— Но я не хочу выходить за тебя замуж. Если я выйду, это будет навсегда. Разве ты не понимаешь?— Навсегда это очень хорошо.— Нет, это очень плохо. Я никогда не смогу покинуть тебя.Охотник поднял руки кверху.— Нет Черной Одежды, нет свадьбы для твоего Бога. Мне достаточно свадьбы по-моему. — С решительным блеском в глазах он повернулся к толпе, поднял руки и что-то прокричал. Затем он пожал плечами. — Вот, Suvate, кончено. Я сказал мои слова. Мы женаты. — Схватив ее за руку, он проворчал: — Кее-mah, пошли, жена.Лоретта уперлась каблуками.— Нет! Подожди!Он посмотрел на нее сверху вниз с явным раздражением.— Ты будешь говорить слова Бога?Лоретта не видела для себя другого выбора. По меньшей мере таким образом ее супружество получит благословение священника, и она не будет жить с Охотником в грехе.— Д-да, я скажу слова. — Взглянув на него сбоку, она сказала: — Могу я переговорить со священником всего лишь одну минуту?— Для чего?— Просто спросить его о чем-то. Хватка Охотника на ее руке ослабла.— Namiso. торопись.Лоретта приложила руку к уху священника и быстро прошептала свою просьбу, а затем снова отступила на свое место рядом с Охотником. Священник, подумав над сказанным, кивнул головой.Минутой позже он благословил стоящую перед ним молодую пару, и церемония началась. Слова доносились до сознания Лоретты, но она не понимала Их смысла. Машинально она произносила свои ответы по указанию священника. Затем настала очередь Охотника. Священник задал обычный вопрос, добавив в конце:— Отказаться от всех других, взять одну жену, и только одну, навсегда, без горизонта?Охотник бросил подозрительный и понимающий взгляд на Лоретту. В течение нескольких долгих секунд он молмал, а она затаила дыхание, не отводя глаз от его. Затем с торжественной искренностью он наклонил голову и ответил:— Я сказал это.Священник, ожидавший услышать привычное «Я обязуюсь», смутился на мгновение, что-то пробормотал, обдумал, затем кивком выразил свое согласие, и церемония завершилась. Лоретта и Охотник были обвенчаны в соответствии с его и ее верами. Охотник дал указание своим друзьям вернуть священника в миссию, подчеркнув, что сорвет с них головы, если этот человек не будет возвращен в целости и невредимости. Затем он отослал Эми в вигвам своей матери. Когда все были разосланы, он повернулся к Лоретте, в его темно-синих глазах блестели огоньки смеха.— Одна жена, и только одна, навсегда, без горизонта?Лоретта спрятала глаза, и щеки ее покраснели. Сцепив руки за спиной и сжав губы, она покачивалась с носков на каблуки и снова на носки.— Я говорила тебе, Охотник, я отказываюсь играть вторую скрипку.Он улыбнулся медленно распространявшейся зловещей улыбкой, от которой дрогнули ее нервы. Разгоряченным взором он окинул ее с головы до ног. Схватив за руку, он повел ее к своему вигваму.— Теперь ты покажешь этому команчу, как хорошо ты играешь скрипку номер один, да?— Я… — У Лоретты было такое ощущение, словно рот ее был полон песка, когда, спотыкаясь на каждом шагу, она пошла рядом с ним. Он сжимал ее руку как тисками. — Наверняка ты не имеешь в виду прямо сейчас. — Ее удивленный взгляд уперся в дверь вигвама. — Еще даже не стемнело. Люди еще не спят. Ты не ел. Костер не разведен. Мы не можем просто…Он поднял клапан двери и втащил ее в темный вигвам.— Голубые Глаза, у меня нет голода для пищи, — сказал он хриплым голосом. — Но я разведу костер, если тебе нужно.Любая задержка, какой бы короткой она ни была, устраивала Лоретту.— О да, здесь как-то прохладно, тебе не кажется? — Был особенно душный вечер, один из тех, когда одежда прилипает к телу, но это не имело никакого значения. — Да, развести костер было бы чудесно.Он оставил ее стоящей в одиночестве в темноте, чтобы принести ветки, которые он быстро уложил в яме для костра. Минутами позже золотые языки пламени осветили вигвам, свет плясал и мерцал на рыжевато-коричневых стенах. Сидя на корточках у костра, он запрокинул голову и стал лениво рассматривать ее, взором касаясь одежды, брови подняты в безмолвном вопросе.— Ты хочешь есть? — негромко спросил он. Лоретта прижала руку к животу.— Ты знаешь, я в самом деле голодна. Просто умираю с голода! А ты нет? — Она бросила беспокойный взгляд на кухонные горшки, стоявшие позади него. — Бьюсь об заклад, тушеное мясо поразит твое воображение, не так ли? После такого далекого путешествия, когда ты не ел ничего, кроме вяленого мяса. Да, тушеное мясо — это как раз то, что надо.Рот Охотника скривился.— Голубые Глаза, приготовление тушеного мяса займет очень много времени.Всю ночь, если ей повезет.— О, не так уж много. Никаких хлопот! — Она обошла вокруг него на порядочном расстоянии, направляясь к горшкам. — Я готовлю чудесное тушеное мясо, правда. Я уверена, что у Девушки есть необходимые мне корешки и лук, и она даст их мне. Ты только…Лоретта вздрогнула от прикосновения его руки к ее плечу. Она повернулась к нему лицом с вклинившимся между ними большим горшком, ручку которого она сжимала с такой силой, что суставы пальцев побелели.— Голубые Глаза, я не хочу тушеного мяса, — прошептал Охотник с нежностью. — Если ты голодна, мы можем кушать орехи и фрукты.Лоретта проглотила нервный ком. Фрукты и орехи были лучше, чем альтернатива. Может быть, если она станет есть по одному ореху за раз…— Хорошо, фрукты и орехи.Он расстелил бизонью шкуру рядом с костром, пока она убирала горшки и доставала сумку с фруктами и орехами из запасов, заготовленных впрок. Опустившись рядом с ним на колени, Лоретта стала тщательно жевать, глядя в пляшущие языки пламени, ощущая на себе взгляд Охотника. Когда она потянулась за четвертой горстью, он сжал ее запястье своими длинными пальцами.— Хватит, — сказал он ровным голосом. — Ты заболеешь, если будешь кушать еще.Лоретта и так уже была в довольно плачевном состоянии. Она глотала, стараясь избегать его взора, что ей плохо удавалось. Когда их взгляды сталкивались, она чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. В его взгляде нельзя было ошибиться. Настал момент расчета.Конечно, она знала, что он настанет раньше или позже. Она только надеялась, что позже, гораздо позже. Ясно, что этому не суждено было случиться. За спасение Эми она обещала ему себя. Это было почти чудом, что он ждал так долго, чтобы потребовать свою награду. Еще невероятней было то, что он привел сюда священника, чтобы обвенчать их. Она должна была испытывать облегчение, даже радость от сознания, что их союз освящен церковью, но она просто не чувствовала себя замужем. Все ее чувства сводились к страху, абсолютному, черному, бессмысленному страху.К сожалению для нее, она не пришла к супружескому ложу невежественной, как положено для невесты. Она знала, что ее ожидает и как ужасно болезненно и унизительно это происходит. Даже тетя Рейчел ненавидела это. Она сама признавалась в этом, и даже если бы она не признавалась, Лоретта слышала ее плач достаточное количество раз через щели в полу, чтобы знать без всякого сомнения, что совокупление причиняет боль. Все это должно быть в тысячу раз хуже в объятиях дикаря, который считал, что женщин можно покупать и продавать, как какую-нибудь вещь.Вытерев руки об юбку, Лоретта печально смотрела в огонь. Свет. Милосердные небеса, зачем она просила развести костер? Он будет в состоянии видеть ее, что делало мысль о необходимости раздеваться перед ним еще более невыносимой.У нее покалывало кожу. Он смотрел на нее, как мужчина, ожидающий, пока подадут его ужин. И, что было еще ужаснее, она чувствовала себя, как его ужин. Сотни мыслей проносились у нее в голове, и самая навязчивая из них была мысль о побеге. Но ее останавливало чувство долга. Она обещала ему, а обещание есть обещание. Она не нарушит своего слова. Она пройдет через это с высоко поднятой головой. Она должна.Дрожащими руками Лоретта принялась расстегивать длинный ряд маленьких пуговиц на своем лифе. С каждым движением пальцев ее щекам делалось все горячее. Свет от костра оставлял очень мало теней, и внутри вигвама было светло, как днем. Она пыталась успокоить себя тем обстоятельством, что он видел ее обнаженной ночью, когда у нее была лихорадка, но это было давно и мало облегчало ее растерянность, когда рукава ее платья соскользнули с рук.Если бы он был белым. Он погасил бы костер. Или, может быть, он испытал бы угрызения совести и понял, какой это варварский поступок, вынуждать добродетельную девушку к замужеству. Но он не был белым, и слово «совесть» отсутствовало в его словарном запасе. Он владел ею. Теперь они повенчаны, даже в глазах ее народа. Навсегда.При этой мысли ею овладела паника, когда она сбросила платье с бедер и стояла, готовясь переступить через него. Ей предстояло проходить этот ритуал не однажды, но тысячи раз. Теперь она жалела, что заставила его обещать, что он возьмет только одну жену. Многоженство может иметь свои преимущества. Она могла бы затеряться среди нескольких жен, и он не стал бы беспокоиться о ней…Наблюдая за Лореттой, Охотник чуть не рассмеялся. Она была похожа на маленькую полевую мышку, которую собирался съесть большой ястреб. Ее голубые глаза были огромными и сверкали от страха. Ее шея покраснела и стала розовой, как… Его взгляд переместился на сорочку. За тонким миткалем ему были видны тени заостренных сосков. Его живот сжало от желания. Цветки кактуса и лунные лучи. Возможно, она права, чувствуя себя подобно маленькому существу, которое будет сожрано. Он мечтал обладать ею, ласкать ее груди, прокладывать губами возбуждающие дорожки вдоль бедер, отыскивать чувствительные места на ее теле и раздражать их языком и легкими прикосновениями пальцев до тех пор, пока ее страсть не достигнет своего максимума.Пока она возилась с ленточной перевязью, которая удерживала нижнюю юбку, и дрожь ее рук с каждой секундой усиливалась, веселое настроение Охотника превратилось в нежность, которая заполнила все его существо. Хотя она ужасно боялась, она оставалась верна данному ею обещанию и собиралась отдаться ему. Горло у него сжалось с такой силой, что он почти перестал дышать. Воспоминания об Иве над Рекой, об их первой ночи и о том, как нежно он приучал ее к занятию любовью, нахлынули на него. Эти воспоминания заставили его устыдиться теперешних мыслей. Прошло уже много времени с тех пор, как он лежал в постели с девушкой. Слишком много, если его могла развлекать такая болезненная застенчивость.Поднявшись, Охотник разбросал костер так, что языки пламени стали слабо лизать дерево, а вигвам погрузился в мягкие тени. Затем он повернулся лицом к своей жене, опустив руки, вся его поза говорила о расслабленности.— Голубые Глаза, иди сюда, — прошептал он.Она вскинула голову, как испуганная оленуха, глядя большими и настороженными глазами. Внутренности Охотника сжались, и одним шагом он перекрыл расстояние, разделявшее их. Схватив ее за подбородок, он запрокинул ее голову и провел большим пальцем по дрожащей нижней губе.— Я… — Голос ее дрогнул, и она умолкла. Глотнув, она попыталась снова. — Я сожалею, Охотник. Я помню свое обещание. Это просто оттого… я немного нервничаю.Охотник наклонил голову и своим лбом легко прижался к ее, разводя ее руки в стороны, чтобы он смог развязать розовую ленту, которая опоясывала ее талию. Ловко действуя пальцами, он освободил нижнюю юбку, и она упала у их ног.— Не надо бояться, — прошептал он, — ничего.У нее перехватило дыхание, когда он развязал один из маленьких бантов, удерживавших сорочку. Он быстро развязал все остальные и провел пальцем по ее плечам, раздвигая миткаль и стягивая с ее рук. Стыд охватил ее, горячий и пульсирующий, когда дыхание вечернего воздуха коснулось ее обнаженных грудей. Она закрыла глаза, желая себе смерти на этом самом месте. Через мгновение она открыла глаза, испугавшись того, что он может сделать, пока она не видит.Развязав шнурок, который удерживал ее панталоны, он опустился перед нею на корточки, стягивая штаны и снимая высокие ботинки. Когда он встал, у него тоже перехватило дыхание. В течение минуты он не мог отвести взгляда от нее, так зачарован он был светящейся белизной кожи, плавными изгибами тела, так долго скрытыми от него ситцевым платьем и многочисленными слоями миткаля. Положив руки на тонкую талию, он привлек ее к себе. Сердце его забилось сильно и учащенно, когда кончики маленьких грудей коснулись его тела над ребрами. В полумраке ему были видны мерцающие следы слез на бледных щеках. Он нагнул голову, чтобы ощутить их вкус кончиком языка.— О, Голубые Глаза, ka taikay, ka taikay, не плачь. Разве моя рука на тебе когда-нибудь принесла боль?— Нет, — прошептала она судорожно.Решив довести до конца начатое, Охотник взял ее на руки и понес к кровати. Опустив ее мягко на шкуру, он вытянулся рядом и придвинулся вплотную. Его мужественность настоятельно напирала на сдерживающую кожу штанов. Он предполагал, что она будет сопротивляться, и, если бы она действительно стала сопротивляться, он продолжал бы с единственной целью осуществить их супружество, оставить ее страхи позади и устранить боль в своих чреслах. Но вместо драки она обвила худыми руками его шею и прижалась к нему, такая напряженная от страха, такая хрупкая, ее руки тряслись почти неудержимо.Голосом, осипшим от слез, она сказала:— Охотник, можешь ты сделать одну вещь для меня? Только одну небольшую вещь. Пожалуйста?Он положил руку ей на спину и ощутил бешеное биение сердца.— Какую вещь, Голубые Глаза?— Ты можешь сделать это быстро? Пожалуйста? Я никогда не попрошу больше, клянусь тебе. Только в этот раз, пожалуйста?Охотник спрятал улыбку в ее волосах и закрыл глаза, сжав ее в объятиях. Голос отца шептал ему: «Страх не похож на пыль, лежащую на листьях дерева, его нельзя смыть легким дождем». Едва он вспомнил эти слова, как его память подсунула ему дюжину других воспоминаний. В одно мгновение годы улетели прочь, и Охотник увидел себя бегущим рука об руку с Ивой над Рекой по лугу, покрытому красными маргаритками. Их смех звенит над колеблемой ветром травой, глаза блестят от избытка переполняющей их любви, и они упиваются видом друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62