— Вы двое — Эдрик и Ротар — вернетесь к броду и оставайтесь там до завтрашней ночи. Внимательно следите, чтобы на вас не могли неожиданно напасть. И считайте, сколько гуннов переправляются через этот брод. Я… Мы присоединимся к вам завтра после захода солнца. Если нас не будет к полуночи, возвращайтесь без нас. Эдрик, ты будешь главным. Смотрите, чтобы вас не захватили в плен, — он повернулся к третьему воину: — Отто, ты поедешь со мной.
Отто ничего не успел ответить. Дитрик пришпорил своего коня, направляясь на юг, чтобы объехать весь лагерь гуннов. Он слышал, как лошадь Отто следовала за ним в темноте. Дитрик повернул на восток, чтобы добраться до реки подальше от лагеря.
По левую руку от него лагерь светился огнями, пока не настал рассвет и восходящее солнце не приглушило свет костров. В синем свете раннего утра Дитрик остановился под деревом и спешился. Они ехали верхом почти целые сутки, и у него так затекли ноги, что он с трудом мог передвигаться. За спиной он услышал тихий выдох Отто, когда этот крупный мужчина сел на землю.
На равнине иногда попадались деревья, вдали текла река. Дитрик не слышал шума лагеря гуннов — это происходило потому, что ветер затих. Отсюда лагерь просматривался почти насквозь. Он видел, как люди выходили из кибиток, тянулись и позевывали. Он даже узнал одного человека, с которым ездил в Сирмиум.
Его удивляло отсутствие караульных. Дитрик подумал, что гунны уверены — германцы не посмеют на них напасть, и поэтому не стали выставлять охрану лагеря. Но они всегда страдали от отсутствия дисциплины. Глядя на лагерь, Дитрик видел, как хаотично располагались там кибитки и какими узкими были проходы между ними. Во многих кибитках были только мужчины.
Их было гораздо меньше, чем в деревне у Хунгвара. Дитрик думал, что их будет в два раза больше — они собрали все племена и кланы. Может, они еще не все здесь собрались? Он улегся животом на землю и стал запоминать ландшафт вокруг лагеря.
— Господин, — шепнул ему Отто.
Дитрик глянул на него. Отто протягивал ему бурдюк.
— Пить желаете?
— Да, — Дитрик перевернулся на спину, сел и протянул руку к бурдюку. Здесь был небольшой заросший спуск, и Дитрик надеялся, что кусты помогут им скрыться. Он попил воды и начал оглядываться вокруг.
— Хорошо. Отведи коней в лес, привяжи их там и возвращайся.
— Мы пока останемся здесь, господин?
— До темноты. Нам следует быть внимательными. У них нет караульных, но они ездят во всех направлениях.
Группа гуннов выехала из лагеря, направляясь вверх по реке. Он попытался сосчитать их.
— Скажите, что я должен делать, — спросил его Отто.
Дитрик вернул ему бурдюк. Ему хотелось знать, что происходит в лагере гуннов. Он много думал и решил, что они не станут больше никого провозглашать каганом. Это было бы оскорблением памяти Аттилы.
— Простите, господин, — напомнил ему Отто.
— Я уже сказал, что тебе нужно делать.
Еще группа гуннов направлялась в лагерь, гоня перед собой полдюжины овец.
— Вы считаете, что мы можем их победить?
— Что? — пораженно спросил Дитрик. — Кого? Гуннов? Я не знаю. Я не могу их пересчитать, но мне кажется, что здесь их собралось не так много. Если мы неожиданно нападем на них, может, тогда нам удастся их разбить. Мой отец… — он поднялся, чтобы лучше рассмотреть лагерь. — Мой отец решит, что мы станем делать. Он хороший полководец, даже каган пользовался его советами.
— Но он не знает их так хорошо, как знаете вы, — возразил Отто.
— Да, — согласился с ним Дитрик. — Но сейчас нам нужно убираться отсюда.
Он видел, как черная лошадка выехала из лагеря на открытый луг. Если ветер переменится и лошадка почует запах германцев, на них обязательно нападут гунны. Он быстро потащил Отто обратно к их лошадям.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Денгазич и Эрнач отказались остаться на курултай Эллака и покинули лагерь, забрав с собой сотню воинов. Когда Монидяк узнал об этом, он фыркнул и хлопнул в ладоши.
— Теперь ясно, о чем они думают.
Он сел к огню и начал сердито разгребать палкой горячие угли.
Эти новости привез им Эдеко. Он спешился и вслед за Монидяком подошел к огню. Такс удивленно посмотрел на него. Эдеко похлопывал себя рукой по бедру. Он как всегда хмурился, но сейчас казался сильно расстроенным.
— Что случилось? — спросил Такс.
Эдеко присел на корточки и снял рукавицы, чтобы согреть руки у огня. На шее у него висела золотая цепочка с синими камнями. Такс подумал, может, он получил ее у самого императора.
— Мы можем убираться отсюда, — сказал Эдеко. Но, казалось, что он обращался к Монидяку, а не к Таксу. — Здесь уже ничего не произойдет и остались только самые незначительные люди.
— Ты же важный человек, — возразил ему Монидяк. Эдеко взглянул на Такса.
— Где твой брат Раз?
— Раз не является важным человеком, — ответил ему Такс. Он ближе склонился к огню. Начинало темнеть, и красный отсвет бесчисленных костров освещал небо.
— Ты прав, он не такой важный человек, но в подобные времена он и другие такие же люди весьма важны, в особенности если они не приехали сюда.
Монидяк отдал ему тыкву с Белым Братом.
— Давай, пей. Ты должен отведать этот напиток, тогда ты станешь трезвым!
— Они все продолжают вести свои скучные обычные жизни, — сказал Эдеко. Он отхлебнул чай, даже не ощутив его вкуса, и потом удивленно скорчил гримасу.
— Я думал, что это вино.
— Мы слишком бедны, чтобы пить вино, — заметил Монидяк.
— Или слишком мудры, — вклинился Бряк. Эдеко сделал еще глоток.
— Или и то, и другое.
— Ты хочешь сказать, что кагана не будет? — спросил его Такс.
Он и раньше подумывал об этом, но до сих пор никак не мог поверить.
— Никто из них не получил должной поддержки. Вы же многое сами слышали. Они смеются над Денгазичем.
Эдеко неохотно передал кувшин из тыквы Бряку. Тот отпил и облизал губы.
— Ни один из них не достоин занимать это место, — сказал Монидяк. — Брат, что нам теперь делать?
Эдеко облокотился на руку.
— Поэтому я приехал к вам, брат.
— А-а-а?
— Никто из вас не женат и не имеет семьи. Поехали со мной, и вы станете сражаться под моим началом, и я вас сделаю очень богатыми людьми.
Такс не знал, что ему отвечать, и облизал губы. Бряк сказал:
— Куда ты отправляешься?
— Может, в Италию или Испанию. Туда, где можно хорошо подраться.
— За что мы станем сражаться? — спросил его Такс. Эдеко пожал плечами.
— Не все ли равно? — он подобрал под себя ноги. — Скажите мне о своем решении. Мне нужно много людей… Может, сотен пять…
Он поднялся и пошел прочь, ведя за собой коня.
Пока он говорил, наступила ночь. В переполненном лагере кругом горели костры, рассыпая янтарные искры. Монидяк взял тушки зайцев, которых они поймали утром, достал нож и начал их разделывать. Бряк сидел и смотрел на огонь, положив голову на колени.
— Ну? — спросил Такс.
Монидяк поднял вверх плечи. Он вытащил кишки из зайца.
— А что ты еще способен делать? Ты же понимаешь, что мы на самом деле не сможем отомстить Ардарику.
Такс молчал.
— Эдеко позаботится, чтобы мы не голодали, а нам придется выполнять его приказания.
Бряк напомнил:
— Он сказал, что мы разбогатеем.
— Да, станем такими же богатыми, как он сам, — сказал Монидяк.
— Я с ним согласен и последую за ним.
Такс взял тыкву и отпил Белого Брата. Ему было неприятно сознавать, что у него нет другого выхода, как только следовать за Эдеко. Казалось, что после смерти кагана исчезли все нормальные и ценные понятия и вещи. Он вспомнил римского монаха, одиноко бродившего по равнине. В первый раз ему стало понятно, почему монах мог предпочесть дикую степь лагерю, полному людей.
Он смотрел, как Монидяк разделывает зайца и бросает куски в котел. Он вывернул шкуру, соскреб с нее жир и тоже бросил в котелок.
В темноте за костром послышалось фырканье собаки. Такс взглянул туда и увидел пять или более собак, высунувших языки и с жадностью глядящих на внутренности зайца. Монидяк резал сердце, чтобы поджарить на огне. Одним движением руки Такс вырвал у него остатки внутренностей и кинул собакам.
— Там еще оставалось много хорошего мяса, — запротестовал Монидяк.
Из темноты доносилось грызня и хрипение собак. Такс сказал ему:
— Ты же знаешь, что с тобой случится, если станешь поедать сердце и печень зайцев.
— Это все болтовня. Волки и рыси всегда их едят и никогда не становятся трусливыми.
Монидяк вытащил из огня поджарившееся сердце и стал ждать, когда оно остудится.
— Он сказал — Италия, — бормотал Бряк. — Может, нам все-таки удастся захватить Рим.
— Здесь находятся остготы, — сказал Дитрик, прикрывая рукой глаза от солнца. Он оглядел лагерь. После его отъезда армия стала такой огромной, что уже не умещалась в излучине реки, и люди начали размещаться поодаль, и это было весьма опасно для них. Повсюду, куда ни бросишь взгляд, он видел разговаривающих мужчин. Некоторые из них готовили пищу на кострах. Они стерли с лица земли кустарники и оголили деревья, чтобы жечь костры или строить шалаши и навесы.
Ардарик кивнул:
— Они прибыли вчера, нам нужно отыскать новое место для лагеря. Насколько близко мы сможем приблизиться к гуннам?
— Не стоит этого делать, — ответил ему сын. — Они уже знают, что мы здесь, и как только будут готовы, сразу же нападут на нас.
— Я буду сам принимать решение!
Дитрик присел на корточки и посмотрел на людей, расположившихся на дальнем берегу.
— Тебе следует перевести их сюда. Они выставили караульных?
— Ты считаешь меня дураком?
— Нет, — Дитрик подумал о сражении, и у него напряглись мышцы. Он вдруг почувствовал себя таким ранимым, но собрался с силами и вернулся мыслями к лагерю гуннов.
— Мне показалось, что у них совершенно отсутствует организованность, нет караульных, и еще мне кажется, что они не посылают разведчиков. Целый день я наблюдал за лагерем с разных точек. Один раз я был так близко, что мог слышать их разговоры — спорили два человека. Я разобрал их речь. Однажды… — он взглянул на Ардарика. — Как-то я видел много людей, собравшихся вместе. Они слушали рассуждения Денгазича. Когда он что-то сказал — я не смог разобрать, что именно — они все захлопали. Абсолютно все.
— Они выражали ему симпатию?
— Нет, они хлопали, чтобы выразить ему свое презрение. Ардарик был поражен.
— Вот как? Презрение к Денгазичу?
— Или, может, к его словам. Что и есть одно и то же. Во всем лагере примерно тысяча кибиток. Наверно, их должно быть больше, не так ли?
— Кибиток? А-а-а, юрт. Да, но ты, наверно, просчитался.
— Нет, их там меньше тысячи. И это значит, что имеется всего лишь несколько тысяч боеспособных воинов. Пока я сидел в засаде, то видел, как оттуда уезжали некоторые кибитки. Если мы еще подождем, то там вообще не останется гуннов.
Ардарик отряхнул руки.
— Но ты сам сказал, что как только они будут точно знать, где мы находимся, то нападут на нас.
Он залез в кибитку и достал карту, затем поставил ногу на ступицу колеса и разложил ее на колене.
— Если они пока на нас не нападут, то нас станет больше, чем их, и если все, что ты сказал, правильно, то на каждого гунна придется по два германца.
Дитрик промолчал, а Ардарик продолжал разглядывать карту. Дитрик еще раз посмотрел на лагерь. Германцы расхаживали по нему группами. Они были заняты делом — стараясь в правильном порядке расположить свои хижины и навесы. При ярком солнце их светлые волосы и бороды, казалось, отливали красным золотом. Рядом разгружали повозки. Посреди всего этого сверкало кольцо реки.
— Как ты считаешь, они выбрали нового кагана? — спросил Ардарик.
Дитрик покачал головой:
— Не знаю.
Он повернулся к отцу. Тот внимательно смотрел на сына, и Дитрик опустил глаза долу. Отец спросил:
— Ты действительно скучаешь по ним? По твоим друзьям-гуннам?
Дитрик встал и, не отвечая, пошел прочь.
На рассвете гунны узнали, что германцы направляются в их сторону. Слух распространялся от одного костра до другого костра, где еще оставались бодрствующие люди. Они пытались разбудить как можно больше народа. Все никак не могли договориться, кто же станет ими командовать, но всем хотелось первыми напасть на германцев. Некоторые оседлали лошадей и покинули лагерь, как только услышали эти новости. Другие постарались собрать отряды в двадцать или тридцать человек. Большинство воинов вылезли из одеял, надели одежду, начали есть или собирать вещи. Потом отправились будить друзей, чтобы позже покинуть лагерь — германцы, в конце концов, никуда не денутся!
Когда начали распространяться новости, Такс уже бодрствовал. Он разбудил Монидяка и послал его за конями. Передвигаясь на коленках вокруг костра, он поставил греться воду, положил туда мясо и зерно, и начал готовить пищу на углях, оставшихся от вчерашнего костра.
Вокруг него люди беспрестанно ездили во всех направлениях. Копыта лошадей взбивали пыль в воздухе. Она стала плотной, как дым. Три всадника выкликали имя Эллака и ехали вдоль берега реки, кое-где за ними следовали воины, чтобы встать под штандарт Эллака. Но большинство воинов даже не поднимали головы, слыша его имя. Бряк тоже проснулся и начал кулаками растирать глаза. Потом, шатаясь, подошел к костру и шлепнулся возле него.
— А-а-ах, я совершенно не выспался.
— Приближаются германцы, — сказал ему Такс. Он склонился почти к самим углям и начал их сильно раздувать.
— Они — такие храбрецы! Ха!
Бряк перевернулся набок, чтобы достать тыкву с Белым Братом. Она была пуста. Бряк отбросил ее и застонал. Затем он выпрямился и медленно обвел глазами лагерь.
— Где Монидяк?
— Здесь, — Такс резал хлеб и показал направление ножом. Монидяк шел к ним, перескакивая через кучи отбросов. Он вел лошадей. На спине черной лошадки была прикреплена куча сена величиной почти с лошадку. Бряк побежал, чтобы помочь ему.
Они поели сами и покормили лошадей, и пока Бряк мыл котелок, Такс и Монидяк наблюдали, как гунны разъезжались из лагеря.
Многие воины на прощание махали руками, распевали песни и перебрасывались шутками. Такс снял свой лук и колчаны со стрелами с подпорок навеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33