Воскресным вечером, выруливая на подъездную дорогу к «Вечнозеленому», она увидела стоявший во дворе «Лендровер» Кита. Только этого ей сейчас и не хватало! Камми захлестнула волна дикого раздражения, смешанного с тревогой. Автомобиль загораживал въезд в гараж, а сам Кит, по всей видимости, находился в доме.Он был на кухне. Стоял, прислонившись к открытой дверце холодильника, поедая прямо из сковородки персиковый коблер и запивая его молоком из пакета.— Эй, я проголодался, поджидая тебя, — сказал он, изобразив улыбку маленького мальчика, когда увидел, с каким отвращением Камми на него смотрит. — Кроме того, никто не умеет так готовить персиковый коблер, как Персфон.Камми поставила к стене дорожную сумку, потом сняла с плеча маленькую дамскую сумочку из мягкой черной кожи и положила ее на стол. С трудом сдерживая себя, она спросила:— Как ты сюда вошел?Прежде чем ответить, Кит поставил сковородку с коблером в холодильник и сделал большой глоток молока.— Я случайно увидел, как к дому подходил муж Персфон. Он нес тебе ужин. Ну я и сказал ему, что сам занесу.Все это значило, что Кит уговорами и угрозами заставил мужа Персфон, ветерана с протезом вместо ноги, который был вдвое старше его, отдать ключ домработницы. Интересно, сколько времени ему пришлось ждать, чтобы выследить старика?— Замки в дверях этого дома исправно работают уже сто лет, иначе бы я сменила их. А так как я не собираюсь этого делать, то требую вернуть мне ключ Персфон, — сказала Камми.Кит засунул руку в карман и посмотрел в лицо Камми, о чем-то размышляя. Потом вытащил большой металлический ключ на кольце и позвякал им перед собой.— Предлагаю обмен, — заявил он.— Что это значит?Кит не спеша допил оставшееся в пакете молоко, закрыл дверцу холодильника и бросил ложку, которой ел коблер, на стол. Затем достал из кармана какую-то желтую бумагу и положил ее на стол поближе к Камми.— Я подсчитал, сколько будет стоить ремонт «Ровера».Камми подумала, что нужно будет выбросить остатки коблера и купить новый пакет молока. Не прикасаясь к желтому листку, она резко спросила:— В честь чего я удостоилась лицезреть это?— Ну, не надо таким тоном, детка. Ты ведь знаешь, что стоишь мне двух фар, не говоря уже о капоте.Камми была отнюдь не расположена вести этот разговор. Отчетливо выговаривая каждое слово, она произнесла:— Я не твоя детка и никогда ею не была, я, насколько тебе известно, презираю мужчин, которые называют женщин детскими именами. Если у тебя проблемы с твоим «ровером», то разбирайся с ними сам. Меня они абсолютно не волнуют. Твои долги меня не касаются.— Но у меня же нет денег! — запротестовал Кит, разводя руками.— А у меня есть, ты это хочешь сказать?— Ведь это ты разбила машину, и ты это знаешь.— Значит, стоило.— Эй, я, наверное, схожу с ума — ты думаешь, о чем говоришь? Ты же стреляла в меня. А я просто проезжал мимо по дороге.— Ты не просто проезжал, ты преследовал меня. Угрожал мне.— Ты сама вынудила меня, поэтому возможно, что я самую малость переборщил. Да никто бы не стерпел на моем месте! Ты должна учесть это обстоятельство.Камми посмотрела ему прямо в глаза.— Мне кажется, что вместо этого снова возьму в руки пистолет и на сей раз уже не промахнусь.— Я бы, конечно, испугался, — сказал Кит, приподняв одну бровь, — если бы не был уверен, что ты не обидишь блохи, не то что человека.Спокойным голосом, в котором звучала стальная нотка предупреждения, она проговорила:— Я бы не советовала тебе быть настолько самонадеянным.Прошло не менее двух секунд, прежде чем Камми поняла, откуда у нее взялся этот тон. Рид. Конечно же, это его ровная и одновременно опустошительно-пугающая интонация.Кит откинул голову назад и широко раскрыл глаза.— Должно быть, твои выходные пошли насмарку, раз у тебя такое паршивое настроение, милочка. Что случилось? Неужели Сейерз не удовлетворил твои требования?Камми знала и раньше, что Кит пустой, мелочный, эгоистичный, но о том, что он человек недалекого ума, она не подозревала до тех пор… до тех пор, пока не провела несколько часов в обществе Рида Сейерза. Такое открытие вовсе не способствовало улучшению ее «паршивого настроения».— Убирайся, — угрожающе процедила она.— Зачем же сразу так, дорогая? Пока я ждал тебя, у меня было время подумать о том незначительном эпизоде — я имею в виду тебя и Рида. И знаешь, я пришел к выводу, что тебе просто захотелось попробовать другого мужчину. Из чистого любопытства. Ведь, кроме меня, у тебя никого не было. Я все понимаю, правда, я понимаю тебя.— Значит, ты именно поэтому спал с другой женщиной? Хотел попробовать чего-нибудь другого? Из чистого любопытства?— Черт возьми, мужчинам требуется разнообразие! Может быть, и женщинам его хочется, откуда я знаю.— Насколько я понимаю, тебе важно насытить свою плоть, а кто там пострадает от этого,тебе плевать. Неужели тебе не жаль Иви Прентис?Его лицо помрачнело.— Иви мы не будем трогать, если ты не возражаешь.— Я нисколько не возражаю. Отправляйся к ней. Твое место там.— Сознайся, ведь ты говоришь это только из ревности, да? Ты же хочешь, чтобы мы снова были вместе. Я знаю, что это так. Иначе бы ты давно изменила завещание.То, что сразу после свадьбы они составили завещания на имя друг друга, казалось весьма разумным и практичным решением. Завещания, к которым прилагались полисы по страховке жизни и здоровья, касались недвижимости. Камми и думать про них забыла.— Безусловно, Кит. Спасибо за напоминание. Я займусь этим завтра же, — сказала она, сердито сверкнув глазами.— Давай-давай, продолжай в том же духе, — нахмурившись, проворчал он. — Чего ты от меня хочешь, Камми? Чтобы я встал на колени и слезно молил тебя о прощении?— Нет уж, спасибо, хотя в этой позе ты бы смотрелся неплохо.— Я пытаюсь быть достаточно великодушным, чтобы не заострять внимания на твоем маленьком приключении с Сейерзом. Неужели это не является доказательством того, как мне хочется вернуть тебя?Такой откровенный цинизм заставил Камми рассмеяться.— Может быть. Но, по-видимому, у тебя нет ни малейшего представления о том, какие чувства я к тебе испытываю. Я хочу, чтобы ты убирался из этого дома. Немедленно. Или я позвоню шерифу.— Ты не сделаешь этого.Камми решительно направилась к висевшему на стене телефону, и Кит поспешно сказал:— Ну хорошо, хорошо. Подожди минутку.Кусая губы, он наблюдал за ее рукой, нависшей над трубкой.— Ладно. Давай мне деньги, чтобы оплатить счет, а я верну тебе ключи. И мы будем в расчете.Скорее всего стоило согласиться на его условия, но Камми была не настолько глупа, чтобы вот так просто дарить ему деньги. Кит тотчас же потратил бы их, а через неделю опять пришел бы к ней с неоплаченным счетом.— Дай мне ключ и эту твою бумажку, — сказала она, — и я сама все улажу.— Бог мой, — запричитал он, — ты была когда-то такой славненькой доверчивой крошкой…— Это было до того, как я вышла за тебя замуж.Его лицо искривилось в презрительной усмешке.— Я слышал, что Сейерз практикуется на убийстве женщин. Тебе лучше держаться от него подальше.Взглянув на Кита, Камми неожиданно вспомнила о фабрике. По-кошачьи медленно и осторожно она вынула ключ из его протянутой руки и взяла со стола счет.— Скажи, ты знал, что есть такая компания, которая хочет выкупить фабрику?На лице Кита застыла настороженная подозрительность.— Откуда ты узнала об этом?— Неважно. Ты знал и никому не говорил ни слова, потому что слух моментально разнесся бы по городу. Мне интересно, по какой причине ты держал это в секрете?— Это касается только фабрики. Кроме того, еще ничего не решено окончательно. Было сделано предварительное предложение. Я бы выглядел идиотом, если бы разболтал прежде времени о сделке, которая может и не состояться.Его доводы не были лишены основания, и все-таки Камми чувствовала, что он чего-то недоговаривает.— Мне кажется, — сухо заметила она, — тебя вполне устроил бы такой поворот дела.— А почему, собственно говоря, он не должен меня устраивать? Понятно, мы с Гордоном будем иметь не так много, как Сейерз, но я рассчитываю на приличный кусок.И в ту же секунду Камми осенило.— Но если мы помиримся и будем жить вместе, то я получу законное право на половину твоей доли. Такая перспектива тебя не очень-то обрадовала бы, верно?Он торопливо шагнул ей навстречу, но тут же остановился: это движение заставило Камми попятиться к двери. Протянув ей руку, Кит сказал:— Говорю тебе как на духу — я бы не возражал. Может быть, наши отношения наладились бы, потому что я бы больше не чувствовал себя материально зависимым от жены.— Твои деньги растаяли бы за год, — заметила она, покачав головой. — И мы снова вернулись бы к тому, с чего начали.— Эх, Камми, — вздохнул он и, внимательно глядя на нее, задумчиво произнес: — Неужели там, где мы начали, было так уж плохо? Глава 6 Запах бумажной фабрики, представлявший собой смесь двух основных «ароматов»: вареной капусты и сероводорода, — вызывал у Рида в детстве какое-то странное чувство. Ему всегда казалось, что на нем лежит личная ответственность за фабрику, раз она является собственностью его семьи. Его отец, весьма практичный человек, любил подчеркнуть, что фабрика пахла для него деньгами. И он был прав — почти от всех бумажных денег, ходивших по городу, исходило это зловоние.Рид стоял в кабинете своего отца. Набрав в легкие воздуха, он резко выдохнул с тихим пофыркиванием. Все в этой комнате было пропитано знакомым запахом: кожаное кресло отца, бумаги, хранившиеся в стенных шкафах, картины на стене, изображавшие фабрику в разные годы, и шторы на окне, возле которого Рид сейчас стоял. Он не любил этот запах, хотя, наверное, со временем мог бы к нему привыкнуть. Ко всем прочим «ароматам» этого кабинета примешивался еще и слабый душок сигарет, которые отец бросил курить пять лет назад, и кубинских сигар, которые были слабостью его деда.Рид смотрел на комплекс фабричных зданий и чувствовал, как его охватывает волнение. Он видел и большие по размерам бумажные фабрики, но немногие из них были более производительны, чем эта. «Бумажная Компания Сейерз-Хаттон» имела свою собственную парогенераторную установку и была независима от местной коммунальной службы. На лесном складе все было продумано до мелочей: от широких, надежно охранявшихся ворот, возле которых выстроились в ряд лесовозы, ожидающие своей очереди выгрузить тяжелые бревна, до огромного передвижного крана, отправлявшего лес на обработку тесальным и стругальным машинам. Автоклавы, в которых к стружке и измельченной щепке добавлялись сильнодействующие химические реактивы, по строго определенным часам изрыгали в атмосферу пропущенный через фильтры, но, несмотря на это, зловонный дым. Громадные бумагоделательные машины равномерно гудели и грохотали, жадно глотая тягучую очищенную древесную массу, поступавшую из автоклавов и паровых котлов, высушивая и раскатывая ее в бесконечно длинные простыни коричневой оберточной бумаги. Часть рулонов забирал цех по изготовлению мешков и пакетов, а основная масса продукции грузилась на трейлеры, которые выстраивались в ожидании своей порции в одну линию, словно расцепленные серые вагоны длинного поезда.Было время, когда почти вся бумага вывозилась по железной дороге товарным поездом, принадлежавшим фабрике. То было давным-давно, когда только что построенная фабрика и появившаяся с ней одновременно железная дорога были зависимы друг от друга.Фабрика росла, расширялась и менялась вместе со временем. Рид знал, что так будет продолжаться и дальше, независимо от того, состоится сделка со шведами или нет. Несмотря на доводы Камми, он был твердо убежден, что передача фабрики в другие руки, сулившая значительное расширение производства, явится новой ступенью прогресса. Только к этому прогрессу ни он, ни Хаттоны уже не будут иметь никакого отношения.«Разумеется, будет очень неприятно и в какой-то степени стыдно, если семейная традиция вот так резко оборвется», — подумал Рид. И сделать это собирались его собственные руки. Его отец и дед, а до них старый Джастин Сейерз гордились своим детищем, гордились тем, что внесли определенный вклад в развитие промышленности Юга, и тем, что благодаря их усилиям люди в Гринли стали жить лучше. А вот он, Рид, хотел по-своему распорядиться своей судьбой. Перспектива посвятить всю жизнь коричневой бумаге отнюдь не прельщала его.До строительства бумажной фабрики окрестности Гринли, как почти и вся Северная Луизиана, были сельскохозяйственным районом. Земля в этих местах в основном принадлежала фермерам, а такие крупные поместья, как «Вечнозеленый», были наперечет. Жизнь на фермах отличалась незатейливостью и в хорошие годы — когда вовремя шли дожди, а болезни и злая мошкара обходили эти края стороной — не казалась такой уж трудной; однако когда наступало лихолетье, свести концы с концами было нелегко.По лесам свободно бродили лоси и кабаны, люди занимались разведением молочных коров и птицы, выращивали фрукты и овощи, сами мололи муку, варили сладкую патоку, чесали хлопок и шерсть, пряли, ткали, из собственных тканей шили себе одежду. Товарной культурой являлся хлопок, в обмен на который местные жители получали порох, кожаную обувь, ружья, ножи, лекарства и кое-какую галантерею для воскресного выхода «в свет».Редкие фермеры имели рабов. Да и те, у кого они были, не могли себе позволить держать более одной пары рук для работы в поле и еще одной пары рук — женских — чтобы помогать хозяйке дома в ее бесконечных хлопотах: стирке, готовке, уборке, шитье, консервировании продуктов. И за детьми, которые появлялись в семье не реже одного раза в два года с точностью часового механизма, нужен был глаз да глаз.Война между штатами мало чем изменила устоявшийся уклад жизни. Единственным последствием стал хлынувший поток иммигрантов из неплодородных районов Англии и Ирландии, Шотландии и Уэльса, надеявшихся найти в «земле обетованной» обещанный им рай. Эти люди, наравне с бывшими рабами, бились из последних сил, обрабатывая землю, упрямую и неподатливую, начинать на которой всегда было нелегко, и с каждым годом все глубже увязали в экономической и духовной депрессии, выхода из которой не было видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44