За одной из них бежал маленький жеребенок. Дитрик разобрал поводья.
— Я спрошу отца, могу ли я поехать в Сирмиум. Спасибо тебе.
Такс кивнул головой:
— Мы хорошо проведем время, если ты поедешь с нами. Скажи ему, что каган разрешил тебе ехать.
Дитрик взобрался на коня, и Такс пошел к своей лошадке. В темноте начинался ветер. Он слышал, как вокруг люди собирались ложиться спать.
— Подожди, — сказала Юммейк и вышла наружу. — Вот, возьми с собой, а то ты проголодаешься по дороге.
Она протянула ему кусок хлеба. Теперь он наконец смог разглядеть ее. Она была такой же уродливой, как и остальные гунны, с плоским лицом, веками без складок и пришлепнутым носом. Он что-то пробормотал, взял хлеб и повернул коня. Он не мог посмотреть ей в глаза.
Когда Ардарик въехал за частокол ко дворцу кагана, он сразу увидел его вместе с Константиусом и несколькими караульными. Они стояли у прилавка маленького базара. Несмотря на холод и сильный ветер, Аттила был без верхней одежды. Полдюжины его женщин делали покупки. С каждой была ее прислуга. Но они находились в отдалении от кагана и его слуг. Женщины постоянно оглядывались на него и переговаривались шепотом. Каган на них не обращал никакого внимания.
Ардарик оставил коня рабу и подошел к кагану. Он перебирал драгоценные камни и разговаривал с Константиусом о погоде.
Среди караульных находился Такс. У него в руках был мех. Он увидел Ардарика и отошел в сторону, чтобы освободить ему место рядом с каганом. Солнце осветило золотую застежку на черном меху. Аттила поднял голову и улыбнулся.
— Хорошо, что ты пришел, я рад. Посмотри на эти камни. Константиусу нравятся красные. А ты что думаешь?
— Мой каган, — сказал Ардарик. Кусок ткани от навеса хлопал почти у него над ухом, он отодвинулся и внезапно разозлился. — Ты можешь все посмотреть у себя дома. Почему ты вышел на холод?
— Мне нравится холод. Каждую зиму я сижу в помещении и становлюсь все толще. Какой камень тебе нравится?
После его слов с треском открылась дверь в помещении для жен. Все повернулись и посмотрели туда. Крека, любимая жена кагана, собиралась выйти во двор. Двое рабов держали над ее головой зонтик с оборочками и бахромой, а пять служанок шли за ней. Увидев кагана, Крека сделала вид, что очень смутилась, и притворилась, что собирается вернуться на женскую половину. Каган поднял руку, чтобы она осталась, и послал одного из караульных сказать ей это.
Крека была из рода гуннов. Она была небольшого роста, толстая, и ей было не так уж мало лет. Она была матерью Эллака и Эрнача. На ней была одежда алого цвета, которая немного оживляла ее желтовато-бледную кожу. Когда караульный передал ей позволение кагана, она подняла руку в шутливом салюте и поковыляла на базар в другую сторону от кагана.
Ардарик недовольно посмотрел на нее. Он уже перестал удивляться грубости и внешности женщин гуннов. В них не было ничего женского, с точки зрения гепида. Он слышал, что они передавали друг другу грязные сплетни и радовались, услышав рассказы об измене и других грязных преступлениях. Каган смотрел на него. Ардарик послушно взглянул на серебряный поднос, который торговец из Медшиа держал перед ним.
— Зачем они тебе, мой каган?
— Мне они просто нравятся.
Ардарик потрогал камни. Их твердая гладкая поверхность касалась его пальцев. Под навесом они не отражали свет и казались блеклыми. Купец стоял по другую сторону прилавка и улыбался всем своим длинным коричневым лицом. Ардарик почувствовал, как он считает деньги, полученные от кагана, как будто уже держал их в руках.
— Ардарик, я нашел людей, ограбивших твое стадо, — сказал каган.
— Вот как! Ардарик выпрямился.
— Я их накажу и заплачу тебе за корову. Я их отошлю туда, где они научатся вести себя честно. Чтобы удовлетворить твою гордость и самолюбие твоего сына, я могу тебе сказать, что эти люди будут страдать сильнее, чем пострадал ты. Это должно успокоить тебя.
Ардарик посмотрел на камни. Он бы сам хотел наказать воров, но боялся настаивать, потому что мог обидеть кагана, и улыбнулся.
— Мой каган, мне очень нравятся изумруды.
— У тебя прекрасный вкус. Мне они тоже нравятся. Каган слегка оттолкнул серебряный поднос с камнями и пошел прочь. За ним двинулось его окружение. Ардарик задержался, глядя на купца. У того исчезла улыбка с лица.
Какое-то мгновение казалось, что он хочет окликнуть кагана. Ардарик засмеялся, и купец покраснел.
— Он сказал, что они ему нравятся, — заметил Ардарик, — но он не говорил, что станет их покупать.
Каган уже ушел с базара, и Ардарик направился вслед за ним. Ему понравилась шутка Аттилы.
Идя ко дворцу, каган приостановился, и Такс, став на цыпочки, накинул ему на плечи шубу. Ардарик догнал их. Константиус с его жирной шеей глядел под ноги и хмурился. Яркое солнце отражалось на его лысой блестящей голове.
— Ты меня не понял, Константиус, — сказал ему каган. — Зачем я стану тратить деньги на камни и украшения? Они должны тратить их на меня.
Он жестом показал на прилавки, застегнул шубу и захохотал. Затем двинулся ко дворцу в окружении караульных.
Ардарик снова оглянулся на торговца драгоценностями. Его окружили женщины. Они громко переговаривались пронзительными голосами и ссорились из-за камней. В середине двигался и подпрыгивал зонтик с бахромой хатун Креки.
Константиус смотрел на них, расставив руки в стороны.
— Что они делают? — спросил его Ардарик.
— Они спрашивают, что выбрал каган. Константиус залился тонким женским смехом.
— Он — очень бережливый человек. Каган никогда не тратит свое золото, если только на него может потратить кто-то другой.
Он повернулся и потрусил за хозяином, подобрав свои Длинные полы.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Дитрик не переставая дрожал в холодном мокром рассвете. Вокруг него были юрты, покрытые только выпавшим снегом. На крыше хибарки Яя, там, где выходил дым, снег растаял и снова замерз в маленький конус льда. Казалось, что еще никто не проснулся, кроме Такса и Яя. Они седлали коней. Не спали и Дитрик с Юммейк, которая сидела у дверей юрты на ковре, сложив руки на коленях.
Как только Ардарик обнаружит, что Дитрик пропал, он сразу же поймет, где он. Такс был уверен, что ему удалось благополучно ускользнуть, но Дитрик каждую секунду думал, что сейчас увидит отца, мчащегося по деревне гуннов. Он может начать скандал, который неизвестно чем закончится. Ему вдруг почему-то представились запорошенные снегом юрты в виде яиц, где внутри уютно согрелись люди, а Ардарик разбивал скорлупу, и гунны выливались наружу в виде содержимого яиц. Он начал дрожать и пожалел, что вообще ввязался в эту историю.
Дитрик надел свою старую овчинную шубейку поверх тулупчика, полученного у Такса. Гунны помогли набить его сапоги соломой, но все равно холод пробирал его до костей.
Лошадка Такса, лохматая, как пастуший пес, стояла перед юртой и поедала снег. Яя вышел, неся с собой длинный куль, и бросил его на седло лошадки. Лошадь, как всегда, прижала уши и подняла вверх ногу, чтобы стукнуть его копытом. Но Яя быстро отошел к своей лошади. Такс подошел к лошадке и крепко приторочил поклажу к седлу. Дыхание у него вырывалось клубами.
Когда Дитрик попросил у отца позволения отправиться с ними, Ардарик гневно отказал ему и добавил, что гунны чего-то хотят от него, чтобы он оказался у них в долгу. Дитрик почти поверил его предупреждению. Но даже если это было правдой, ему не хотелось терять шанс съездить в Сирмиум, повидать римлян и провести время в поездке вместе с гуннами. Даже когда каган повел свою армию сражаться, очень мало германцев отправились вместе с гуннами. Обычно гунны ехали в авангарде и позади армии и занимались разведкой, а германцы были основным ядром армии. Их использовали только, когда гунны уже выполнили всю самую, можно сказать, «интересную работу».
Такс и Яя сели на лошадей. Юммейк поднялась с коврика и вышла вперед, подняв кверху лицо. Сначала она подошла к Яя и, улыбаясь, что-то сказала ему. Он быстро погладил ее по грубым черным волосам. Потом она подняла руку в приветствии Таксу, и тот ответил ей. Тогда она отправилась по снегу к Дитрику, подняв вверх широкие штанины, чтобы не сильно мочить их.
— Дитрик! — воскликнула она. — Проследи за ними ради меня. Не разрешай никому их соблазнять!
Блеснули ее белые зубы, и она вернулась к Яя, а потом пошла домой.
Такс и Яя двинулись друг за другом. Дитрик ехал за ними и думал, что имела в виду Юммейк. Конечно, это была шутка, и она ничего серьезного не имела в виду. Он начинал понимать, как сильно отличались гунны от гепидов, и эти отличия казались ему удивительными и важными. На улице стало гораздо светлее. Сейчас тишину ночи нарушали крики детей и лай собак. Уже началось движение между домишками, и пока они ехали по деревне, шум кругом нарастал, а когда они достигли южной части деревни, шум и крики людей, ржанье лошадей, звуки и запахи готовящейся пищи, звяканье ведер усилились, как бывало днем, и гунны уже начали расхаживать по всей деревне.
Когда они проезжали мимо последней хижины, Такс сказал Дитрику:
— Не бойся, Ардарик тебя не догонит. Будь осторожен со своим конем. Если ты станешь слишком нагружать его, он может в снегу повредить кости.
— Я прикладывал ему к ноге припарки, — сказал Дитрик. Такс нахмурился.
— От них мало толку, пока он не охромел, но вреда тоже не будет.
Впереди, на покрытой снегом равнине, их дожидались на лошадях гунны. Их было примерно человек двенадцать. Дитрик ожидал, что их будет больше, так как считал, что посланцы из Константинополя будут охраняться большой группой людей. Яя погнал коня побыстрее. Люди, ожидавшие их, развернулись и двинулись вперед, и снег сразу стал затоптанным. Конь Дитрика без всякого принуждения прибавил ходу. Скакавший с ним рядом Такс начал застегивать свою шубейку, а пока поводья лежали на шее его лошадки.
Когда они начали двигаться, Дитрик уже не так сильно страдал от холода. Перед ними расстилалась равнина, вся покрытая снегом. Отец его не догнал. Дитрик оглянулся назад. Холм кагана и его частокол уже находились далеко за ними, и Ардарик теперь уже не сможет его остановить. Он стал смотреть вперед, крепко сжал в руках поводья и захохотал.
В сером небе поднялось солнце. Позади них Хунгвар вдали начал растворяться, а потом совсем исчез. Некоторое время они ехали параллельно реке. На фоне белизны снега и серого неба деревья по берегам реки казались черными. К полудню река осталась позади. Дитрик решил, что они продвигаются к югу. Бледное серебристое солнце передвигалось по небу, и оно было таким слабым, что на него можно было свободно смотреть. Дитрик вспоминал сказки своего детства о Снежном Великане и Снегурочке. Рассказы о борьбе холода и темноты с теплом солнца. Теперь эти истории уже никто не вспоминал, потому что они относились к тому времени, пока Христос не пришел к германцам и не спас их. Теперь никто не желал вспоминать о том времени, когда они были прокляты, до прихода к ним Христа. Может, рассказы были именно об этом — холод и темнота до пришествия Христа.
— Когда мы прибудем в Сирмиум? — спросил он Такса.
— Кто знает? Через три дня, а может, через четыре. Дитрик думал, что Сирмиум находится подальше. Он смотрел на профиль Такса. Маленький гунн улыбался, глаза у него блестели. Он, наверно, был счастлив. Дитрик вспомнил историю о том, как Такс один возвращался из Италии после того, как армия оставила его там. В первый раз, когда он ехал по равнине, он понял, почему его отец не мог этому поверить.
— Когда ты был в Италии…
Такс посмотрел на него. Дитрик не мог придумать, как ему спросить о том, что он хотел узнать. Он облизал губы и посмотрел вперед. Другие гунны ехали широким неровным полукругом. Некоторые из них переговаривались, другие молча ехали в стороне,
— Ты не боялся? — наконец спросил Такса Дитрик. — Ты ведь был один.
Такс выставил вперед нижнюю губу, как обиженный ребенок.
— Я ничего не боюсь.
— Я хочу сказать — одиночества.
Такс упорно отводил от него взгляд. Дитрик попытался сказать все по-другому, чтобы Такс не подумал, что он мог испугаться.
— Я был бы так одинок, что просто умер бы. Я не думаю, что смог бы все это вынести.
Такс искоса посмотрел на него. Было ясно: он считает, что Дитрик не смог бы все это вынести. Но он немного размяк и снова начал улыбаться.
— Почти до самого конца я не был один. Со мной был Мараг — брат Яя.
Дитрик взглянул на Яя.
— Я не знал этого.
— Он умер в горах. Там было труднее всего. Мы не понимаем гор. Мы не можем там найти пищи. Еще там очень холодно и нечем кормить лошадей.
Яя придержал коня, чтобы они могли его догнать. Когда они поравнялись с ним, он что-то быстро сказал на своем языке, показав назад. Такс кивнул и утвердительно ответил ему. Яя глянул на Дитрика, словно он его не видит. Его взгляд был неприятен Дитрику.
— Мы научим его говорить по-гуннски, — сказал Такс на германском языке, показав жестом на Дитрика.
— Зачем? — спросил Яя. — Он и так уже наш друг. Такс широко раскрыл глаза.
— Почему ты злишься?
— Я не злюсь.
Яя отвернулся. Казалось, что он был от них далеко. Такс пожал плечами и посмотрел на Дитрика.
— У Яя очень плохой характер, и он волнуется из-за Юммейк.
— Кто о ней позаботится? — спросил Дитрик.
— Трубач. Она… Яя сказал:
— Не говори ему ничего. Юммейк принадлежит мне!
— Я никогда не думал… — начал Дитрик, но Такс его прервал.
— Оставь его в покое. Если ты не хотел, чтобы он ехал, то почему ничего не сказал раньше?
Яя все еще смотрел вперед на равнину и воинственно выставил вперед подбородок.
— Мне все равно.
Такс наклонил голову и с интересом посмотрел на него. Потом он снова осторожно заговорил с ним. Яя ему ничего не ответил, стукнул лошадь и ускакал вперед. Он присоединился к группе всадников, которые ехали справа от них. Такс с завистью посмотрел ему вслед.
— Мне бы хотелось ездить так же, как он, — сказал Дитрик. Он был доволен, что Яя ускакал от них.
— Яя знает слово, благодаря которому его слушаются лошади, — заметил Такс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33