Хотелось лечь на диван, забраться под плед и закрыть глаза. Но дивана и пледа поблизости не было. Да никто ей и не позволит валяться на диване за несколько часов до выступления. Нужно собраться и продолжить репетицию. Нужно прослушать новые песни.Нужно…Она медленно развернулась и побрела вон из репетиционного зала.В конце коридора ее нагнала девушка из кордебалета.— А я тебя знаю, — она улыбнулась Маше. — Я вместе с Асей танцевала.— Да? — безжизненно отозвалась Маша— А почему ушла? Там же хорошо платили.— — Не всем, — девушка хмыкнула. — Кто в постоянном составе, тем — да. Аська была в расширенной группе из двенадцати человек. А я только в двадцатке: сольники, сборники в России. А в остальное время, как понимаешь, без меня обходились. Получаем же по факту. Выступил — схватил денежку, нет — гуляй. Надоело. Особенно приперло в тот день, когда Аську… Ой. — Она вдруг испугалась:— А ты, может, не знаешь?— Знаю, — успокоила ее Маша и, наклонившись над раковиной, поплескала в лицо холодной воды. Ее все еще трясло.— Меня Женя зовут.Маша не ответила. Но девушку было не так-то просто остановить. Похоже, она любила поболтать. А может быть, по доброте душевной решила ее отвлечь от горестных размышлений. Как бы то ни было. Маша не стала ее прерывать. Пускай себе говорит.— Нас в тот день всех обломали. И Асю тоже. Представляешь, приперлись в полном составе — двадцать человек — на студию, а нам даже пропуска в «Останкино» не заказали. Это все директор — дебил. Думал, в концертной студии будет съемка, а оказалось, в маленькой, на ток-шоу. Вышел к нам на улицу, развел руками. Провел только основную группу. А вы, мол, гуляйте. Аська тоже надулась тогда. «Уйду», — сказала. Она такого отношения вообще не переносила.«У меня, — сказала, — теперь такой крутой мужик, обещал второй Волочковой сделать».— Крутой мужик? — Маша повернулась к ней:— Это она говорила?— Ну да! — с энтузиазмом наконец-то услышанной рассказчицы воскликнула Женя. — Крутой, говорит, круче некуда. Она познакомилась с ним в английском посольстве, представляешь?! И как ее туда занесло? Я вот в Москве родилась, а ни в одном посольстве еще на приеме не бывала. Господи, хоть бы в посольство Нигерии кто ангажировал. Хрена! А Аська так жила, словно модные вечеринки — это ее второй дом. Каждый вечер куда-нибудь выбиралась.— А что за мужик, она рассказывала?— Еще бы! Ей ведь обычно не слишком-то верили. Ну, поймали пару раз на вранье, потом, знаешь как, правда — не правда, а все равно… Но тут почему-то очень она настаивала, чтобы поверили. Даже фамилию его назвала.Климов.— Климов?— Да ты что, с дуба навернулась? Климов — крутейший мэн. Пивной король. Не бандит, но даже те его не трогают. Умеет с ними разговаривать. У него еще очень крупное охранное агентство. Он с него начинал. «Пивной кружкой» он потом уж сделался.— И что этот Климов, приударил за Асей?— Она говорила, что да. На приеме от нее не отходил.Она еще смеялась, что повесила себе нужный манок на шею. Ну, богатые мужики, мол, западают на дорогие украшения хуже баб. Это была ее теория. Если на девушке есть какая-нибудь дорогушая и офигенно красивая вещица, то это для мужиков верная наживка. Они непременно обратят внимание. Тут какой-то секретный механизм в их мозгах срабатывает, мол, девушка дорогая, раз на ней сокровища надеты. Значит, пользуется популярностью у мне подобных. Значит, и мне ее подцепить не зазорно, а очень даже почетно.— Чушь какая-то. — Маша вытерла лицо салфеткой.— Не скажи. У женщин в дорогих шмотках особый налет. От них веет популярностью в дорогих кругах. Мужикам ведь гордость, главное, свою потешить. Что им подцепить какую-нибудь дурочку с переулочка? Плевое дело! Им подавай особенную, которой к ногам норковые шубы кидают. Ася, кстати, и о романе с Бобровым намекала. Тебе чего-нибудь известно?— Нет. — Маша покачала головой. Хотела было рассказать, как Аське шуба досталась, но не стала. Зачем?Ответила туманно:— Мне ничего не известно. Во всяком случае, я его с ней не видела.— А… — разочаровалась Женя.— А что же за манок Ася нацепила?— Ой, ну страшная вещь! — Девушка округлила глаза:— Она нам показала. Охренительный кулон. Просто такая штучка!— К-кулон? — Ноги у Маши подкосились, она схватилась за край раковины, чтобы не упасть.— Ага! С таким голубым камнем. Аська сказала, что это коллекционный бриллиант.— Ну?! — выдохнула Маша.— Точно. Правда, она не дала его никому подержать.Сказала, что в банк несет. Чтобы дома не валялся. Честно говоря, я думаю, что ее из-за этого бриллианта и… — Женя замолчала, потом вздохнула и проговорила:— Разве ж можно такие ценности таскать в сумочке.— Глупости! — отрезала Маша, из последних сил сохраняя спокойствие в голосе. — Пытались ограбить ее квартиру.— Слушай, между нами. — Женя перешла на заговорщицкий шепот. — Она же прихвастнуть любила, только дай. Я удивлюсь, если она в метро этот кулон не рассматривала. Ее все время словно кто за язык тянул. Болтала на каждом шагу про драгоценности, которые ей дарят каждый день. А на приеме ее видели сотни людей. Нет, я не думаю, чтобы этот Климов позарился… Но мало ли кто в тот вечер сшивался в посольстве. Этот камень — целое состояние. Точно тебе говорю.— Так, перерыв закончен. — В проем двери бесцеремонно просунулась голова Игната. — Марш на репетицию.«Странно, — подумала Маша по дороге в зал. — Почему Климов не мог? Хотя если убрать легенду, что кулон жутко драгоценный, а вспомнить оценку Коли, то получается, что Климову он действительно ни к чему. Да что этот кулон вечно возникает в моей жизни?» * * * Никита оглядел ее довольным взглядом и причмокнул:— Все. Полный аут.— Это хорошо или не очень? — решила уточнить Маша.— Это не просто хорошо. Это очень хорошо. — Он улыбнулся и, аккуратно обхватив ее голову пальцами, чтобы не помять прическу, заставил повернуться к зеркалу:— Сама-то что скажешь?Певица долго и пытливо вглядывалась в свое отражение. Красивая блондинка с испуганным взглядом. Страха она своего не стеснялась. Еще бы, первое публичное выступление. То, на музыкальном вечере, не в счет. То был экзамен. А теперь ее премьера в новом образе. Она должна явиться публике и покорить ее. Она должна завоевать самую тяжелую публику в Москве — расслабленных богачей, которые уже все в жизни перевидали. У которых виллы в Ницце и Каннах, счета в швейцарских банках и коллекционные машины. И коллекционные женщины.Как заставить этих пресыщенных всеми благами мира упасть к своим ногам, исполнив всего одну не слишком замысловатую песенку?«Бобров, конечно, гад! — пронеслось в голове. — Выбрал сцену явно со смыслом. Чтобы освистали в наказание за все… За все… А за что, собственно?»— Да не переживай ты так! — сжалился над ней стилист. — Чего мучаешь себя? Ну, выйдешь, ну, споешь.Даже если тебя не заметят — это не катастрофа. Так, проба пера. Я в этой гримерке стольких малевал, что уже со счета сбился. Кто-то потом сам сюда приходил, на день рождения к Алле Борисовне, кто-то сгинул. Судьбу не обманешь. Если предписано тебе стать знаменитой, станешь. А нет — нет. Как ни выпендривайся…— Ты это меня успокоить пытаешься? — усмехнулась она.— Я не договорил. Бобров — это тебе не мусор. Если ты под Сержем, значит, станешь звездой. И не сомневайся.— Мне кажется, он уже сам сомневается.— Он-то? — Никита презрительно фыркнул. — А что ты тогда тут делаешь?— И то верно! — сказала больше себе, чем ему, Маша.— Все, я пошел пить бренди. Успехов.Он чмокнул ее в щечку и вылетел, оставив витать в воздухе дух дорогого одеколона и лака для волос. Одеколоном он сам пользовался, лаком ее волосы щедро полил Маша сморщила нос. Хорошо, что она вымоталась Хорошо, что приехала сюда прямо с репетиции. Игнат, Вовик и кордебалет на поддержку не решились. Расползлись по домам, сославшись на усталость. Пускай Пусть сегодня вообще никого из знакомых не будет. Лучше бы и Серж не пришел. Она задумалась.Разговор с Женей не выходил у нее из головы. Надо бы отдать кулон Сержу. Пускай делает и с ним, и с ней что пожелает. Ну в конце концов, сколько можно мучиться?Или лучше рассказать сначала Александру? Она мечтательно улыбнулась. Пожалуй, единственного, кого она хотела бы сегодня видеть, так это его. Ну, может быть, еще Егора. Хотя нет. Егор милый, даже очень милый. Он такой нежный, такой добрый, такой внимательный. Он так классно целуется. Но Александр.., он надежный. От него исходит такая сила, такая уверенность, что волей-неволей поверишь, что он единственный, кто может защитить ее от всех напастей. Даже от Боброва. Маша могла поспорить на что угодно, что, будь Александр поблизости, он бы не позволил Сержу обходиться с ней столь дурно.Дверь распахнулась. Сначала у Маши все внутри похолодело — начинаются ее мучения. Вошел меценат. С привычно хмурым видом оглядел ее, потом кивнул. Кажется, остался доволен. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Впрочем, через мгновение Машу перестал занимать Серж, потому что за ним в гримерку вошел улыбающийся Александр. В его руках она узрела огромный букет белых роз.Певица тут же покраснела до ушей, Бобров это заметил, нахмурился еще больше, буркнул:— У него все со смыслом. Ну, — он повернулся к спутнику, — какой смысл у этих роз?Сэр Доудсен нисколько не смутился. Протянул цветы Маше:— Чистые намерения.— Ха! — гаркнул Серж. — Еще бы они у тебя были грязными. Ты же без пяти минут женатый человек.Маша застыла на месте. Зачем он такое говорит? Как это грубо. Как бестактно. Просто по-хамски себя ведет!— И вы думаете, это обстоятельство помешает мне пожелать удачи Марии? Вы ошибаетесь!— Ну ладно, — великодушно согласился Серж и повернулся к подопечной:— Маш, нужно собраться. Я все понимаю, все. Ты волнуешься, ты переживаешь, но ты артистка. Ты очень хорошая певица, иначе я никогда не обратил бы на тебя внимание. Ты — супер. И поверь мне, старому, умудренному опытом мужику, ты чудо. Будет жаль, если никто об этом так и не узнает. Покажи им сегодня. Сделай их. Чтобы они подавились своими бутербродами и захлебнулись своим виски. Я говорю тебе это не просто так. Я знаю, что ты это можешь. Давай!Он вдруг перестал походить на обычного грозного продюсера, которого Маша уже привыкла побаиваться. От него вдруг повеяло теплом и надежностью. Почти такими же, как от молодого аристократа. Маша почувствовала, что сейчас он был готов защитить ее от всех и вся. Ей стало так хорошо. Серж обхватил ее плечи и прижался губами к щеке Шепнул «Я с тобой».А когда выпрямился, вновь стал деловитым и слегка недовольным. Буркнул:— Все, все. Пойдем, — он двинулся к выходу, обращаясь к Александру:— Давай, идем. Наталия там одна. Господи, она меня испепелит! Ну помоги ты мне. Я же с ума схожу!Он прошипел это с таким пылом, что сомнений не оставалось — этот человек умирает от любви. Или сгорает от страсти. Все одно, но сердце и голова его сейчас слишком заняты, чтобы думать о выступлении своей подопечной.— Я присоединюсь к вам через пять минут, — проговорил сэр Доудсен, не сводя глаз с Маши.Та опустилась на стул и уставилась перед собой пустым взором.Значит, все, что сказал ей сейчас Серж, было дежурным напутствием. Сколько раз он, наверное, отправлял на сцену вот таким образом своих исполнителей. И она одна из них. Впрочем, чего же тут странного. И Александр…У него своя жизнь. Он вот скоро женится. Разумеется, это нормально. Он молод и красив, и так умен, и так… Он такой хороший, что было бы странно, если бы его никто не любил.— Ваша невеста — англичанка? — тихо спросила она и положила букет, который до этого теребила в руках, на гримерный столик.Он сел на соседний стул:— Да. Наши родители давно знакомы.— Это так странно…— Что именно? — мягко поинтересовался он.— Ой, трудно объяснить. Каждому человеку кажется, что он пуп земли. Что вокруг него вся жизнь и вертится.Вот я… Со мной случились разительные перемены за считанные дни. Еще вчера я пела в клубе «Фламинго» и считала это большой удачей. А сегодня я тут. И мне казалось, что жизнь потекла как-то иначе, в другом ритме. Не только у меня, но и у всех. Серж.., он был всегда рядом, он принимал такое участие в моих делах, был моим проводником… Он был рядом так часто, что мне начало казаться, будто я — единственное, что есть в его жизни. Но это не так.— И вам обидно, что это не так? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.— Головой я понимаю, что это нормально. Я же его работа. Но тут, — она прикоснулась к груди, — тут это понять невозможно. Знаете, я как ребенок, который считает: родители принадлежат только мне. Хотя какой мне Бобров родитель, — она грустно усмехнулась.Александр коснулся рукой ее ладони, но сразу же испуганно отпрянул, словно посчитал этот жест недопустимым:— Мария, вы очень важная часть его жизни. Вы — его вера и надежда. Вы — его опора в очень трудной и весьма суровой жизни. Вы — его отдушина. Он понимает это здесь, — сэр Доудсен приложил пальцы к груди, потом коснулся ими виска. — Но здесь — нет. Идите и скажите ему все, что вы думаете и чувствуете.— Но я же должна быть на сцене.— А вы скажите это со сцены. Так даже лучше.Они поняли друг друга. Он дружески улыбнулся ей и поднялся:— Я буду за вас болеть.— Спасибо.Он вышел. Маша осталась одна.«А ты? — подумала она. — Догадываешься ли ты, что только рядом с тобой я чувствую себя спокойно и хорошо? Как мне сказать тебе, что ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречала?» * * * — А сейчас, дамы и господа, я хотел бы представить вам открытие года. Для вас поет Мария Иванова! — с дежурным пафосом объявил конферансье.Маша вышла на небольшую сцену и уставилась в темный зал, жадно ловя жидкие аплодисменты.«Это хорошо, что они заняты своими разговорами. Было бы гораздо хуже, если бы они встретили меня внимательной тишиной или авансовыми овациями. Труднее было бы», — успокоила она себя и, сделав над собой усилие, улыбнулась.Пара-тройка голов обернулись в ее сторону, но до остальных гостей развлекательного комплекса «Кристалл», похоже, не дошло, что их знакомят с «открытием года».Вступительные аккорды пролетели как один легкий вздох — еще бы, всего два такта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41