За это время она стала первой красавицей в этой части света. В свои девятнадцать лет она была обворожительна, смела и представляла собой блестящую партию, но ни одному мужчине пока не удалось залучить ее — ни в постель, ни под венец. Ей сделали предложение все холостые мужчины Азии, включая Купера. Ему, как и всем остальным, она отказала и в то же время не отказала… держала на привязи, как вообще всех своих поклонников. Однако Купер не расстраивался, он знал, что рано или поздно Шевон будет его женой. В Азию под опеку Уилфа Тиллмана ее отправил отец, сенатор штат а Алабама. Он надеялся, что его дочь понравится Куперу, а Купер — ей, и их союз еще более упрочит семейный бизнес. Купер влюбился в нее без памяти, едва лишь увидел.
— Вот и прекрасно, тогда мы немедленно объявим о помолвке, — в восторге предложил Тиллман, узнав об этом.
— Нет, Уилф. Давай не будем спешить. Пусть она попривыкнет к Азии, да и ко мне тоже.
Поворачиваясь к Струану, Купер улыбнулся про себя. Такая дикая кошечка стоит того, чтобы ее подождать.
— Наверное, это одна из «юных леди» миссис Фортерингилл.
— Что ж, ее крольчата на все способны.
— Ну, конечно. Вот только они не стали бы платить Аристотелю за это.
— Деньги могла бы дать сама Старая Кобыла. Дело от этого только выиграет.
— «Дело» и без того процветает. У нее сейчас лучшая клиентура во всей Азии. Ты можешь представить себе эту Каргу дающей деньги Аристотелю? — Купер нетерпеливо подергал себя за бакенбарды, — Максимум, на что она может пойти, это расплатиться с ним натурой. А может быть, он просто шутит с нами?
— Квэнс шутит над кем угодно и над чем угодно. Но над своим искусством — никогда.
— Кто-нибудь из португалок?
— Исключено. Если она замужем, муж разнесет ей голову из пистолета. Если она вдова… хм, что ж, тогда всей католической церкви лежать в руинах. — Резкие черты его лица сложились в усмешку. — Я использую все возможности «Благородного Дома», чтобы выяснить, о ком он тогда говорил. Ставлю двадцать гиней, что узнаю это первым!
— Идет. Если выиграю, я забираю вот эту картину.
— Черт побери, теперь, когда Брока на ней нет, она мне самому начала нравиться.
— Тогда сделаем так: победитель получает картину, и мы попросим Аристотеля вписать в нее проигравшего.
— Идет. — Они скрепили сделку рукопожатием. Внезапно раздался пушечный выстрел, и они посмотрели в сторону моря. В восточной части пролива появился корабль. Он словно летел над водой. Его прямые паруса — фок, грот, марсели, брамсели, бом-брамсели надувались кверху, выпирая прямоугольными куполами из-под врезавшихся в них бык-горденей и рифов; натянутые, как струна, снасти пели на разгоняющемся ветру. Клипер с косыми мачтами шел крутым бакштагом, так что брызги летели через планширь с подветренной стороны и волна из-под кормы взлетала вверх, а над пеной, отмечавшей его путь — белоснежной на бирюзовом фоне океана — морские чайки выкликали свое приветствие.
Опять громыхнула пушка, и с подветренного борта отделилось облачко дыма. «Юнион Джек» развевался на корме, «Лев и Дракон» — на бизани. Те из присутствующих на берегу, кто выиграли свои ставки, восторженно приветствовали корабль, потому что огромные суммы ставились на то, чей клипер первым дойдет домой и чей первым вернется.
— Мистер Маккей! — крикнул Струан, но боцман и сам уже спешил к нему с двойным телескопом.
— На три дня раньше срока — рекордное время, сэр-р, — объявил боцман Маккей, улыбаясь беззубым ртом. — Ох, сэр, вы только гляньте, как летит. Это обойдется Броку в бочонок серебра! — Он заторопился назад.
Клипер Струана «Грозовое Облако» вырвался из пролива и теперь, когда ему не нужно было лавировать, пошел прямо по ветру, быстро набирая скорость.
Струан приложил короткий сдвоенный телескоп к глазам и поймал в фокус условные флажки, которые искал. Послание гласило: «Кризис не разрешен. Новый договор с Оттоманской империей против Франции Разговоры о войне». Затем Струан осмотрел корабль, краска свежая, снасти не провисли, пушки на месте. И в углу фор-бом-брамселя он увидел небольшую черную метку — это был условный сигнал, который использовался только в крайних случаях и означал «Важные депеши на борту». Он опустил бинокль и предложил его Куперу:
— Не хотите взглянуть?
— Благодарю.
— Это называется бинокуляры или бинокль — «два глаза». Резкость наводится вот этим винтом в центре, — пояснил Сгруан. — Сделан для меня по специальному заказу.
Купер посмотрел в бинокль и увидел кодовые флажки. Он знал, что сейчас весь флот пытается разгадать, что они означают. Каждая компания тратила немало времени и денег, чтобы заполучить ключ к шифру «Благородного Дома». Бинокль оказался мощнее обычной подзорной трубы.
— Где я могу раздобыть партию этих штук?
— Сто гиней за бинокль. Год на поставку. Хочешь — соглашайся, не хочешь — твое дело, с горечью подумал Купер, хорошо знавший эту интонацию.
— Идет.
В этот момент были подняты новые флажки, и Купер вернул бинокль Струану.
Второе послание содержало только одно слово: «Зенит» — это был особый код внутри основного шифра.
— На вашем месте, — казал Струан, — я бы избавился от хлопка, закупленного вами в этом году. И побыстрее.
— Почему?
Струан пожал плечами.
— Просто пытаюсь оказать небольшую услугу. Извините, мне пора.
Он зашагал навстречу Роббу, направлявшемуся к ним вместе с боцманом. Купер смотрел ему вслед. Что же кроется за этими чертовыми флажками, спрашивал он себя. И что он имел в виду, говоря о нашем хлопке? И почему, черт побери, до сих пор еще не прибыл пакетбот с почтой?
Вот это и делает торговлю таким захватывающим делом.
Ты покупаешь и продаешь для рынка, который откроется через четыре месяца, зная только цены рынка, закрывшегося четыре месяца назад. Один просчет, и тебя ждут унылые стены долговой ямы. Тонко рассчитанный риск, который себя оправдал, и ты можешь удалиться на покой и навеки забыть про Восток. Купер почувствовал, как в кишечнике поднялась и покатилась вверх волна боли. Эта боль никогда не отпускала его и уже давно стала для большинства торговцев неотъемлемой частью жизни на Востоке.
Так что же крылось за предостережением Струана… дружеская подсказка или намеренный обман?
Капитан Глессинг, стоя рядом с Горацио, провожал глазами «Грозовое Облако». В его взгляде сквозила зависть. Корабль являл собой достойный приз, и, поскольку он был первым в этом году кораблем, вернувшимся из Англии с заходом в Калькутту, его трюмы сейчас буквально ломились от опиума. Глессинг тоже мучился вопросом, что означают флажки. И почему на фор-бом-брамселе появился черный квадрат.
— Прекрасный корабль. — заметил Горацио.
— Да, корабль замечательный.
— Даже если это пират? — с иронией спросил Горацио.
— Пиратом его делают владельцы и груз в трюмах. Корабль есть корабль, а это один из самых статных молодцов, когда-либо служивших человеку, — сухо ответил Глессинг. Остроумие Горацио его не позабавило. — Кстати, раз уж речь зашла о кораблях, — сказал он, стараясь, чтобы приглашение не прозвучало нарочито. — Не согласитесь ли вы и мисс Синклер отужинать со мной сегодня? Я бы хотел показать вам свой фрегат.
— Это очень любезно с вашей стороны, Джордж. Я с удовольствием принимаю приглашение. И Мэри, я полагаю, будет в восторге. Она еще ни разу не поднималась на борт фрегата.
Может быть, сегодня, сказал себе Глессинг, мне представится возможность выяснить, как Мэри ко мне относится.
— Я пришлю за вами баркас. Три склянки — последняя полувахта — вас устроят?
— Давайте уж тогда встретимся, когда пробьет восемь склянок, — небрежно заметил Горацио, желая показать, что он знаком с морской терминологией: три склянки в эту вахту означали половину восьмого, тогда как восемь склянок отбивали в восемь часов ровно.
— Очень хорошо, — кивнул Глессинг. — Мисс Синклер будет первой женщиной, которую я принимаю на борту.
Господи, подумал Горацио, а ведь Глессинг, похоже, испытывает к Мэри нечто большее, чем мимолетный интерес.
Ну конечно! Приглашение предназначалось для нее, а вовсе не для меня. Какое нахальство! Как этот напыщенный осел смеет надеяться, что Мэри хоть на секунду может подумать о нем как о возможном спутнике жизни. Или что я позволю ей выйти замуж так рано!
Стук мушкета, упавшего на камни, заставил их обернуться. Один из морских пехотинцев потерял сознание и ничком лежал на берегу.
— Какого дьявола, что с ним такое? — раздраженно спросил Глессинг.
Главный старшина корабельной полиции перевернул молодого солдата.
— Не могу знать, сэр. Это Норден, сэр. Он уже давно как бы не в себе, недель этак несколько. Наверное, у него лихорадка.
— Хорошо, оставьте его, где лежит. Соберите матросов. Морская пехота — к лодкам! Когда все поднимутся на борт, вы вернетесь и заберете его.
— Есть, сэр-р.
Старшина подобрал мушкет Нордена, перебросил его одному из пехотинцев и увел людей к лодкам.
Когда они отошли на достаточное расстояние, Норден, который лишь притворялся, скользнул в тень ближайших валунов и спрятался там. Господи Иисусе, ниспошли мне спасение и обереги, пока я не доберусь до Тай-Пэна, истово молился он. У меня больше никогда не будет такой возможности, как сейчас. Защити меня, благословенный Боже, и помоги добраться до него, прежде чем они вернутся за мной.
Брок стоял на юте своего корабля и смотрел на флажки в подзорную трубу. Шесть месяцев назад ему удалось получить ключ к шифру Струанов, и он смог прочесть первое послание. Теперь он ломал голову над тем, что это еще за «Зенит»? Что может значить эта чертовщина? И что есть такого важного и срочного в договоре с турками, что капитан решился вот так, в открытую, передать это сообщение, пусть даже и зашифрованное, вместо того чтобы тайно доложить о нем Струану, когда тот прибудет на борт? Может быть, они узнали, что я разгадал их шифр? Может быть, они специально подсовывают мне эту информацию, а «Зенит» означает для них, что это сообщение — фальшивка. «Кризис» и «война» должны означать, что цена на чай и шелка поднимется. И, видимо, на хлопок тоже. Наверное, стоит начать скупать и то, и другое, и третье. Если только все это правда. Да, и, возможно, угодить прямо в капкан, который расставил для меня Струан. Где, черт побери, болтается «Седая Ведьма»? На этот раз ее обставили — это никуда не годится. Дьявол забери Горта! Его нерасторопность обошлась мне в тысячу гиней.
Горт был его старшим сыном и капитаном «Седой Ведьмы». Сыном, которым можно было гордиться. Рослый, как отец, такой же суровый и могучий, и вдобавок ко всему превосходный моряк, знавший все тонкости морского дела. Да, такой сын сумеет продолжить начатое тобой, с гордостью думал он, он достоин того, чтобы через год-другой стать Тай-Пэном. Брок молча помолился за безопасность Горта, потом опять стал проклинать его за то, что тот пропустил «Грозовое Облако» вперед.
Он перевел подзорную трубу на берег, туда, где стояли, беседуя, Струан и Робб, и пожалел, что не может слышать их разговора.
— Извините меня, мистер Брок. — Это был Нагрек Тум, капитан «Белой Ведьмы» — крупный, крепко сбитый уроженец острова Мэн с огромными руками и лицом цвета мореного дуба.
— Да, Нагрек?
— По флоту ходят слухи… Я не очень-то им верю, но с другой стороны, кто знает — дыма без огня не бывает. По этим слухам, военный флот вот-вот получит распоряжение положить конец контрабанде опиума. И наши корабли можно будет захватить как пиратские.
— Да, такое не часто услышишь, — презрительно усмехнулся Брок.
— Я поначалу тоже смеялся, мистер Брок. Пока не услышал, что приказ будет оглашен сегодня, когда пробьет четыре склянки. И что Струан уговорил Лонгстаффа предоставить нам отсрочку на шесть дней, чтобы мы могли продать имеющиеся у нас запасы.
— Ты уверен? — Брок едва успел переварить эту поразительную новость, как со стороны трапа послышался шум. На палубу тяжело ступила Элиза Брок, крупная женщина с толстыми руками и силой здорового мужчины. Ее поседевшие волосы были убраны в неплотный пучок на затылке. Следом за нею на палубе показались две их дочери — Элизабет и Тесс.
— Доброе утро, мистер Брок, — приветствовала Лиза своего супруга, твердо встав на палубе и сложив руки на огромной труди. — Прекрасный денек, право слово.
— Где вы были, душа моя? Здравствуй, Тесс. Привет, Лиллибет, милая, — заговорил Тайлер Брок. Он обожал своих дочерей, и это чувство сейчас целиком заполнило его.
Элизабет Брок, шести лет, с коричневыми кудряшками, подбежала к отцу, сделала книксен, едва не упав при этом, потом вскочила к нему на руки и, обняв, крепко прижалась. Он рассмеялся.
— Мы навещали миссис Блэр, — ответила Лиза. — Бедняжка, ей совсем худо.
— Она потеряет младенца?
— С Божьей помощью, нет. Доброе утро, Нагрек.
— Доброе утро, мадам, — поклонился Тум, отводя глаза от Тесс, которая стояла у фальшборта и смотрела в сторону острова. Тесс Брок, высокой девушке с красивой фигурой, которую подчеркивала туго перетянутая по моде того времени талия, было шестнадцать. Слишком резкие черты лица не позволяли назвать ее очаровательной. Но это лицо, говорившее о сильной натуре, все дышало жизнью, и потому ее находили привлекательной. И очень желанной.
— Я распоряжусь насчет еды. — Лиза заметила, как Нагрек смотрел на Тесс. Девочка выросла, подумала она, пора бы ее уже помолвить. Но уж, конечно, не с Нагреком Тумом, клянусь Господом. — Пойдем-ка вниз, Тесс. Сама, сама давай, Лиллибет, — добавила она, когда Элизабет потянулась к ней, просясь на руки.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мамочка. Ну вот пожалуйста-пожалуйста!
— Надо ходить своими ножками, девочка моя. — С этими словами Лиза подхватила крошку огромными ручищами и понесла вниз. Тесс направилась к трапу следом за ней, улыбнувшись отцу и застенчиво кивнув Нагреку.
— Ты уверен насчет Струана и Лонгстаффа? — повторил Брок свой вопрос.
— Да, — ответил Нагрек, с усилием прогоняя образ девушки из разгоряченных воображением мыслей. — Стоит вложить золотую гинею в руку человека, как у него сразу отрастают длинные уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19