Чудин опять поклонился.— Да ведь и я не скрывал этого от тебя, милостивый князь, говорил ведь, не доброе думают на Красном дворе… Прости меня, милостивый князь! — Чудин опять поклонился в пояс. — Но так как тысяцкий здесь, я скажу тебе всю правду, а он пусть подтвердит. У ляшского короля двор больше, чем у тебя; ты приглашаешь к себе на пиры, а там каждый день пир, и кто бы ни пришел к нему, всяк желанный гость.Изяслав крутил усы и бороду, сопел; его лицо налилось кровью, глаза заблестели, как у разъяренного тигра.— Да что тут скрывать перед тобой, милостивый князь! — отозвался Вышата. — Чудин навряд ли видел несколько раз то, что я вижу каждый день.Изяслав призадумался и опустил глаза.— Люблю моих друзей, — сказал он, — но и врагов не боялся никогда… Отныне более не буду пить с ними ни меда, ни вина.Вдруг он поднял голову.— Ты говоришь, они думают ехать на Соколиный Рог с соколами, ну, пусть едут… пусть едут… Может, это будет последняя ляшская охота на Русской земле, — угрожающе прибавил он.Видимо, гнев князя не имел границ: он сидел со сгорбленной спиной и долго думал. Затем вскочил и стал ходить по избе, его лицо пылало.— Он прокладывал мне дорогу к отцовскому престолу, а теперь торит для себя. Но этому никогда не бывать!Изяслав смотрел прямо в глаза стоявшему напротив него Вышате.— Боярин! Ты друг мне?Вышата поклонился.— Милостивый князь! — отвечал он. — Мой отец, дед и прадеды были друзьями князей и служили верою и правдой матушке-Руси.— Хорошо, спасибо! — отвечал князь, несколько успокоившись. — Возвращайся домой… смотри в оба. Ты живешь ближе всех от гнезда ос, которых много развелось в нашем доме. Я пришлю к тебе посоветоваться.Вышата понял намек.— Мое желание, милостивый князь, чтобы ты был спокоен на Руси и приобрел любовь твоего народа, — отвечал он. — Клянусь служить тебе верою и правдою, потому вижу, что дело повернулось не к добру.Вскоре Вышата уехал, и князь остался наедине с Чудиным.— Этот человек, милостивый князь, сослужит тебе верную службу.— Да, если Болеслав не подкупит его.— Не продастся: ведь у него отняли Люду.— Да, ты прав, — усмехнулся князь. — Где черт не справится, туда бабу пошлет. Но разве он ее еще не забыл? Ведь он засылал к ней сватов, да она отослала их ни с чем.— Отослала и не отослала… Старик просил их пообождать, потому девка больно молода. Вышата ждал и дождался, пока король похитил девку из-под носа. Теперь он и рад бы отнять ее, да нет силы… Уже и к колдуну ездил.— Как, к Добрыне? — прервал князь.— К Добрыне… Тот обещает возвратить девку.Воцарилось минутное молчание.— Лжет он, — отозвался Изяслав, — впрочем, пусть попробует. Вышата мне нужен… не мешало бы его привязать к себе. Конечно, ни словом, ни шубою, ни медом я не привяжу его, но можно найти другой подход.Князь снова замолчал, будто искал средство, чем бы привязать к себе Вышату.— Где Добромира? — вдруг спросил он. — Ведь мамка Люды ближе всех стоит к ней.— Добромира на Красном дворе.— Тем лучше! Надо ее умаслить, пусть поговорит с Людою насчет Вышаты… Это лучший путь к достижению цели, а мы попробуем что-нибудь еще.Изяслав велел позвать гридня.— Отыщи Славошу и прикажи ему прийти на великокняжеский двор, — обратился он к отроку.Юноша ушел, за ним следом ушел и Чудин. Князь остался в гриднице один. Он сел в конце стола на скамью, налил в чашу из кувшина, стоявшего на столе, вина, выпил и доливал почти каждую минуту. Время от времени он быстро вставал, ходил по избе, ворчал, кому-то грозил, крутил усы и бороду, подходил к столу, снова дрожащею рукою наливал мед в чашу и выпивал. После долгого ожидания дверь княжеской гридницы скрипнула, и посланный отрок показался на пороге.— Ну, что? — спросил он.— Славоша здесь, милостивый князь!— Пусть войдет.Через минуту в дверь вошел какой-то странный человек. На худом, пожелтевшем и сморщенном лице едва заметны были реденькие борода и усы, росшие клочками. Лоб был мал и узок, но быстрые, глубоко посаженные глаза свидетельствовали о проворстве и изворотливости. На нем был линялый зеленый кафтан, подпоясанный красным шелковым поясом. В правой руке он держал шапку, а левую заложил за пояс. По виду его, однако, нельзя было сказать, что он слуга, напротив, он выглядел человеком, знавшим себе цену.Изяслав долго не поднимал головы; упорно глядя в чашу с вином, он молчал и думал.— А, это ты, Славоша? — наконец без всякого оживления спросил он, поднимая голову и зорко вглядываясь в него.Да, это был Славоша.Вместо ответа он вынул левую руку из-за пояса и слегка поклонился князю.— Ты должен мне сослужить верную службу! — медленно проговорил князь.Славоша снова слегка поклонился в знак согласия.— На днях ляшский король, — продолжал Изяслав, — намеревается ехать на охоту в Соколиный Рог… Понимаешь? Нужно, чтобы ты повидался с ним… Понимаешь?Славоша продолжал кланяться, но молчал. Изяслав тоже замолк, склоняясь над столом, он что-то обдумывал.— Впрочем, это твое дело. Увидишься ли ты с ним на охоте или дома, мне все равно… Ведь ты знаешь, что я не забываю своих верных слуг.Славоша опять поклонился.— Повидайся с боярином Чудиным…Славоша упорно молчал, кланяясь при каждом слове.Изяслав сидел на дубовой скамейке с поручнями, вытянув ноги, Славоша продолжал стоять перед ним с шапкою в руке, переминаясь с ноги на ногу.— Знаешь Люду? — спросил князь, поднимая глаза.— Знать-то знаю…— Она на Красном дворе?— Да, на Красном дворе…Опять воцарилось молчание. Славоша смотрел на князя вопросительно. Он угадал, что князь, кроме данного ему поручения, хотел еще что-то сказать, но не решался.— Ведь Люда, вероятно, сидит там не по своей доброй воле! — начал князь, сдвинув брови и глядя в пол. — Небось, силою похитил ее этот бабник… а потому надо, чтобы и ты силою отнял ее у него… слышишь?— Слышу, милостивый князь!Изяслав знал о том, что Вышата не жалует Болеслава, и, чтобы привлечь молодого боярина на свою сторону, во что бы то ни стало решил соединить его с Людою. Для этого он готов был выкопать целую пропасть между королем и Вышатой, только бы расположить последнего к себе. Шаг этот был важен для него, и неудивительно, что Изяслав не особенно надеялся на влияние Добромиры на Люду. Вероятно, он был уверен, что из этого ничего не выйдет… К тому же он рассчитывал, что оба его плана можно было исполнить одновременно.Славоша молча выслушал Изяслава и, когда тот кончил, поклонился и ушел, не сказав ни слова.На дворе он встретился с Чудиным.— Ну, что? — спросил боярин.— Князь сказал, что ляшский король скоро поедет на охоту на Соколиный Рог, только я туда не поеду, — отвечал Славоша.Чудин пытливо посмотрел на него.— Он будет возвращаться через Дебри, — намекнул Чудин.Но Славоша сам понял поручение князя.— Да, но там будет Болех, Вшебор, вся дружина, примажется наш Варяжко. А на кой мне бес все они!Что касается поручения относительно Люды, он даже о нем не вспомнил, считая его второстепенным. Проходя по двору к калитке, они тихо разговаривали между собою, и посторонний, наверно, заметил бы, что они расстались друзьями, так как оба сняли шапки и кланялись друг другу в пояс, как равные. Неизвестно, чем кончилась их беседа, только на другой день оба вдруг исчезли, точно в воду канули, и ни одного из них не было видно ни в Княжьем конце, ни на Великом дворе.Изяславу очень не нравилось братанье Болеслава с русскими; он смотрел на это с недоверием и страхом, возраставшими с каждым днем. Ввиду того, что половцы начали беспокоить киевлян, он разместил у городских ворот и у застав рать, дружину собрал на Великом дворе, а в городе усилил надзор и ночную стражу. С заходом солнца никого не впускали и не выпускали из города. Таков был приказ князя.Однако, несмотря на распоряжение властей не пропускать никого, поздней ночью, когда везде уже погасли огни и только на стенах башенок мелькали светочи Светоч — здесь: факел.

, в Ляшские ворота постучали два всадника. Первого легко было узнать, это был конюх Изяслава; что касается второго, то на нем был надет шлем с забралом, закрывавшим ему все лицо, и проволочная кольчуга.— Без приказания князя не велено никого пускать, — сказал стражник, заслышав стук.— Покажи знак, — отозвался всадник в шлеме и кольчуге, обращаясь к товарищу.При звуке этого голоса стражник начал всматриваться в говорившего, точно его голос был ему знаком. Конюх вынул знак и показал его. Ворота тотчас открылись, и оба всадника, проехав их, повернули к Подолу.Ворота снова закрылись, и, когда двое стражников остались один на один, первый спросил у второго:— Странно… Кто это? У них есть позволение от князя въезжать во все ворота во всякое время.Другой призадумался, но, поозиравшись, как бы боясь быть подслушанным, произнес:— По голосу, кажись, Славоша.— Славоша? Гм… хорошо же он закрыл свое лицо.— Хорошо, да, видно, не к добру.— Да, дело тут не чисто.— Тьфу, черт бы его побрал, этого разбойника! Хоть бы он свернул себе шею… его уже давно на том свете ищут с фонарями.Действительно, это был Славоша, и стражники не ошиблись, говоря, что он ехал в Берестово.Уже начало светать, когда оба всадника доехали до Берестова и уже стучались в ворота хором Вышаты. Издали долетел какой-то шум, похожий на звяканье оружия, топот копыт, ржание лошадей и вой собак. Оба прислушались. Тут открылись ворота, и они въехали во двор. Едва отроки успели принять у них лошадей, как на рундуке показался Вышата.— Бью челом, боярин тысяцкий!Вышата любезно приветствовал прибывших.— Милости прошу, не побрезгуйте моим хлебом-солью!Все трое на минуту остановились на рундуке.— Отчего это у тебя, боярин, так шумно в Берестове? — спросил Славоша, невольно прислушиваясь к шуму, доносившемуся до них издали.— Да у нас всегда весело, — отвечал, сдерживая гнев, Вышата. — Наши гости из Красного двора отправляются на охоту.— На охоту? Ну, пусть их едут на здоровье… желаю им весело охотиться, — злобно усмехнулся Славоша.Все вошли в гридницу.В это время по лесной дорожке, ведущей из Берестова на Предиславино и Василев, проезжал охотничий отряд короля Болеслава, направлявшегося через Дебри на Соколиный Рог. Впереди ехал король; его опережали несколько конных отроков в венгерках для проверки дороги. Рядом с ним ехал верный боевой товарищ Болех Ястржембец, а за ним длинная вереница бояр и сановников Изяслава. Среди них находился Варяжко, который зычно хохотал и рассказывал про охоты, какие устраивались в прежние времена в Дебрях при Владимире и Ярославе на волков и медведей с рогатинами. Отряд тянулся длинной вереницей, так как тропинка была очень узка. За толпой бояр следовал сокольничий с любимым кречетом короля. Кречет спокойно сидел на плече с колпачком на голове, только иногда он приподнимал свои крылья, как бы желая взлететь, но, угрожающе поклокотав, снова успокаивался. Далее двигалась целая толпа отроков, ловчих с соколами и в конце концов толпа конных псарей. Каждый из них вел на ременном смычке нескольких псов, подобранных для охоты на волков и медведей. Болеслав нарочно приказал взять с собою собак, предполагая на обратном пути поохотиться на зверей, которых в Дебрях было чрезвычайно много. Ржание коней и вой собак сливались в одну музыку и общим эхом отзывались и в Кловской долине, и на Крещатике; перелетали над мочажинами Мочажина — небольшое, гладкое (без кочек) болотце.

в лозняк Лыбеди и замирали в лесу на Шулявке и Лысой горе.Спустившись лесною тропинкою вдоль Кловского потока, к началу Крещатой долины, отряд по широкой песчаной дороге отправился через Василев к Соколиному Рогу, находящемуся налево от долины, как бы вырастая из-под земли и возвышаясь зелеными верхушками деревьев над всеми окрестностями.Еще серый утренний туман покрывал вершину Рога, точно пеленою, когда весь отряд приблизился к его песчаному подножию. Сокольничий и сокольники последовали за Болеславом по узкой тропинке вместе с отрядом бояр и гостей, псари же остались внизу. Вообще-то из Красного двора был кратчайший путь к Соколиному Рогу по долине Лыбеди, вокруг Берестова, но эта дорога была чрезвычайно узка и болотиста, так что по ней почти никто не решался ездить, а тем более с таким отрядом.Солнце уже всходило, когда Болеслав, бояре и сокольники взобрались на вершину Соколиного Рога. Долина Лыбеди уже просыпалась. Утреннее солнце, проникнув золотистыми лучами через расстилавшийся туман, рассеяло его над зелеными мочажинами и густым лесом и осветило всю долину.Налево, над Лыбедью, тянулись дымящиеся утренней мглой леса, направо — туман уже рассеялся, и наверху холма можно было разглядеть толстые стены, вившиеся вокруг города, точно змеи. Они исчезали за деревьями и зеленью садов и выгибались на закруглениях дугою, как бы подставляя ее солнцу. За ними или, точнее, в их окружении, возносились высокие, золотистые купола монастырей Святой Софии, Святого Михаила, Десятинной церкви и многих других. И над этим великолепием поднимался утренний туман, рассеиваемый золотистыми лучами восходящего солнца. Вид этот невольно обращал на себя внимание, и каждый из охотников молча смотрел на эту восхитительную картину. А товарищи короля почему-то были грустны — наверно, тосковали по родине.Болеслав, оглядывая далекие и красивые окрестности, обратился к Болеху:— Не правда ли, какая прекрасная и богатая страна.— Да, богатая, милостивый король, — отвечал Болех, — но и наш край не хуже…В его словах звучало что-то вроде упрека, но Болеслав, казалось, не замечал этого.— Жаль только, что эти князьки грызутся между собою, как собаки, и делят каждую пядь земли, а между тем половцы рвут ее на куски.— Эх, милостивый король! И у нас не лучше. Здесь князьки, а у нас корольки, а защищать народ некому…Болех не кончил и призадумался. Какое-то невеселое настроение овладело им.— Но ведь ты знаешь, Болех, — заговорил король, помолчав, — что я и дома не сидел сложа руки… дрался с немцами и усмирял мадьяр.— Да, и на Русь пришел ты не без цели… Но мы слишком далеко от дома… пора бы вернуться.Болеслав задумчиво посмотрел перед собою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22