Увидев, что Миранда опередила ее и заняла почетное место на коленях у Конора, девочка надула губы. Тогда Конор переместил Миранду на одно колено и со вздохом сказал:
– Что ж, садись и ты.
Кэрри просияла и уселась на другое колено. Так их и увидела Оливия, остановившаяся у двери. Казалось, ее эта сцена очень забавляла.
Конору же все это напомнило ту ночь, когда Оливия, вернувшись домой, обнаружила дочерей, крепко спавших рядом с ним. Но на этот раз он, однако, не смутился.
– А Бекки не спустится? – спросил он.
Оливия улыбнулась.
– Бекки сообщила мне, что ей уже четырнадцать и что она слишком взрослая, чтобы слушать сказки на ночь. – Оливия взяла из кухни стул и поставила его рядом со стулом Конора. – А вот я – нет. Так что можешь начинать.
На сей раз Конор смог рассказать историю про «Кухулина и двор при Эмер», и слушательницы не заснули. А завершил он свой рассказ следующими словами:
– Итак, Эмер была представлена ко двору, как она и желала. А Кухулин добился ее руки и сделал своей королевой. И они жили долго и счастливо, – добавил он (это было не совсем правдой, но он подумал, что неверность Кухулина в легенде не подходит для сказок на ночь маленьким девочкам).
Сестры захотели послушать еще одну сказку, но Оливия эту идею не одобрила.
– Пора спать, – строго сказала она, поднявшись. – Завтра первый школьный день. Так что пойдемте.
Девочки неохотно сползли с колен Конора и отправились за матерью в дом.
– Не понимаю, почему мы должны ложиться так рано! – послышался голос Кэрри. – Мне совсем не хочется спать. Я только буду лежать и лежать без сна. А могла бы послушать интересную историю.
Конор ухмыльнулся. Кэрри, как всегда, пыталась добиться своего весьма логичными рассуждениями. Но ее мать никогда не уступала, и девочке приходилось смиряться.
Внезапно он услышал быстрые шаги – и на крыльцо снова выбежала Миранда. Остановившись у его стула, она, задыхаясь, проговорила:
– Ах, я забыла пожелать спокойной ночи. Спокойной ночи, папа. – Встав на цыпочки, она поцеловала его в щеку, потом повернулась и убежала в дом.
У Конора же от ее слов голова закружилась, будто от сильнейшего удара. Ведь это влекло за собой ответственность, к которой он не был готов. То, что он сказал Оливии два дня назад, являлось чистейшей правдой. Он просто не знает, как быть отцом.
Поднявшись со стула, он спустился с крыльца. Достав свою сигару, снова раскурил ее, потом пересек двор и пошел между ветхими хозяйственными постройками, серебристо-серыми в лунном свете.
Папа.
Другой мужчина был бы, возможно, польщен, даже обрадован. Но только не он. Он был испуган. Но как все-таки страшно… Слова ребенка нагнали на него больше страха, чем все пули, тюрьмы и боль, перенесенные им. Отчаянное желание сбежать овладело им, но он не мог бежать. Для этого уже слишком поздно. Потому что теперь он – папа.
Возможно, ему пора задуматься о будущем. Да, пора, но он не мог об этом думать. Не мог смириться с мыслью о том, что он здесь навсегда, что никогда отсюда не уйдет, никогда не обретет покоя. Что ж, сейчас ему остается только одно: жить день за днем – так он всегда поступал.
Когда он вернулся к дому, Оливия ждала его. Она наблюдала за ним, когда он шел к ней по двору. Конор остановился у ступенек, бросил окурок сигары на землю и раздавил его сапогом.
– Я прогулялся.
– Хороший вечер для прогулки. – Она указала на стул рядом со своим. – Посиди со мной немножко.
Ему не хотелось сидеть, но все же он сел рядом с ней. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но не знал, что именно. И не знал, чего она ждет от него. Откинувшись на спинку стула, он взглянул на нее вопросительно.
– Жаль, что у нас уже нет качелей для веранды, – сказала Оливия. – Было бы гораздо удобнее, чем на этих стульях.
Но для него дело было вовсе не в стуле.
– Качели для веранды?
Она кивнула.
– Когда-то они здесь висели. Мой папа подарил их маме к свадьбе. Думаю, из всех подарков, которые он ей делал, этот был ее самым любимым. Качели были выкрашены в белый цвет, как я помню, и на них были яркие ситцевые подушки. Летними вечерами мама с папой сидели здесь, раскачиваясь, держась за руки, как влюбленные.
Оливия лукаво улыбнулась.
– А однажды вечером я тихо спустилась по лестнице, чтобы взять печенье. Считалось, что я уже в постели. И вот я вдруг увидела… – Она замолчала и разгладила юбку на коленях, внезапно смутившись. – Мама сидела у папы на коленях, и они целовались. Для меня это было потрясением. Я и представить себе не могла, что мои родители занимаются такими вещами.
Конор никогда не задумывался о том, чем занимаются мужья и жены летними вечерами, но если они влюблены, то, возможно, действительно сидят на качелях на веранде.
– А что потом случилось с качелями?
Оливия ответила не сразу.
– После смерти мамы папе трудно было каждый день видеть качели и знать, что мама никогда больше не будет сидеть на них. Однажды вечером я вышла и обнаружила его здесь. Он плакал, обхватив голову руками. На следующий день я сняла качели и отдала их. Может, я поступила неправильно, но я не могла вынести его страданий.
Это и есть любовь. Боль и утраты. Он отвернулся и уставился на залитый лунным светом двор. Он вспомнил всех, кого любил. Все они ушли, и боль от их потери – вот чего он не хотел испытать снова.
Воцарилось молчание, но никто из них не делал попытки нарушить его. Наконец Конор понял, что Оливия не ждет от него никаких слов, и немного успокоился. Возможно, ей хотелось просто посидеть с ним рядом в тишине. И чем дольше длилось молчание, тем уютнее ему становилось.
– Уже поздно, – сказала она, наконец.
Конор не пошевелился, но все его мышцы напряглись. Он прекрасно понимал, о чем она говорит. Краем глаза он заметил, как она нервно теребит подол платья.
– Пора спать, – добавила Оливия, поднявшись со стула.
Он не был готов к тому, что эти ее слова так подействуют на него. Он вдруг почувствовал ошеломляющее желание – ему хотелось заключить ее в объятия и крепко прижать к себе, хотелось защищать ее от всех опасностей в мире.
Взяв себя в руки, Конор ровным голосом проговорил:
– Спокойной ночи, Оливия. Спи спокойно.
Она мельком взглянула на него.
– Ты не идешь наверх?
Он вспомнил о ночи в Монро и о том, как провалился в сон, сжимая ее в объятиях. И спал он без сновидений, без призраков из прошлого, без демонов. Но ведь демоны могут вернуться… И что произойдет, если они вернутся в тот момент, когда Оливия будет с ним?
– Нет. – Он покачал головой.
Но она все еще не уходила.
– Конор, я хочу, чтобы ты пошел со мной наверх. – Она положила ладонь на его плечо, и он вздрогнул от этого прикосновения.
– Нет, я не могу. Мне очень жаль, но не могу.
Конор закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Оливия убрала свою руку и ушла в дом.
Та ночь в Монро все еще жила в его памяти. Конор помнил каждую расстегнутую пуговку, каждый изгиб ее тела, каждый ее вздох. Он помнил, как и сам утратил последнюю каплю здравого смысла. Помнил, как погрузился в сон, а потом проснулся, ощущая ее чудесный запах. С ней к нему пришел покой – покой, которого он не знал со времен детства, покой, который, как ему казалось, оставил его навсегда.
Но покой с Оливией был иллюзией, и он не продлится долго. Кошмары вернутся, непременно вернутся – и что тогда он может натворить, если Оливия окажется с ним рядом? Ведь он может даже обидеть ее – например, ударить в темноте, не понимая, где находится, не в силах отличить прошлое от настоящего.
Конор представил себе Оливию, лежащую в постели. Волосы разметались по подушке, а под тонкой ночной рубашкой с перламутровыми пуговками нет ничего, кроме ее нежного и теплого тела. Желание пронзило его – жадное, горячее и требовательное.
Невыносимо желать ее с такой силой, невыносимо нуждаться в ней так отчаянно… Но он не должен верить, что она сможет победить его демонов. А если ей удастся это сделать, то лишь на время. И станет еще хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35