Ма уже предупредила ее, что предстоящие несколько дней, скорее всего, будут трудными для нее, люди будут переглядываться и перешептываться, их отношение к ней будет просто непереносимым.Она бы хотела, чтобы ей не нужно было ехать с ним на шахту на следующий день. Ей так хотелось, чтобы он никогда больше не попадался ей на глаза.Первым, кого она увидела на следующее утро, был Джейк Рэнд. Вот тебе и исполнение желаний. Она только что стащила ночную рубашку и начала натягивать через голову сорочку, когда он тихо вышел из-за перегородки, неся ботинки в руке. Резким движением она прикрыла тканью грудь. Он заметил, что она сидит на краешке кровати, и повернулся к ней.Со взъерошенными от сна черными волосами, распахнутым воротом рубахи, через который была видна бронзовая волосатая грудь, он с минуту стоял перед ней, не отводя взгляда, как будто ничего не ощущая. Она не могла пошевельнуться от удивления.Взгляд его затуманенных карих глаз упал на розовую ленту, стягивающую ворот ее нижней рубашки. Надо было что-то делать, и она, схватив стеганое одеяло, натянула его на грудь.Уголок его рта пополз вверх, и в улыбке блеснули белые зубы.— Доброе утро!Судя по отблеску восторга в его глазах она решила, что ему удалось увидеть не только ее ленты.— Не могли бы вы стучать или еще что-нибудь делать, чтобы было понятно, что вы уже встали?Он провел рукой по волосам.— Извини. Я не знал, что ты уже встала, я вовсе не хотел тебя беспокоить.Она втиснула пальцы ног в расщелину между половицами и всем сердцем хотела только одного — чтобы он ушел. Но как много благих желаний не выполнялось. Взгляд его опять остановился на ней.— А как рука?Если бы перед ним была полуодетая белая женщина, он бы не стоял вот так перед ней и не расспрашивал о ее здоровье. Индиго отвернулась. Она слышала, как внизу мать готовила завтрак. Запах свежесваренного кофе поднимался до верхнего этажа. Она так хотела, чтобы он ушел… куда-нибудь далеко, далеко. Может быть после этого она перестанет испытывать в груди это удушье. Голосом, ставшим вдруг нетвердым, она ответила:— Все хорошо.— Наверное, на нее следует наложить какой-нибудь бальзам.Это была ее рука. Она не нуждалась в его советах по уходу за ней. Она произнесла нечто нечленораздельное; он понял, что ему надо ретироваться. Индиго смотрела, как он спускается по лестнице — спиной к ступеням. Без башмаков делать так было опасно. У ее брата Чейза один раз пятка поскользнулась, и он проехался на заду до самого низа. Джейк, конечно, не поскользнулся, но картина его падения с лестницы, которую она себе вообразила, значительно улучшила ее настроение. Она услышала, как он поздоровался с ее матерью. Потом хлопнула задняя дверь. Видимо, он направился в уборную.Дрожа от холода, она натянула свои штаны и куртку из оленьей кожи. Когда она спустилась вниз, то опять вспомнила Лобо. По утрам он всегда выскакивал в окно, подбегал к передней двери и начинал скрестись в нее, чтобы его впустили, пока она еще не спустилась с лестницы. Теперь ее ждала тишина. Острая боль пронзила ей грудь. С минуту она стояла, прислушиваясь, страстно желая, чтобы его смерть оказалась плохим сном.— Со временем будет легче, — сказала мать нежно.Повернувшись к ней от кухонного стола, держа в руках огромную миску с тестом, она понимающе улыбнулась. — Постарайся не думать об этом. Если ты будешь все время вспоминать, будет еще хуже.Индиго глубоко вздохнула. Проблема была в том, что Лобо настолько тесно был связан с ее жизнью, что его присутствие ею просто не воспринималось. Он был, как ее собственная рука или нога, всегда рядом, когда возникала нужда. Он был ее защитником, другом, с которым можно было поговорить. И ей будет так же не хватать его, как ампутированной конечности, как бы она ни старалась забыть о нем.Дверь в спальню ее родителей была открыта, и ей был виден отец, восседающий среди подушек. Она вошла, чтобы пожелать ему доброго утра. Раньше он всегда умел утешить ее, и она надеялась, что это удастся ему и сейчас.Он улыбнулся и, когда она приблизилась, взял ее за руку. Теплота, исходящая от его сильных пальцев, передалась ей. Она уселась на матрац и устало вздохнула. К ее удивлению, отец не заговорил. Он, наоборот, закрыл глаза, как бы впитывая в себя ее присутствие и пробуя на вкус те чувства, которые бурлили в ней. На глазах у нее появились слезы. Ей так хотелось спрятаться у него на груди и поплакать, но их народ так не делал.Они сидели какое-то время в молчании. Желание расплакаться все росло, она заморгала. В своем подсознании она отмечала, что до них доносились обычные утренние звуки, и тот факт, что все шло своим чередом, как будто ничего не произошло, приводил ее в негодование.Казалось, что он читал ее мысли, потому что сказал:— Так это и бывает, крошка. Солнце встает, а потом садится. Тогда нам начинает улыбаться Мать Луна. Горе иногда заставляет нас думать, что земля — это небо, а небо — земля. Но когда Отец Солнце восходит и согревает тебя, ты видишь, что это не так. Неплохая это вещь — устойчивость.Индиго тоже так думала. Она перевела взгляд на окно.— Слезы тоже неплохая вещь, — сказал он тем же мягким голосом.Она резко повернулась к нему, не веря своим собственным ушам. Он никогда не одобрял слабости.— Отец, но только слабые находят утешение в слезах.Он не открывал глаз.— Когда ранена плоть, мы очищаем ее, чтобы она быстрее зажила. Раны сердца для нас недоступны, вот Боги и дали нам слезы.Она неотрывно смотрела на его мужественное лицо, темное и как бы высеченное из камня; траурный шрам на щеке был почти незаметен в морщинах, которые жизнь оставила на его лице. Она не могла представить своего отца плачущим.— Но ведь когда я была маленькая, ты всегда бранил меня за слезы.— О да! Чтобы заплакать, тебе достаточно было, чтобы листок упал с дерева, чтобы ветер сменил направление. Я ругал тебя потому, что не стоит плакать из-за пустяков. Слезы следует сохранять для серьезных ударов судьбы.— А ты сам когда-нибудь плакал?Он открыл глаза и внимательно посмотрел на дочь.— Давным-давно, до того, как твоя мать прижимала к груди тебя и твоего брата, она прижимала к груди и меня. Я плакал о тех, кого любил и потерял.— И тебе не было стыдно плакать?Он снял ее руки со своих, чтобы пригладить ее спутавшиеся волосы.— Не было, когда боль была велика. Любить не бывает стыдно, Индиго. Стыдиться следует тогда, когда наши сердца становятся такими черствыми, что мы больше не можем ничего чувствовать. Я сделал огромную ошибку в твоем воспитании, если ты думаешь, что проливать слезы — это преступление. Может быть, они — благословение Божье? В стенах нашего деревянного дома ты еще не встречалась с горем. Когда придет горе, я смогу тебе показать, как надо плакать.Он похлопал ее по руке, а потом опять откинулся на подушки.— У меня это очень хорошо получается. Индиго почувствовала, что не может сдержатьулыбку.— Думаю, что и у меня это получается совсем неплохо.— А теперь иди и встреть этот день. Боль походит на бурю. Она пригибает тебя к земле, но потом отпускает.Индиго поднялась с постели. В груди у нее все еще оставалась боль от потери, но, странным образом, она чувствовала себя успокоенной. Другие уже прошли этот путь до нее и смогли уцелеть. Это же ждет и ее.— Спасибо, отец.Хантер движением руки отослал ее.— Истина — это не подарок, Индиго. Тебе не нужно меня благодарить.Индиго вышла, но чувства ее не были согласны с ним. Истина была самым благословенным даром, и никто, кроме ее отца, не мог так поделиться ею.Когда она вошла в кухню, Джейк как раз входил через заднюю дверь. На волосах его сверкали капельки влаги, а лицо было румяным, только что вымытым. Она подумала, что он, должно быть, нашел насос рядом с родником и смыл с себя остатки сна. Его голубая шерстяная рубашка, подчеркивающая ширину плеч, была тщательно застегнута и заправлена.— Я там встретил оленя, — со смехом сказал Джейк, — он чуть на меня не наскочил.— Это здесь в порядке вещей, — сказала ему Лоретта. — Во время завтрака мы очень популярны.Индиго обошла его и направилась к задней двери.— Тебе лучше поторопиться, Индиго, — крикнула ей вслед мать. — Завтрак будет готов через несколько минут. По пути назад не захватишь еще три яйца из курятника?Индиго распахнула дверь, чувствуя на себе взгляд Джейка. Она спрыгнула со ступенек. Прохладный утренний воздух коснулся ее щек.Когда она вернулась, в центре стола возвышалась горка блинов. Она поспешила к раковине и открыла кран, чтобы вымыть принесенные яйца. Сделав Джейку знак садиться, мать поставила перед ним блюдо с яичницей. Индиго села напротив него, глаза у нее все еще слипались, а рот пересох. Она заметила, что Джейк успел побриться.Когда мать поставила ей под нос тарелку, она перекрестилась и склонила голову, чтобы прочесть молитву. Когда молитва была закончена, она еще раз перекрестилась и взялась за вилку.— Ты католичка? — он наблюдал за ней с интересом и любопытством. — А мне казалось, что ты разделяешь верования своего отца.Хотя у нее и не было аппетита, Индиго проглотила небольшой кусочек яичницы, стараясь не замечать покалывающего ощущения на коже там, куда падал его взгляд.— Боги моего отца и Бог моей матери хорошо ладят.Он потянулся к подогретому меду и щедрой рукой полил свои смазанные маслом блины.— Не маловато для них всех места в одной церкви. Горя негодованием, она схватила мед, как только он поставил его на стол. Ей казалось, что при любом удобном случае он подвергал сомнению ее верования.— Вы что, не верите в Святую Троицу?— Почти все христиане верят в нее, так или иначе.— Моя мать верит в единого Бога в трех ипостасях, который правит на небесах и на земле. Мой отец верит во многих Богов, которые сливаются в одну волшебную силу природы. Один Бог во многих проявлениях или много Богов в едином проявлении, есть ли здесь какое-либо различие?Казалось, он размышлял над ее словами.— Думаю, что нет.Индиго выдавила улыбку, сама не понимая, чего ради она объясняла ему все это. Мнение Джейка Рэнда для нее ровным счетом ничего не значило.— Меня учили видеть Бога во всем, — в церкви моей матери и за ее стенами, где было святилище моего отца. И я чувствую вовсе не смущение, мистер Рэнд, а благословение Божье.Джейк посмотрел ей в глаза. В них отражалась боль, он не мог ошибаться. Но говорила она ровным голосом, как будто сердце ее в этот момент не разрывалось на части. Сколько же всего противоречивого было в этой девушке, которая осеняла себя крестом той же рукой, которую вчера порезала в знак примитивного горестного ритуала. Единый Бог со многими лицами. Она воплощала в себе две различные культуры, и каким-то образом ей удавалось оставаться в гармонии с каждой по отдельности. Вот только что она была такой же белой, как и он. А в следующую минуту она была настоящей индианкой. Это сочетание очаровывало его. Своим собственным простым способом она преодолела те сложности, которые на протяжении веков ставили в тупик многих теологов. Он вспомнил долгую ночь, которую они провели в хижине Гюнтера, и то мистическое чувство, которое охватило его там. Ни одна другая женщина не могла задеть его так, как эта девчушка. Хотя она и делала вид, что ест, он заметил, что ее завтрак остался почти нетронутым. Когда она поднялась из-за стола, чтобы вымыть свою тарелку, мать дала ей в руки блюдо со свиной кожей.— Думаю, это поможет Беззубому избавиться от свалявшейся шерсти.Джейк постарался вспомнить, но не смог, кого из животных они называют Беззубым. Он следил за тем, как Индиго соскребывает недоеденное яйцо в ведро. На ее лице появилось грустное выражение.— Думаю, что теперь мне не придется охотиться столько, сколько раньше.— Наверное, нет, — мягко ответила Лоретта. Джейк подождал, пока Индиго не вышла из комнаты, а потом обратился к Лоретте с вопросом:— А кто этот Беззубый?Лоретта взглянула на него удивленно.— А вы разве его не видели? — Ее голубые глаза потеплели от смеха. — Поберегитесь, мистер Рэнд. Вы и змеи не заметите, пока она вас не укусит.— Так Беззубый — это змея?— О Господи, нет! — улыбнулась она. — Хотя одна змея время от времени приползает к нам на крыльцо, чтобы погреться на солнышке. Если весной вы еще будете здесь и встретитесь с ней, то лучше обойдите ее. Благодаря Индиго она уверена, что имеет все права жить здесь. Беззубый — это пума.— Пума? — Джейк недоверчиво взглянул в заднее окно. — Она кормит горного льва?— Он ее старый друг. От старости у него выпали зубы, да и артрит разыгрался. Он уже плохо охотится, так что Индиго подкармливает его. Каждое утро он приходит ко двору и ждет своего завтрака.Джейк ощутил покалывание в затылке.— А вас не беспокоит, что она кормит дикую кошку?— Индиго не похожа на других девушек.Забыв о завтраке, Джейк отодвинул стул и подошел к окну. В глубине деревьев он увидел Индиго, которая, стоя на коленях, кормила огромную золотистую кошку. Кроме блюда со свиной кожей и яйцами, она еще захватила кусок мяса из коптильни. Поигрывая мускулами под лоснящейся шкурой, зверь ходил вокруг нее кругами, взад и вперед, в нетерпении ожидая, когда она нарежет оленину такими кусками, которые он сможет проглотить.— Бог мой, — прошептал Джейк. — Одного удара лапой достаточно, чтобы разорвать ее.Лоретта тоже подошла к окну.— Я раньше тоже беспокоилась до потери сознания. Но за годы уже привыкла к этому. Она была еще совсем крошкой — ей было годика четыре, когда за ней в дом пришел первый дикий зверь — койот с покалеченной в капкане передней лапой. Она вбежала и стала просить отца вылечить его.Пума подошла ближе к Индиго, и у Джейка перехватило дыхание. Он не поверил своим глазам, когда увидел, что девушка подняла руки и позволила пуме облизать себе пальцы.— Она сумасшедшая, — он взглянул на Лоретту. — И что сделал Хантер?— А что он мог сделать? Он пошел лечить лапу.— Вот так просто?— Нет, конечно. Сначала Индиго пришлось успокоить койота. Ей понадобилось некоторое время, чтобы уговорить его, что Хантер не представляет опасности.— Уговорить?— Мне трудно это объяснить, мистер Рэнд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48