на бирже узнали, что судно, купленное господином Хопе за триста тысяч гульденов, пришло в Мадрид. Хопе тотчас застраховал на небольшую сумму его плавание от Мадейры до Текселя. Казанова уже мог распоряжаться своими десятью процентами дохода.
«Теперь», сказал ему Хопе, «вы достаточно богаты, чтобы сравняться с нами, и благодаря своей каббале, вы в несколько лет будете еще богаче. Я стану вашим агентом, мой друг, вашим пайщиком, а вы станете моим сыном, если моя дочь захочет этого и вам понравится.»
Эстер сияла от счастья. Но непреодолимое сопротивление любому браку заставило его надолго замолчать, наконец он высказал благодарность и любовь, только вначале он должен быть в Париже из-за своих правительственных дел, после возвращения в Амстердам его судьба решится. Этот длинный доклад понравился всем: Хопе, его дочери и Казанове.
Через восемь дней Хопе предъявил ультиматум: Франция теряет девять процентов, Казанова свои комиссионные.
Казанова написал д'Аффри и Шуазелю, что он не может заработать на таких условиях, и его издержки тотчас должен компенсировать Версаль. Он проводил все дни с Эстер, каждый день все влюбленнее и несчастнее. Она любила его, но больше из принципа, чем из темперамента, и позволяла лишь то, что ничего не значит: поцелуи. Желание приводила его в ярость. Как все так называемые порядочные девушки, она говорила, что он конечно не женится, если она до того даст ему счастье. Как жена она будет принадлежать ему полностью. Наверное, у него есть сентиментальные связи в Париже. Он признался в этом, желая потерять все, лишь бы добиться ее.
Он лгал. Он не мог представить свою жизнь в Голландии. Через десять-двенадцать дней д'Аффри написал, что он должен быть готов продать королевскую движимость частями за восемнадцать миллионов двести тысяч франков.
Наступил час расставания. Эстер дала ему легко доставшиеся: двести фунтов стерлингов, пятьдесят сорочек, пятьдесят платков, вексель отца в сто тысяч гульденов на парижский банк и расписку на двести тысяч гульденов, которые он мог занять у банка.
Не любовь к Манон Балетти, говорит он, а глупое, смешное тщеславие блистать в Париже побудило его покинуть Голландию. Через пятнадцать месяцев после Свинцовых Крыш он все еще не изменился. Некоторые моральные болезни так же неизлечимы, как и физические. Он поклялся Эстер вернуться к концу года.
В Гааге он завершил дело с послом и обедал с Терезой, которая в Роттердаме должна была передать ему сына. Он купил у Боаса бриллиантов и камней на сорок тысяч гульденов. Он любил драгоценности и при случае торговал ими.
В Париже он снял роскошное жилище на улице Монторгейль и разыскал Берниса, который отправил его в Версаль к Шуазелю и Булоню. Он совершил чудо, пусть они удивятся и отстанут от него. Шуазелю он может сказать, что Бернис посылает паспорт Вольтеру, которого король делает своим камергером.
Вместо Версаля Казанова вначале направился к госпоже д'Урфе. Ее гений уже предсказал его появление. Она задрожала от радости при новости, что он привез из Голландии двенадцатилетнего мальчика, которого хочет отдать в лучшую школу Парижа.
«Кто он? Как его зовут? Я должна его видеть! Почему вы не взяли его с собой? Он говорит по-французски?» Казанова хотел привести его послезавтра.
В Итальянской Комедии он нашел Сильвию с Манон в их ложе. На поздравление Сильвии он сказал, что работал в Голландии для Манон. Манон опустила глаза.
В одной из лож амфитеатра но увидел госпожу К.Ц.В. с семейством. Она была гречанкой, вдовой англичанина, от которого имела шестерых детей. По ее настоянию он незадолго до смерти принял католичество, чтобы спасти свою душу, тогда как она и ее дети вскоре после его смерти, стали прихожанами англиканской церкви, чтобы спасти наследство в сорок тысяч фунтов стерлингов.
Пять лет назад в Падуе Казанова был влюблен в старшую дочь, когда они вместе играли комедию в любительском театре. Несколько месяцев спустя госпожа К.Ц.В. отказала ему в Венеции от дома. Но он в то время был занят К.К., М.М. и девушкой К.Ц.В., которой было лишь пятнадцать лет и которая была совершенной красавицей, прекрасно сложенной, ученицей Альгаротти, камергера Фридриха II Прусского.
Густав Гугитц и Шарль Самаран доказали, что под инициалами К.Ц.В. скрывалась Джустиниана Винн, позже ставшая графиней Орсини-Йозенберг, женой австрийского посла в Венеции. Она родилась в Венеции в 1736 году, как дочь Анны Гаццини и сэра Ричарда Винна, который женился на Гаццини только три года спустя.
Джустиниана сразу узнала его, ее мать махнула ему веером, он подошел к ним, они пригласили посетить их в отеле Бретань (как пишет Казанова, или отель Голландия, следуя письму Джустинианы к Меммо). Джустиниана в двадцать лет была очень хороша. Его любовь проснулась одним ударом. Он предложил ей свои услуги. Джустиниана знала о его богатстве из его письма к Андреа Меммо на шестнадцати страницах.
«Мы очень рады», сказала она, «потому что всегда любили вас.»
В это момент пришел господин Ла Попиньер, генеральный арендатор, который в своем замке «Зверинец Пасси» принимал эстетов, финансистов, актеров, музыкантов и прекрасных женщин, а также имел частный оркестр, дирижером которого был Рамо. Он сказал, что Казанова устроил хаос на парижской бирже.
На обед Казанова пришел к Сильвии, где был встречен радостно, как родственник. Ему казалось, что их верной дружбе он обязан всей своей удачей. Он подарил ей бриллиантовые сережки за пятнадцать тысяч франков, которые она сразу передарила Манон. Марио он дал золотую трубку, своему другу Балетти табакерку с эмалью, часы с боем младшему брату, которого он очень любил. Луи Йозеф Балетти стал танцмейстером в Карлшуле в Вюртемберге, где учил танцам Шиллера. (Два его письма из Людвигсбурга найдено в Дуксе).
Шуазель спросил Казанову, не захочет ли он вести переговоры о новом займе под четыре процента, а когда Казанова спросил о своей выгоде, то сказал, весь мир говорит, что он заработал двести тысяч гульденов.
«Полмиллиона франков были бы неплохим началом, но речь не об этом. Я говорю о своем праве на комиссионные.» Но господин де Булонь лишь иронически смеялся над требованием Казановы в сто тысяч гульденов. Известно, что у Казановы триста тысяч гульденов в векселях на предъявителя.
Казанова пошел в небольшие покои, где маркиза де Помпадур проводила балетные пробы. Она его сразу увидела, поздоровалась и сказала, что он удачливый посредник, господа «там внизу» не знают ничего достойного. Она все еще помнила его слова в театре Фонтенбло, сказанные восемь лет назад.
Бернис советовал и далее совершать хорошие сделки для правительства, и сказал, что Ла Поплиньер женится на мисс Винн.
Дома оказалось, что его новый воспитанник исчез: его забрала благородная дама, он понял, что это была госпожа д'Урфе.
Он посетил семейство Винн. Джустиниана за час заняла в его сердце место Эстер, но «только потому Эстер отсутствовала.» Склонность к Манон Балетти не могла удержать его, чтобы не влюбиться в другую. «В сердце соблазнителя любовь умирает, если не получает питания, это разновидность чахотки», признается Казанова. В самом деле, в Дуксе найдено письмо сводницы Брюне тех же лет, которая предлагает ему недавно привезенных в Париж молодых девушек.
Маленького Йозефа он нашел в руках госпожи д'Урфе. Она позволила ему спать с собой, но сразу откажется от этого удовольствия, если он будет непослушным.
Казанова нашел это превосходным, мальчишка сильно покраснел. Позже пришел Сен-Жермен и сел за стол, не есть, а говорить. Он рассказывал невероятные вещи, всегда являясь очевидцем или героем своих историй. Казанова в голос засмеялся, когда Сен-Жермен рассказал, как обедал с отцами города Триента. Казанова говорит в мемуарах, что временами перенимал эту технику Сен-Жермена.
Госпожа д'Урфе рассказала Казанове, что будет ждать созревания Йозефа, когда она наверное возродиться в Йозефе. Она отдала его в аристократическую школу, где были ее племянники, и дала ему имя графа Аранда.
Тиретта посетил Казанову в красивой карете, графиня Монмартель напрасно предлагала ему свои прелести и богатства в приданое, если он на ней женится.
Казанова снял сельский домик за Мадлен, называвшийся «Пти Полонь», Маленькая Польша. Он стоял на небольшом холме, рядом с королевской охотой, позади садов герцога Грамона. Там были два сада, простиравшиеся террасообразно, три большие комнаты, широкая конюшня, прекрасный подвал, баня, чудесная кухня. Владелец Маленькой Польши звался «королем масла», причем так и подписывался, потому что Людовик XV однажды останавливался у него и хвалил его масло. Он оставил Казанове превосходную кухарку, «жемчужину» мадам Сен-Жан. Казанова приобрел доброго кучера, две красивые коляски, пять лошадей, конюха и двух лакеев.
Тогда же через графа д'Эргвиля он познакомился с графиней дю Румен. Она была скорее мила, чем красива, царственно сложена, ее любили за кротость, искренность и любезность к друзьям. Она запрашивала оракула Казановы гораздо чаще госпожи д'Урфе. Казанова любил ее, но не отваживался на объяснение.
Когда венецианец Реццонико стал папой Клементом XI, он дал Бернису сан кардинала. Людовик XV дал Бернису берет и двумя днями позже выслал в Суассон. Такова дружба королей. Казанова потерял своего лучшего покровителя.
У госпожи д'Урфе тогда появилось желание познакомится с Жан Жаком Руссо. Она посетила его с Казановой в Монморенси под предлогом дать ему ноты для копирования, что он делал превосходно. Ему платили вдвое другого копииста, но он гарантировал безошибочную работу. На это он тогда жил.
«Мы нашли человека», пишет Казанова, «простого и скромного вида, говорившего разумно, но в общем не выделявшегося ни как личность, ни духом. Руссо показался нам любезным человеком, но, тем не менее, не обладавшим изысканной вежливостью хорошего общества, поэтому госпожа д'Урфе нашла его неотесанным. Мы видели также женщину, с которой он жил, на виду у которой мы говорили. Но она едва бросила на нас взгляд. Когда мы ушли, удивительное поведение философа стало веселой темой наших разговоров.»
С некоторого времени различные спекуляции духа занимали Казанову, словно против его воли. Этот типичный прожектер восемнадцатого столетия хотел ради разнообразия вложить собственные деньги в большой проект, а именно основать фабрику, печатающую шелковую материю с красивыми рисунками, которую получали в Лионе лишь медленным и трудным методом ткачества. Он надеялся дешевыми ценами добиться большого торгового оборота. Он обладал всеми необходимыми химическими знаниями и достаточными средствами, чтобы достичь предпринимательского успеха. Со знанием дела он следовал схожим экспериментам Сен-Жермена и посетил знаменитую мануфактуру в Аббевиле. Он связался с одним из технических и коммерческих специалистов, которого сделал директором фабрики.
Он сообщил проект принцу Конти, который воодушевился и обещал как свою защиту, так и все желательные налоговые скидки. Это имело решающее значение. В округе дю Тампль он снял большой красивый дом за тысячу талеров в год.
Enclos du Tample был известным убежищем злостных должников, которые при некоторых условиях могли жить здесь нетревожимые юстицией, это было «привилегированное местечко». Торговцы были там свободны от всех сборов в пользу своих товариществ и ремесленников и поэтому теснились в лавках. Весь Париж шел сюда, чтобы купить подешевле и достать товары, которые из-за запретов на ввоз или других препятствий негде было больше взять.
Принц Конти, который жил там в качестве великого приора Франции, был судьей этого округа, он был также любителем удовольствий.
Дом Казановы состоял из большого зала для работниц, помещения склада, множества спален для служащих и красивых жилых комнат для них же. Он определил на службу врача, взяв его управляющим складом, который переехал со всем семейством. Он нанял четырех слуг, служанку, вахтера и бухгалтера, смотревшего за двумя писцами. Директор определил на службу двадцать набожных и очень милых девушек, которые должны были красить материю. Казанова привез на склад триста кусков тафты и камлота. Он все оплатил наличными. Он рассчитывал, что за год до начала продажи израсходует около трехсот тысяч франков, и надеялся на годовой доход по крайней мере в двести тысяч.
Конечно, эта фабрика могла разорить его, если бы он не нашел сбыта. Меньше, чем за месяц, он израсходовал шестьдесят тысяч франков на обстановку дома. Недельные траты достигли двенадцати тысяч.
Литераторы во Франции восемнадцатого века нередко становились промышленниками или филантропами, например, Вольтер или Бомарше.
С удовольствием Казанова обходил свой гарем: двадцать отборных симпатичных фабричных работниц, которые зарабатывали в день лишь по двадцать четыре су. Манон Балетти из-за этого очень серьезно злилась на него, хотя он уверял, что ни одна из девушек не ночует в доме.
Казанова как фабрикант — это должно было кончиться гаремом из работниц, индустриальной опереттой! Увы, это кончилось банкротством.
Фабрика чрезвычайно повысила его чувство собственного достоинства.
В эти парижские годы Казанова вел прямо-таки княжескую жизнь. Однако его расточительство ежедневно приносило ему новые трудности. Его фабрика страдала от всеобщего недостатка денег во Франции из-за несчастливой Семилетней войны. Четыреста покрашенных кусков скопилось на складе. Вплоть до заключения мира он не мог их продать, но мир казался дальше чем бы то ни было. Ему грозило банкротство. По необходимости он написал Эстер, не захочет ли ее отец стать совладельцем. Хопе ответил, что перекупит фабрику и выплатит ему половину дохода, если Казанова переведет ее в Голландию. Но Казанова любил Париж.
Больше, чем вся Маленькая Польша с пышными пирами для маркиз и для ветреных девушек, стоили ему его маленькие работницы, чего никто не знал. Они разорили его. При его потребности к разнообразию двадцать соблазнительных парижанок были опасным подводным камнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57