Женщины в страхе, с визгом и громким плачем забились за прилавок Лутации. В большой комнате началась суматоха, стоял грохот от разбиваемой посуды и падавших скамеек, раздавались крики, ругань и проклятия. Посетители из другой комнаты — Требоний, Спартак и остальные гладиаторы умоляли Катилину отойти от двери и дать им возможность вмешаться в драку.Катилина тем временем сильным пинком в живот поразил и опрокинул на землю нищего Велления, бросившегося на него с кинжалом в руке. При этом падении враги Катилины, тесно столпившиеся у двери второй комнаты таверны, отступили, а Луций Сергий обнажил короткий меч и бросился вперед, нанося страшные удары плашмя по спинам пьяниц и восклицая хриплым голосом, скорее похожим на рев дикого зверя:— Подлая чернь, нахалы! Вы всегда готовы лизать ноги того, кто вас топчет и оскорблять того, кто нисходил, чтобы протянуть вам руку…Вслед за Катилиною, едва он оставил дверь свободной, в комнату ворвались Требоний, Спартак и их товарищи.Сброд, который и без того начал отступать под градом ударов Катилины, при натиске гладиаторов обратился в стремительное бегство. Таверна очень скоро совершенно опустела. Остались только Веллений и Лувений, лежавшие на полу, оглушенные и стонущие, и еще Кай Тауривий, который не принимал никакого участия в схватке и стоял в углу возле печки бесстрастным зрителем, со скрещенными на груди руками.Подлая мразь… — тяжело дыша, кричал Катилина, преследуя бегущих до выходной двери.Затем повернувшись к женщинам, не перестававшим плакать и скулить, Катилина закричал:— Замолчите вы, наконец, проклятые плакальщицы!— На вот тебе! — добавил потом Катилина, бросая пять золотых на прилавок, за которым Лутация оплакивала разбитую посуду и неоплаченные убежавшими бездельниками яства и вино. — На тебе, несносная плакса! Катилина платит за всю эту сволочь!В эту минуту Родопея, рассматривавшая Катилину и его друзей с расширенными от страха глазами, внезапно побледнела как полотно и, бросившись к Спартаку, воскликнула:— Я не ошиблась! Нет, нет, я не ошиблась! Это ты, Спартак, мой Спартак!— Как!.. — страшно закричал гладиатор, быстро повернувшись на этот голос и смотря с невыразимым волнением на девушку, подбежавшую к нему:— Ты? Возможно ли это?— Ты? Мирца?!.. Мирца!.. Сестренка!..И при всеобщем изумлении брат с сестрой бросились друг другу в объятия.После первого взрыва слез и поцелуев Спартак вдруг освободился из объятий, схватил сестру за кисти рук, отодвинул ее от себя, оглянул с головы до ног и с дрожью в голосе, смертельно бледный, пробормотал:— Но ты… Ax! — воскликнул он затем, с жестом презрения и отвращения оттолкнув девушку. — Ты стала…— Я — рабыня, — бормотала, рыдая, несчастная девушка. — Рабыня одного негодяя… Розги, пытки раскаленным железом… Понимаешь, Спартак, понимаешь?— Бедняжка! Несчастная! — сказал голосом, дрожащим от сострадания, гладиатор. — Сюда, сюда, к моему сердцу…И он привлек к себе Мирцу, крепко прижал ее к груди и поцеловал. А спустя момент, подняв к потолку глаза, полные слез и сверкающие гневом, с угрозой потряс мощным кулаком и страстно воскликнул:— И у Юпитера есть молния?.. И Юпитер бог?.. Нет, нет. Юпитер — шут. Юпитер — скоморох. Юпитер — презреннейший негодяй!..А Мирца, уткнувшись лицом в геркулесовскую грудь Спартака, прерывисто рыдала.— О, будь проклята, — добавил после мгновения тягостного молчания бедный фракиец, с криком, который, казалось, вырвался не из человеческой груди, — будь проклята позорная память о первом человеке, который разделил людей на свободных и рабов! Глава 4Как Спартак пользовался своей свободой Два месяца прошло со времени событий, о которых мы рассказали в предыдущих главах.Утром накануне январских ид (12 января) следующего, 676 года сильный, порывистый северный ветер метался по улицам Рима и разгонял серые тучи, придававшие небу печальный и однообразный вид. Мелкие хлопья снега медленно падали на мокрую и грязную мостовую.Граждане спешили на Форум по своим делам, проходили редкими группами и в одиночку. Под портиками Форума и окружавших его зданий толпились тысячи граждан. Особенно много народу было внутри базилики Эмилия, грандиозного здания, состоявшего из обширнейшего центрального портика, окруженного великолепной колоннадой, от которой вправо и влево шли два боковых портика.Здесь в беспорядке толпились патриции и плебеи, ораторы и деловые люди, горожане и торговцы; разделившись на небольшие группы, они беседовали о своих делах. В воздухе стоял гул голосов, шум, вызванный беспрерывным движением толпы.В глубине главного портика, как раз против входной двери находилась широкая и длинная балюстрада, отделявшая часть портика от остальной базилики и образовавшая как бы особое помещение, куда не доходил шум. Обычно здесь судьи разбирали дела, и ораторы выступали с защитительными речами. Наверху колоннады, вокруг всего помещения базилики тянулась галерея, с которой удобно было наблюдать за тем, что происходило внизу.В этот день каменщики, штукатуры и кузнецы работали на балюстраде, окружавшей галерею; они украшали ее бронзовыми щитами, на которых с поразительным искусством были изображены подвиги Марля в кимврской войне.Базилика Эмилия была выстроена предком Марка Эмилия Лепида, который был в этом году выбран вместе с Квинтом Лутацием Катулом в консулы.Марк Эмилий Лепид принадлежал к партии Мария; поэтому первым его государственным делом было украсить этими щитами выстроенную его прадедом базилику, чтобы причинить неприятность Сулле, разрушившему все арки и памятники, воздвигнутые в честь его доблестного соперника.На верхней галерее среди праздного люда, глазевшего на толпившееся внизу сборище, стоял, облокотясь на мраморные перила, Спартак. Он рассеянным и равнодушным взором смотрел на людей, суетившихся внизу.На нем была голубая туника, а поверх нее короткий греческий плащ вишневого цвета, прикрепленный к правому плечу изящной серебряной застежкой.Недалеко от него три гражданина оживленно беседовали между собою.Двое из них уже знакомы нашим читателям: это были атлет Кай Тауривий и Эмилий Варин. Третий их собеседник был одним из тех многих праздношатающихся граждан, которые ничего не делали и жили ежедневными подачками какого-либо патриция; они себя объявляли его клиентами, сопровождали его на Форум и в комиции, подавали голос по его приказанию, расхваливали его, льстили ему и надоедали постоянным попрошайничеством.Это было время, когда победы в Африке и Азии привили Риму восточную роскошь и негу и когда Греция, побежденная римским оружием, покоряла в свою очередь победителей развращенностью изнеженных нравов; это было время, когда все увеличивающиеся толпы рабов исполняли все работы, которыми до этого занимались трудолюбивые свободные граждане; время, когда римлянами был заброшен самый мощный источник силы, нравственности и счастья — труд. И под видимым величием, богатством и мощью в Риме уже чувствовалось развитие роковых зародышей грядущего упадка. Клиентела была одной из тех язв, которые вызывали наибольшую степень разложения римского государственного организма в период, относящийся к нашему рассказу. Всякий патриций, всякий гражданин, носивший консульское звание, всякий честолюбец, который был достаточно богат, кормил пятьсот — шестьсот клиентов, а были и такие, у которых клиентов было свыше тысячи. Эти способные к труду граждане исполняли обязанности клиентов совершенно так же, как в прошедшие времена их предки занимались ремеслами кузнеца, каменщика или сапожника; нищие, в грязных тогах, преступные и продажные, они кормились интригами, продажей своих голосов, милостыней и низкопоклонством.Субъект, стоявший в галерее базилики Эмилия и болтавший с Каем Тауривием и Эмилием Барином, принадлежал к числу клиентов Марка Красса. Имя его было Апулей Тудертин.Эти три человека, болтая всякий вздор, стояли неподалеку от Спартака, который не слышал их разговора, — он был всецело погружен в глубокие и печальные размышления.После того, как он нашел сестру в таком позорном положении, первой его заботой, первой мыслью было вырвать ее из рук негодяя — хозяина. И нужно сказать, что Катилина со щедростью, свойственной его характеру, но на этот раз не совсем бескорыстной, сейчас же передал в распоряжение бывшего гладиатора остальные восемь тысяч сестерций, выигранных им у Долабеллы, для того, чтобы Спартак мог выкупить Мирцу, Спартак с признательностью принял эти деньги, обещав Катилине вернуть их. Затем он отправился к хозяину сестры, чтобы выкупить ее. Как легко было предвидеть, последний, увидев настойчивость бывшего гладиатора к сообразив, как велико желание Спартака видеть рабыню-сестру свободной, поднял свои требования непомерно. Он, приврав наполовину, сказал, что Мирца ему стоила двадцать пять тысяч сестерций, заявил, что она — красивая и скромная девушка, и заключил, что она представляет капитал не менее чем в пятьдесят тысяч сестерций. Он поклялся Меркурием и Венерой Мурсийской, что не отдаст ее дешевле хотя бы на одну сестерцию.Что стало при этом с бедным гладиатором, легче вообразить, чем описать. Он просил, умолял гнусного торговца человеческим телом, но негодяй, уверенный в своих правах и в том, что на его стороне закон, оставался непреклонным.Тогда Спартак в бешенстве схватил негодяя за горло и задушил бы его в несколько секунд, если бы во-время не удержался. К счастью для мошенника. Спартак подумал о Мирце, о своей родине и о тайном предприятии, главою которого он был и которое неизбежно погибло бы вместе с ним.Овладев собою, он выпустил хозяина Мирцы. Тот остался на месте, оглушенный и почти без чувств, с вылезшими из орбит глазами и посиневшим лицом. Подумав несколько секунд, Спартак повернулся к нему и спросил спокойным голосом, хотя лицо его было еще очень бледно и весь он дрожал от гнева и волнения:— Итак, ты хочешь.., пятьдесят тысяч сестерций?..— Я., больше ни.., чего не хочу… Уходи.., уходи.., в ад.., или я., позову всех моих рабов…— Извини… Прости меня… Я погорячился… Моя бедность, любовь к сестре… Послушай, мы придем к соглашению.— К соглашению с человеком, который сразу принимается душить людей? — сказал, несколько успокоившись, хозяин Мирцы, отступив назад и держа руки у шеи — Уходи вон! Прочь!Мало-помалу, однако, Спартак успокоил грабителя и пришел с ним к следующему соглашению: он даст ему тут же две тысячи сестерций, с условием, чтобы Мирце было отведено особое помещение в доме, где будет жить и Спартак. Если по прошествии месяца Спартак не выкупит сестры, то рабовладелец вновь вступит в свои права над нею.Хозяин согласился: золотые монеты сверкали так заманчиво, условие было так выгодно, — он зарабатывал по меньшей мере тысячу сестерций, ничем не рискуя.Спартак, убедившись в том, что Мирца помещена в удобную маленькую комнатку, направился в Субурру, где жил Требоний. Он рассказал ему все и попросил помощи и совета.Требоний постарался успокоить Спартака. Он обещал помочь ему добиться желанной цели: видеть сестру если и № свободной, то по крайней мере защищенной от всяких оскорблений.Несколько успокоенный, Спартак быстро направился в дом Катилины и с благодарностью отдал полученные от него взаймы восемь тысяч сестерций, в которых он в данный момент больше не нуждался. Мятежный патриций долго беседовал с гладиатором в своей библиотеке; вероятно, они говорили о секретных делах очень большого значения, если судить о предосторожностях, принятых Катилиной для того, чтобы ему не мешали во время этой беседы; с этого дня Спартак часто приходил в дом патриция, и все заставляло думать, что между ними установилась связь, основанная на взаимном уважении и дружбе.Все это время ланиста Акциан № переставал ходить за Спартаком и надоедать бесконечными разговорами о ненадежности его положения и необходимости позаботиться о прочном и обеспеченном устройстве его судьбы; все эти разговоры сводились к тому, что Акциан предлагал Спартаку или управлять его школой, или — еще лучше — добровольно продать себя вновь в гладиаторы; за последнее он сулил Спартаку такую огромную сумму, какая никогда не предлагалась свободнорожденному.Здесь надо пояснить, что кроме несчастных рабов, взятых на, войне, которые поступали в продажу и предназначались в гладиаторы, и кроме тех, которых судьи приговаривали к этому ремеслу, были еще добровольцы. Обычно это были бездельники, кутилы и забияки, погрязшие по уши в долгах, неспособные удовлетворить свою необузданную страсть к удовольствиям и относившиеся с презрением к жизни. Они продавали себя ланисте, давая присягу, формула которой дошла до нашего времени, и оканчивали свою жизнь на арене амфитеатра или цирка.Спартак решительно отверг все предложения своего бывшего ланисты, но тот не переставал ходить за фракийцем по пятам и вертеться возле него, подобно злому гению.Тем временем Тиберий, который полюбил Спартака и, быть может, имел большие виды на него в будущем, очень энергично занялся устройством судьбы Мирцы. Так как он был близким другом Квинта Гортензия, ему удалось предложить сестре Гортензия Валерии купить Мирцу и принять ее в число рабынь, специально приставленных для ухода за госпожой. Мирца была воспитанная и образовавшая девушка, прекрасно говорила по-гречески, довольно хорошо знала мази и благовония, употребляемый при туалете знатной женщины.Валерия не отказалась от приобретения девушки, если та ей подойдет, и пожелала ее видеть. Мирца понравилась, Валерия купила ее за сорок пять тысяч сестерций и увезла вместе с другими своими рабынями а дом Суллы, женой которого она стала 15 декабря прошлого года.Хотя такой исход не отвечал желанию Спартака видеть сестру свободной, тем не менее, он был лучшим из того, что ему представлялось в его положении, так как избавлял и, вероятно навсегда, Мирцу от позора и бесчестия.Успокоившись насчет сестры, Спартак продолжал заниматься какими-то таинственными и в то же время очень серьезными делами, если судить по его частым беседам с Катилиной, по усердным ежедневным посещениям всех гладиаторских школ в Риме и по обходу вечерами трактиров и харчевен Субурры и Эсквилина, где он всегда искал общества гладиаторов и рабов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10