Однако не мог он залить свое горе вином, рев медведя не мог заставить забыть любимую. Измученный и усталый, он возвращался домой, в горячке бросался на постель и не находил покоя; счастливые лица короля и Люды, обвивавшей его своими руками, преследовали несчастного.— Будь ты трижды проклята! — восклицал он сквозь сон. — Ты, которая забыла дом своего родителя, девичью честь, старика отца, который не пережил бы этого позора… И ради кого!..И он вскакивал с постели, хватался за меч, будил отрока и приказывал ему зажигать лучину…Неудивительно, что Вышата, находясь позади Чудина, неохотно отвечал на его вопросы: его мысли были заняты Людою, перед его глазами являлись одни и те же грустные картины. Чудин, воспитанный в княжеской гриднице, ловкий, осторожный и услужливый, если это оплачивалось, легко догадался, о чем печалится Вышата, и решился извлечь из этого для себя пользу; поэтому он бросал ему слово за словом, заставляя его разговориться. Он давно заметил его тайную ненависть к королю и радовался, что приобретет для князя такого приверженца, который мог знатно ему послужить. Убедившись, что ненависть эта существует, он сам направился в гости к Вышате и теперь ехал с ним в Берестово, чтобы вместе поохотиться несколько дней. Ему было необходимо сблизиться с Вышатой.Тропинка, по которой они ехали уже с полчаса, была не особенно удобна для путешествия, так как вилась между деревьями, густо сплетавшимися верхушками, отчего приходилось часто нагибаться, иначе при каждом прикосновении головы к ветвям крупные капли росы обдавали их дождем. После получасовой езды кони стали беспокойно прядать ушами, словно почуяв зверя или близкое жилье. И правда, жилье было недалеко, так как вскоре послышался лай собаки, хотя всадников все еще окружали высокие непролазные чащи из лип и кленов. В утренней тишине, нарушаемой шелестом листьев и лаем собаки, можно было различить журчание воды.— Теперь недалеко, — проговорил Чудин, поворачиваясь к Вышате, ехавшему сзади.— Он дома? Как ты думаешь? Чтобы даром не сделали крюк…— Дома!.. Слышишь, собака лает, вода шумит по лотку, должен быть дома.Лай собаки становился отчетливее, тропинка как будто делалась шире, и вскоре послышался рев скота в поле. По обочинам тропинки росла крапива; далее виднелась сквозь разреженные ветви деревьев поляна, за нею показались почерневшие соломенные крыши. Как бы приветствуя их, на тропинку выскочила собака и начала громко лаять и бросаться на лошадей, но видя, что не может их остановить, бросилась в кусты, заливаясь еще громче. Всадники выехали на небольшую поляну, служившую вместо двора перед домом Добрыни. Они остановились посередине, тихо разговаривая и посматривая на избу, ютившуюся под двумя ветвистыми деревьями.Изба была невелика, старая, покрытая соломою и почерневшая от дождей и непогоды. Вся крыша поросла зеленым мхом и травою, из которой, точно гиганты, выглядывали колосья ржи и лесной спорыньи. Через темно-бурый покров прорывался дым и, черными клубами прокатившись по соломе, поднимался к вершинам деревьев, расплывался в воздухе, исчезал в золотистой солнечной выси. Услышав топот коней и лай Бурки, чья-то невидимая рука отодвинула слуховое оконце в стене избы, выглянуло чье-то лицо, спряталось, и окошечко снова задвинулось.Невдалеке от всадников, в густой траве, виднелась протоптанная тропинка, она вела через кусты калины и орешника к ручью. За кустами мелькало колесо мельницы, слышался шум воды.— Кто-то показался и спрятался, — заметил Вышата. — Видно, боятся!— Ну, здесь некого бояться, да и нечего, — отвечал Чудин и, как бы в подтверждение своих слов, повернулся к избе и громко крикнул:— Эй ты, старуха!.. Дома Добрыня?Дверь избушки открылась, и на пороге показалась дряхлая старуха, опиравшаяся на клюку. Она посмотрела на всадников с любопытством, но не без подозрения.— Дома, — отвечала она, — где же ему быть… Видно, на мельнице… Сейчас позову его к вашей милости.И старуха, боязливо озираясь, потихоньку поплелась по тропинке к мельнице.В ту же минуту на тропинке среди пышных кустов показалась высокая фигура еще довольно сильного старика, шедшего с непокрытой головой. Впереди с лаем бежала собака. Макушка у старика была довольно плешивой, но вокруг волосы были, они спускались на плачи длинные, седые. Борода тоже была седая и длинная. Он шел не торопясь и рассматривал всадников.Старушка увидела его прежде других и остановилась:— Да вот и Добрыня!Вышата и Чудин повернулись в ту сторону.Старик, подходя к ним, поклонился в пояс с притворной покорностью.— А мы к тебе, Добрыня, приехали в гости! — сказал Чудин.Оба всадника сошли с коней, взяли их под уздцы и медленно пошли навстречу старику, между тем как Добрыня, приближаясь к ним, кланялся, но глядел подозрительно.— Много чести для нищего и одинокого старца! — отвечал он. — Но мне кажется, что-то у вас другое на уме?Все трое остановились, переглядываясь и перекидываясь редкими словами.— Простите, бояре, что не приглашаю вас в избу, там тесно, да и незачем задыхаться нам в душной хате, когда перед нами такая прекрасная и просторная изба!И Добрыня обвел рукою вокруг, показывая ту избу, крышею которой служило голубое небо, сверкающее на востоке ярко восходящим солнцем.— Лучше пойдем к мельнице, — прибавил он, — там по крайности можно привязать лошадей и свободно поговорить!И Добрыня повернул назад. За ним гуськом пошли Вышата и Чудин, ведя за собою коней.— Вот, видите, сколько здесь места, как изба-то велика! — заметил Добрыня.Всадники привязали коней к шлюзу. Чудин подошел к Добрыне и положил ему руку на плечо.— Так как же, старина? Что ты на все это скажешь?Поначалу показалось, что Добрыня знает действительно обо всем происходящем.— Что же я могу сказать? — равнодушно спросил лукавый старик. — Вы сидите за столом князя и знаете, с кем он ест, с кем пьет, с кем дружбу водит, кто ему приятель, а кто ворог. А я что!.. Вот иногда мне листья, а то и вода, падающая с желоба на колесо, а иногда и звезды, которые смотрят на нас… ну вот иногда кое-что все они и говорят мне, а от людей я ничего не узнаю.Чудин выказывал нетерпение.— Нам все равно, кто с тобою говорит… благо ты все знаешь, а коли знаешь, то должен сказать, за тем мы и приехали к тебе. Ведь ты же предсказал Всеславу…— Правда… предсказал. — Добрыня призадумался. — Скажите мне, бояре, как думает князь поступить с тем? — И он показал в направлении Красного двора.Чудин взглянул на колдуна исподлобья.— Плохо, — сказал он как бы про себя, — народ льнет к нему, что мухи к меду.— Да, ты прав, боярин! — отвечал Добрыня, гладя свою длинную бороду. — Льнет народ, льнут девушки, только до добра это не доведет!Тут он посмотрел на Вышату, тому явно не понравилось это замечание Добрыни. Он верил, что колдун знает все, и ему хотелось спросить о чем-то, но было совестно.— Ну, так как же, Добрыня? — приставал Чудин.— Гм! Как же? Ляхов нужно прогнать, вот и все! Пусть идут себе, откуда пришли. Пока этот королек и его дружина сидят на Красном дворе, Изяслав бесится от злости, не то он князь, не то нет! Ну, а если прогоните ляхов, так и успокоится.Чудину понравилась речь колдуна.— Так-так, ты прав, Добрынюшка… Видишь, и Добрыня то же говорит! — прибавил он, обращаясь к Вышате.Вышата молчал. Добрыня улыбнулся ему, похвала боярина пришлась ему по душе, он сам принялся себя хвалить.— Старик все может угадать, — говорил он. — Старик видит там, где вы ничего не видите.Это послужило поощрением Чудину.— А если ты так далеко видишь, старик, то скажи, как нам избавиться от ляхов?— Это уже дело ваше. У вас на то есть боярская дума, есть дружина… при вас вся сила…— Ну, а как бы ты поступил на нашем месте? — допытывался Чудин.Но Добрыня не давал решительного ответа.— Ну, я сам пособил бы своему горю, — пробурчал он, — пока течет Днепр… пока на дне лежат камни… пока есть липовое лыко…Он не кончил, как будто испугался.Чудин понял его намеки, повернулся к Вышате, многозначительно кивнул ему головой и, нагнувшись к уху Добрыни, полушепотом таинственно сказал:— Ты правду молвил, и за эту правду милостивый князь подарит тебе соболью шубу и кафтан боярский.— На то его воля… а по-моему, он должен делать так, как я говорю.Настала минута молчания, во время которого Добрыня взглянул на призадумавшегося Вышату.— Ну, а что думает ваша милость? — спросил он.Захваченный врасплох Вышата не знал, что ответить.— Да что? — сказал он неохотно. — Князю беда от ляхов, но и мне не веселее.— Так-то оно так, — проговорил Добрыня, как будто знал, в чем тут дело. — Ведь он отнял у тебя твою сизокрылую.Вышата нахмурился.— Отнял… пусть держит… потом расплатится.Добрыня покачал головой.— Да тебе-то от этого не легче, когда он станет расплачиваться… Нужно теперь вырвать ее из его рук. Зачем кровь воеводы позорить в теремах королевских?— Я то же говорю ему, — вмешался Чудин. — На силу нужно силою отвечать.Оба, по-видимому, подстрекали его к мести. Вышата недоверчиво покачал головой.— Оберегают ее! Нам с тобою не отнять… если князь за себя не умеет постоять, так что ему наша обида?— Вот как! — гневно воскликнул Чудин. — Хотя князь боится ляхов, которых привел сюда на свою голову, но и то надо сказать — не так страшен черт, как его малюют. Как, Добрыня?И Чудин выразительно посмотрел на Добрыню.— Не видал его, не знаю, — тихо отвечал колдун.Боярин не переставал шутить:— Давно уже не видал? Люди бают, ты каждый четверг ездишь к нему на Лысую гору вечерять.Добрыня пасмурно посмотрел на прибывших.— Вольно вам смеяться надо мною, бояре. А вот тысяцкому из Берестова, верно, не до смеха!Вышата, задетый за живое, не мог удержаться.— Мне не жаль девушки, Добрыня! Пусть ее любит, кого хочет, на то ее воля, но мое сердце болит при виде ляхов. Да разве одна моя Люда в их руках? А все-таки ни одной не вырвали из рук ляхов.— А я скажу вашей милости, что есть средство…В глазах Вышаты сверкнула молния. Он знал, что Люда не любила его, она добровольно бросилась в объятия ляшского короля, но то, что он не может вырвать ее из этих объятий, злило и возбуждало зависть. Хоть она его не любила, он готов был пожертвовать собою, только бы вырвать ее из рук возлюбленного. Вышата любил изменницу любовью, преисполненной страсти и зависти, любил и не мог заставить себя успокоиться. Ободряющие слова Добрыни нравились ему не как вселяющие надежду на счастье, нет, они поддерживали в нем жажду мести, сулили избавление от зависти.— Какое? — быстро спросил он.— Это уже мое дело. Мне жаль тебя, молодой боярин, и я исторгну твою возлюбленную хоть из ада. Да, исторгну, король сам прогонит ее… но только по моей воле. Дай мне срок, надо подумать!— Ну, а как насчет ляхов? — спросил Чудин.— Делайте так, как я вам сказал, но только потихоньку… Вы переловите их по одному, словно волков в засаде… Если это вам удастся, то Изяслав останется в Киеве, а если нет, то он так же будет княжить над полянами, как я над вами.— Говоришь ты гладко, но умно ли, посмотрим! — заметил Чудин. — Возвращаясь из Берестова, заеду к тебе, Добрыня, и, может, пришлю гостей для совета. А пока бывай здоров!— Поезжайте с Богом, бояре!— Едем! — сказал Вышата, взглянув на небо. — Солнце уже высоко, надо поспешить.Они отвязали лошадей, переседлали их, подтянули подпруги, попрощались с Добрынею и той же тропинкой поехали под гору. Через полчаса, когда они опять взобрались на крутую гору, направо от них мелькнул между деревьями Соколиный Рог, еще окутанный утренним туманом. Вдали замелькала средь лозы и тростников река Лыбедь, и наконец заблистал крест на Берестовском монастыре. VI. Соколиная охота Не долго Чудин и Вышата пробыли в Берестове. Боярин Чудин сумел уговорить Вышату перейти на его сторону. Последний, ничего не подозревая о засаде и не догадываясь, что Чудин желает расположить его к себе и умышленно разжигает в нем чувство мести, запутался, как зверь, пойманный в сети. Казалось, оба были согласны во всем и действовали единодушно, но в сущности это было иначе. Один старался выслужиться перед князем, другого угнетала сердечная боль и зависть… Оба не отличались терпением. Вышата только желал узнать, расположен ли к нему князь. Скоро представился случай убедиться: Изяслав призвал его к себе посоветоваться, как прогнать половцев, которые появились недалеко от Киева, появлялись на Лыбеди, нападали на сады и огороды киевлян и даже переправлялись на лодках около Неводницкой пристани, затем ярами и берегами Лыбеди подходили к самому городу. Чудин поехал вперед, чтобы предупредить князя о том, что Вышата приручен. Через два дня тысяцкий также явился на княжеский двор, и Изяслав встретил его с сияющим лицом.— Ну что, боярин! Разве у тебя мало рати для отражения половцев? Ведь они у тебя под носом мелькают, а между тем киевляне не дают мне покоя.Вышата с досадой махнул рукой.— Эх, милостивый князь, не всем слухам можно верить! Половцы здесь не ради войны, им нужна добыча… Они переплывают реку по десять — двадцать человек, не с ними же нам вести войну? Покажутся, покричат и разбегутся. Не гоняться же за ними.— Добро молвишь, боярин… Но ты сам видишь это, — прибавил он, подумав, — а народ кричит, что его никто не защищает.Вышата призадумался.— У тебя, милостивый князь, есть приятели под боком хуже всяких половцев…— Они такие же мне приятели, как и тебе! — отвечал Изяслав с гневом. — Довольно уж я насмотрелся на эти забавы и охоты, пора все кончать… Но раз ты упомянул ляхов, — прибавил он, — то говори, что слышно, ты близок к ним.— Не много хорошего могу сказать тебе, милостивый князь. Сидят они, как у Бога за печкою, пьют, едят и беседуют с твоими посадниками, воеводами и народом…Изяслав нахмурился и опустил глаза. А Вышата, точно не замечая этого, продолжал:— Ляхи скоро поедут на Соколиный Рог охотиться на лебедей с соколами. Там, верно, будут все ляшские старшины, дружина и сам король.Вошел Чудин и поклонился князю в пояс.— Слышишь, — обратился князь к нему, — Вышата говорит, что там, — и он показал рукою в направлении Красного двора, — мои посадники и воеводы пьют и братаются с ляхами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22