Бедная женщина, – прибавила она, дрожа от презрения и ярости. – Мне жаль ее!
– Довольно!
Вольф грубо схватил ее запястье, и Ребекка вскрикнула.
– К вашему сведению, мисс Ролингс… – начал он, но тут раздался тоненький и жалобный голос Билли:
– Моя мама умерла.
Шериф выпустил ее руку и повернулся к сыну. В первое мгновение Ребекка не могла произнести ни слова, только машинально потирала запястье. Мальчик стоял на пороге кухни такой маленький, худенький, печальный и такой одинокий, а его отец вдруг стал похож на гранитную скалу – холодную, твердую и неприступную.
– Прости, Билли, прошептала Ребекка, с ужасом понимая, что ее слова прозвучали как пустой бессмысленный звук. – Я не знала. Я не хотела тебя обидеть.
– Ничего. – Мальчик постарался не выдать огорчения, но закусил при этом губу и уставился в пол.
Она чувствовала себя так, будто ее сердце режут тупым ножом.
«Что я наделала? Что сказала?»
Ей хотелось вымолить у Вольфа прощение за глупость, посмотреть ему в глаза, чтобы он увидел, как скверно у нее на душе, однако прежде чем она успела что-либо произнести или сделать, тот взял сына за плечо и направился к двери.
– Пойдем, Билли.
Ребекка собиралась крикнуть им вслед, чтобы они не уходили, все объяснить, исправить, но слова застряли в горле.
Они уже на улице… Садятся на лошадей… Слышится топот копыт… И вот оба скрылись в темноте…
Его жена умерла. Умерла.
А она говорила ему такие ужасные вещи.
Ребекка стояла на пороге дома и смотрела в темноту, куда ускакал Вольф с сыном. Холодный дождь бил ее по щекам, она дрожала всем телом, а жар в груди не унимался.
«О Господи! Теперь он меня уж точно ненавидит. Ведь я обидела его, сделала больно его сыну».
Ребекка зажмурилась, сдерживая накатившие слезы, но они все равно прорвались наружу, смешались с каплями дождя и побежали по щекам, смывая душевную боль.
Глава 10
Четыре дня спустя хмурым сентябрьским полднем Ребекка сидела в гостиной дома Брейди и отвечала на вопросы членов школьного комитета – мэра Дюка, Калли Причарда, Кетлин Бодин, Эмили Брейди и Миртль Ли Андерсон.
Официальное приглашение было получено от мэра, который сообщал, что Кетлин Бодин рекомендовала Ребекку Ролингс на место школьной учительницы, поэтому городское собрание и жители приняли решение провести с ней предварительное собеседование. Ребекке оставалось только гадать: каким образом Кетлин сумела их уговорить?
Собеседование продолжалось более часа, и Ребекка вскоре поняла, что все оценивают не только ее знания и степень образованности, но и то, как она ведет себя, как говорит, как ест земляничный пирог и пьет лимонад.
Ребекка ничем себя не скомпрометировала. Не будучи твердо уверенной в том, что хочет быть именно учительницей, она нуждалась в этой работе. Поэтому все ответы она сопровождала вежливой улыбкой, лимонад пила бесшумно и маленькими глотками, не облизывала потом губы, не брала земляничный пирог руками, не роняла крошки на стол или платье.
Все получилось. Неизвестно, сыграли ли тут роль строгая прическа и серое шерстяное платье с узенькой кружевной полоской на воротнике, оставшееся у нее со времен преподавания в школе мисс Райт, но Ребекка сумела произвести на членов комитета нужное впечатление. Обменявшись многозначительными взглядами, они без лишних дебатов выразили свое одобрение и предложили ей занять место учительницы в городской школе.
– Жалованье небольшое, зато все необходимое вы будете получать бесплатно, – как всегда напыщенно объявил Дюк. – Если заболеете, к вашим услугам доктор Уилсон. Город предоставит вам экипаж. Магазин Коппеля обеспечит вас яйцами, молоком и семенами для огорода. Если вы захотите подковать лошадей или починить колесо, кузнец всегда в вашем распоряжении.
– Дважды в неделю, – сказал Калли Причард, – я буду присылать к вам одного из своих работников. Он дрова нарубит, починит, если что сломалось, вообще все сделает, что попросите. Мы, леди, за своих горой.
За своих. Глядя на него, Ребекка улыбалась несколько растерянно. Кроме Кетлин и семейства Брейди, которые открыто выражали ей симпатию, из остальных членов школьного комитета лишь Калли Причард, казалось, проявлял интерес и, пожалуй, благоволил к ней. Это был человек мощного телосложения, его редкие высказывания отличались простотой и трезвостью суждений. К тому же Ребекка чувствовала, что в отличие от Миртль Ли Андерсон и мэра Дюка он не ставит ей в вину поступки отца.
– Итак, – фыркнула Миртль Ли, наклонившись вперед, – говорите, мисс Ролингс. Мы не намерены ждать целый день. Вы согласны на наше предложение или нет?
– Согласна. – Ребекка говорила не менее спокойно, чем Калли Причард. – Когда я могу начать?
Эмили Брейди и Кетлин Бодин радостно улыбнулись.
– В следующий понедельник, – сказала Кетлин и оглядела членов комитета. – К этому времени мы приведем в порядок школу, известим жителей города и окрестностей, что в Паудер-Крике есть учительница.
Ребекка, никогда не считавшая себя излишне впечатлительной, вдруг почувствовала, какая ответственность ложится на нее и как нелегко будет оправдать оказанное доверие. Когда ей предложили преподавать в школе мисс Райт, все было совершенно иначе. Выпускницу школы не могли не взять на работу, поскольку это означало бы, что они не доверяют уровню подготовки собственных воспитанниц. Но сейчас Ребекка сидела перед комитетом, имевшим против нее серьезные предубеждения. И вера в нее этих людей тронула девушку.
Она встала и обвела взглядом комнату. Кетлин ей улыбнулась, а Эмили Брейди ободряюще кивнула головой.
– Я ценю доверие комитета и постараюсь исполнять свои обязанности как можно лучше, – сказала Ребекка дрогнувшим от волнения голосом и заставила себя посмотреть на других членов комитета, даже на хмурую Миртль Ли Андерсон и кислую мину мэра Дюка.
– Конечно, вы постараетесь. – Эмили Брейди с чувством пожала ей руку. – Джоуи будет просто счастлив и теперь наверняка с радостью начнет ходить в школу. Уж я-то знаю.
– И мой младший тоже, – прибавил Калли Причард, вырастая перед ней точно каменная глыба. Он всегда одевался на ковбойский манер – клетчатая рубашка, жилет и сапоги со шпорами, которые тихонько позвякивали при ходьбе. – Но если он вытворит что-нибудь, даже пустяк, сразу дайте мне знать.
Отправившись домой в новом экипаже, Ребекка всю дорогу размышляла о доброте людей этого города. Они по-настоящему добрые, во всяком случае Брейди, Калли Причард и Кетлин. После всех художеств Бэра, просто удивительно, что с ней еще разговаривают как с человеком, дают работу, называют своей.
Кетлин, наверное, даже слишком добра. Будучи уверена в исходе собеседования, она заранее пригласила Ребекку на ужин, чтобы отпраздновать ее новую должность, и, не зная, как отказаться, та согласилась. Теперь же, пройдя нелегкое испытание, которым был для нее разговор с комитетом, она подумала, что чрезмерная доброта Кетлин станет для нее благословением, ибо очень скоро ей придется встретиться с Вольфом Бодином.
Они не виделись с того дня, когда Ребекка наговорила ему ужасных вещей и вела себя… просто нелепо, другого слова не подберешь. Вот именно – нелепо. Ребекка покраснела от стыда.
Он послал к ней с наградой за голову Скупа Пармали своего помощника, немногословного Эйса Джонсона. Но тот передал ей лишь деньги и никакого, пусть хоть делового, сообщения от шерифа.
Ну зачем она позволила ему поцеловать себя? Зачем их поцелуй был таким долгим?
Никто еще не целовал ее так. Ребекка даже не успела испугаться, поскольку Вольф обнял ее слишком неожиданно, и когда она начала понимать, что происходит, ее уже несло на волне необъяснимого ощущения, которому она не могли сопротивляться.
Это было чудесно. Намного лучше ее грез и бесплодных фантазий, которыми она тешила себя все годы. Реальный Вольф Бодин гораздо опаснее в своей неотразимости, чем Вольф Бодин из ее воспоминаний. Его искусные прикосновения, нетерпеливые поцелуи, упругое тело имели над ней куда большую власть, чем любая мечта.
Но Ребекку пугала собственная слабость и готовность без колебаний уступить ему.
Да, Вольф Бодин не женат. Его жена умерла, но разве это что-то меняет? Она все равно не интересует Вольфа. Она для него только приятное развлечение и никогда не станет ничем иным. Да и как он может относиться к дочери Бэра Ролингса?
Сентябрьский ветер гнал по дороге осеннюю листву, освежал ее разгоряченное лицо. Ребекку жгли воспоминания той первой ночи. Какое презрение она увидела на лице Бодина, когда он узнал, кто ее отец! Думая об этом, она не могла простить себе, что поддалась слабости пусть даже на короткое время и позволила ему поцеловать ее. Она пыталась отогнать мысли о случившемся, но они упрямо возвращались.
А хуже всего то, что она сделала больно мальчику, и теперь Билли, возможно, ненавидит ее.
Поднимаясь по склону холма к развилке, откуда начиналась прямая дорога к ранчо, Ребекка подумала о женщине, которая была женой Вольфа. Конечно, он все еще любит ее, скорбит о ней, удовлетворяет свои физические потребности с женщинами легкого поведения, которые для него не имеют значения, а сам до конца жизни будет хранить верность… Как же ее зовут?
«Хватит, – одернула себя Ребекка, когда подъехала к дому и начала распрягать лошадь. – Думай о Кетлин и Билли. Откройся им, пусть они станут твоими друзьями, если Билли захочет. Забудь про Вольфа Бодина».
Она вымылась в ледяной реке, дома вытерла и расчесала волосы, надела чистое платье – красно-белое с узкими рукавами, – затем внимательно осмотрела себя в зеркале, гадая, оценил ли Вольф Бодин ее привлекательность или целовал дочь Бэра Ролингса, то есть женщину безнравственную. Но в таком случае он не достоин уважения.
Ребекка изучила свое лицо и скорчила недовольную гримасу. Рот слишком большой, нос слишком обыкновенный, а волосы постоянно норовят растрепаться, сколько шпилек ни втыкай.
Синяк на щеке почти незаметен, но Ребекка все же присыпала его рисовой пудрой, наложила румяна. Если она доступная женщина, пусть так и выглядит!
«Мне наплевать, что он подумает», – строптиво решила девушка, накидывая на плечи роскошную кружевную шаль. Пора снова готовить экипаж и ехать к Бодинам.
Но, уже подойдя к двери, она вдруг спохватилась и побежала в спальню, чтобы мазнуть себя дорогими французскими духами, которые Бэр прислал ей из Сан-Франциско на ее последний день рождения. «Это для меня, потому что я люблю приятные запахи, а вовсе не для того, чтобы понравиться ему!»
Боясь опоздать, Ребекка бросилась к двери и едва не столкнулась с мужчиной, стоявшим на пороге.
Она вскрикнула, резко отшатнулась, чуть не упав, но он вовремя подхватил ее.
– Что за крик, неуклюжая вы женщина? Вы меня до смерти напугали, – рявкнул Вольф Бодин.
– Это я напугала вас? – Сердце у нее забилось втрое быстрее, чем обычно, и она вырвала руку из его железных пальцев. – Что вы здесь делаете?
Вольф нахмурился, но даже сейчас он выглядел очень красивым: темно-синяя рубашка обтягивала его широкие плечи, шелковый платок небрежно повязан на шее, превосходно сидящие брюки подчеркивали стройность длинных ног, вычищенные башмаки сверкали, как полированные. В тусклом свете керосиновой лампы Ребекка видела каштановые пряди, выбивавшиеся из-под шляпы, и прищуренные глаза, в которых не было ни теплоты, ни даже просто безразличия, только холод и гнев.
– Я приехал за вами. Только собрался постучать, как вы рванули дверь. Что-нибудь случилось, мисс Ролингс? Почему вы такая нервная?
Мисс Ролингс. Значит, все пойдет сначала. Ну ладно.
– Все в порядке. – Ребекка небрежно пожала плечами, демонстрируя такую же холодную вежливость. – Я торопилась, вот и все. Разве я выгляжу нервной?
Вольф так посмотрел на нее, как будто хотел сказать нечто грубое. Ребекка скрежетала зубами, пока он бесстрастно оглядывал ее с головы до ног.
– Вы закончили осмотр? – резко бросила она, с разочарованием признавшись себе, что не заметила в его взгляде ни восхищения, ни желания.
– Вы в порядке, – равнодушно ответил Вольф. – Идемте.
Ей пришлось чуть ли не бежать, чтобы приноровиться к его гигантским шагам, и Ребекка могла бы поспорить, что шериф не подаст ей руку, когда они будут садиться в экипаж.
И ошиблась. Дойдя до коляски, Вольф неожиданно повернулся, так что она едва не наскочила на него, обхватил ее за талию, приподнял без видимых усилий и бесцеремонно усадил на жесткое сиденье.
– Я бы предпочла сама править лошадью, – пробормотала Ребекка, когда он сел рядом.
– Кетлин и слышать об этом не желала, – сказал он, глядя вперед, и взял вожжи. – Иначе меня бы здесь не было.
– Как мило. – В ней закипало раздражение, и в то же время на сердце было тяжело.
Он ее ненавидит. Это ясно как Божий день. Ненавидит даже сильнее, чем в первый день, когда узнал, кто она такая. Презирает ее. Тем лучше. Значит, больше не попытается ее поцеловать, она может быть спокойна.
Дорога шла между тенистыми елями, холодный ветер гнал клубки перекати-поля и выл, пытаясь сдвинуть с места тяжелые валуны. Луна плыла по атласному небу, усыпанному тысячами звезд. Ребекка украдкой поглядывала на сидящего рядом мужчину, однако ничто не менялось в его облике, и она решила, что это самый злой и отвратительный человек на свете. Как она могла, даже ребенком, считать его добрым? За всю дорогу он не сказал ей ни слова, не посмотрел на нее, держался так, будто она еловая ветка, случайно упавшая на сиденье рядом с ним.
Тогда она тоже возненавидит его. От этой мысли Ребекка почувствовала облегчение. Груз идиотских мечтаний упал с ее плеч, исчез навсегда. Она была глупой простушкой, мечтательницей, но теперь освободила от него свою душу, как от страшного проклятия, и никогда больше не вернется в эту тюрьму. Ей стало так легко и радостно от вновь обретенной душевной свободы, что едва экипаж подъехал к ранчо «Дубль Б», Ребекка спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока Вольф поможет ей.
Дверь аккуратного дома с белыми оконными рамами отворилась, наружу хлынул поток света, позволяя увидеть безупречно выкрашенное крыльцо, на которое вышла Кетлин, вытирая руки фартуком и широко улыбаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36