https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Vitra/s50/
— А ну, передай новичку.
Леха развернул сложенный вчетверо листок бумаги:
«ЗА МНОЙ ДОЛЖОК МОЧОНЫЙ Я ТЕБЕ ОТДАМ СЕГОДНЯ».
Никаких знаков препинания.
Леха перечитал и задумчиво выделил запятыми слово «МОЧОНЫЙ», а потом исправил в этом слове О на Е.
— Ну-ка, — шепнул Трушкин и сунул нос в записку. — Что? От Кренделя? Ага, я же тебя предупреждал! — Славка нахмурил брови: — А почему «Моченый»?
— Как-нибудь потом расскажу, — нашелся Леха.
Тут Королькова толкнули в спину.
— Крендель зовет, — сказала девчонка с круглыми от страха глазами.
Леха кивнул пугливой девчонке и посмотрел через ее плечо на Кренделя. Тот откинул прядь со скулы и показал Лехе пальцем на синяк.
Леха улыбнулся.
«Нет, абориген, я ничего не забыл», — подумал Леха.
Он внезапно улыбнулся, в голове у него мелькнула интересная мысль.
Он перевернул лист и быстро накатал ответную записку: «ДАВАЙ ТАК, КРЕНДЕЛЬ. ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ О МАТРАСЕ С ПЯТНОМ. Я ЗАБЫВАЮ, КТО ПОСТАВИЛ ТЕБЕ ФИНГАЛ».
Леха перечитал и дважды подчеркнул слово «КТО»… А потом с каменным лицом порвал записку.
Чтобы он пытался договориться о чем-то с этой мразью? Нет, лучше драка. Не то он не сможет себя уважать.
— Ты чего? — спросил Трушкин.
У Славки также были круглые глаза. «Что-то у всех, кто на меня смотрит, круглые глаза», — подумал Леха.
— Ничего, — отрезал он.
«Крендель говорит, что должен мне, — угрюмо думал Леха. — Что ж, пусть отдает…»
Глава V
ДИПЛОМАТИЯ КАК ОРУЖИЕ
Пять уроков в первый же день после трех месяцев абсолютного дуракаваляния — это откровенно попахивало садизмом. Составлявшие расписание, видимо, хотели сразу вкатить ученичкам по полной дозе успокоительного, чтобы те как можно быстрее перестали трепыхаться. Когда звонок возвестил конец пятого урока, весь 8-й «Б» хором вздохнул с облегчением. Только за партой Трушкина и Королькова не наблюдалось энтузиазма. Леха все-таки призадумался — хоть минуту назад еще бодрился, уверяя себя, что готов чихать и на записку, и на того, кто ее писал. Славка Трушкин переживал из чувства солидарности.
Абориген со своим прихлебателем ускакали едва ли не первыми, но Мишка, проходя мимо, бросил чересчур сосредоточенному Лехе:
— Не спеши…
Это прозвучало как приказ.
Теперь Леха мучился. Ему действительно не хотелось спешить — но и не хотелось подчиняться приказу. А чем быстрее он соберется, тем быстрее попадет в лапы Кренделя и его дружков, разве не так?
Да-а… Ситуация.
Трушкин тоже копался — с таким видом, будто собрался остаться тут на вторую смену.
— Ты чего? — напустился на него Леха. — А ну, вали отсюда! Быстро!
Трушкин не удивился. Славка ответил — сама проницательность:
— Но… нам по дороге?
Леха стал ругаться про себя сложноподчиненными предложениями. Парень, судя по всему, просто из кожи вон лез, чтобы нарваться. Неужели не понимает, что сейчас ждет Леху?
— Захотел получить по морде за компанию? Ты мне не поможешь, у Кренделя — тусовка, это же твои слова… И мне он сказал — не спеши, а знаешь, почему сказал? Потому что хочет успеть собрать всех своих прихлебателей, догоняешь? А с Блэкмором он о чем шушукался?
— Слышь, Леха, — нерешительно начал Славка. — Тут есть один ход… на первом этаже, в туалете — открыть окно, и…
— Дурак! — не выдержал Корольков. Его распирала злость. — Крендель на два года дольше тебя в этой школе — ты его наколоть решил? Да он уже давно перекрыл все ходы и выходы… И вообще, это мои с ним разборки, понял? — Леха посмотрел на соседа исподлобья. — И не лезь… Вали отсюда своей дорогой — домой, к маме!
— Ну, знаешь! — Трушкин вскочил. — Мое дело — предложить… Это не я дурак, а ты… Пока! — И Славка выбежал из класса.
Леха проводил его хмурым взглядом. Пока они с Трушкиным ругались, класс опустел, и Корольков, остался один. Совсем один.
Что он может сделать? Пойти грудью на Кренделя? Красиво, конечно… Но, похоже, бессмысленно.
Переждать в классе? Тоже не выход. Если остаться, Крендель запросто сюда с дружками явится, вот и все дела. До второй смены еще целый урок, а потом пересменка.
Так, а если зашифроваться где-нибудь в школе? Зря он Славку отпустил, школа-то незнакомая, Леха в ней первый день. Трушкин хоть бы показал.
Но разве так поступит настоящий пацан? Пацан, который себя уважает? Разве он станет прятаться по углам?
И Леха встал. Он повесил сумку на плечо и вышел в коридор. Впереди был долгий путь по коридору второго этажа, затем — лестница, за ней — вестибюль, а там — школьный двор; потом — дорожка, вымощенная плиткой, а дальше уже — подъезд и квартира, ключ от которой — вот он, на шее у Королькова висит.
Где его встретит Крендель? Впрочем, разница? До квартиры ему не добраться — это факт.
Он шел по вестибюлю на ватных ногах. Нет, не шел, не то слово. Передвигался. Очень и очень медленно. И ничего не мог поделать с желанием передвигаться еще медленнее.
«Главное, успеть сумку отбросить, чтобы руки были свободны», — вертелось у Лехи в голове.
Пока он передвигался по школе, на него могли напасть из-за любого угла, но этого не произошло. Почему? Он не знал. Вот уже и вестибюль остался позади, а Крендель так и не обнаружил себя.
Теперь перед Корольковым была дверь. Он остановился. Положил ладонь на свежеокрашенную, едва высохшую, поверхность — и замер. Прежде чем открыть дверь, Леха решил, что сперва сосчитает до десяти. Нет, до тринадцати, до своего возраста.
Раз, два, три…
Почему бы им не оказаться за дверью? Не на крыльце, а в тамбуре, узком и длинном в обе стороны, вправо и влево. Прекрасное место для сведения каких угодно счетов — никто не увидит и не помешает.
Восемь, девять…
Кто-то рванул дверь с той стороны. Лехи-на ладонь провалилась, а сам Корольков едва не вскрикнул от неожиданности.
Это был не Крендель. Это был Трушкин.
— Ты… — выдохнул Леха.
— Слушай, его там нет! — возбужденно зашептал Славка. — Там — чисто, вообще никого нет! Понял? Пошли быстрей!
Леха проглотил слюну. Маленький Трушкин смотрел так радостно, что у Королькова отлегло от сердца, недавний испуг стал казаться смешным.
— Слушай, — напряженно прогудел Леха, выйдя вслед за Славкой на крыльцо. — Ты, это… Спасибо, что вернулся.
— Делов-то, — сказал Трушкин. Но Славка был явно польщен и даже, как заметил Леха, покраснел. — Ладно, пошли. У Кренделя, видно, что-то не сработало… Но тут все равно лучше не оставаться. Пошли ко мне, я тебе покажу такое — упадешь!
Леха сдержанно кивнул:
— Реклама что надо.
Они спустились по лестнице, пересекли школьный двор и деловито зашагали по «плиточной дороге». Думать о каком-то аборигене, жаждущем крови, ни Лехе, ни его спутнику не хотелось. Маленький Трушкин семенил в своих великоватых джинсах, «форменный» Леха вышагивал рядом страусом. Оба смотрели на мир глазами счастливого детства.
Им нужно было миновать трансформаторную подстанцию, рядом с которой проходила «плиточная дорога». И оба совсем забыли, что именно там могут нарваться на засаду.
И нарвались.
— Запоминай, пригодится, — торопливо произнес Трушкин. — Слева направо: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэмкор.
«Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор», — повторил в мыслях Леха. Как заклинание.
Вот они, милые, вот, родимые. Все в сборе. Пять человек, во главе — Крендель.
— Это его тусовка, — сказал Трушкин и мельком глянул на Леху. — А в нашей тусовке — я и ты, двое.
Пятеро пацанов медленно приближались.
Вся компания сверкала загадочными улыбками — словно киноактеры на прогулке. Со стороны могло показаться, что верные друзья встречают Леху и Славку после долгой разлуки.
«Встреча была горячей, — выплыл откуда-то голос телевизионного диктора, — и продолжительной». ОЧЕНЬ ГОРЯЧЕЙ И ОЧЕНЬ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОЙ. «В церемонии встречи приняли участие…»
Что за ерунда?
Лехины зубы сжались, а в его голове снова помчалась телеграфная строка: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор. И опять, как пластинку заело: Череп, Спид, Цыпа, Крендель, Блэкмор…
— Эй, Леха, — прошептал Трушкин. — Не дрейфь. Нам сейчас навешают.
— Сам не дрейфь, — ответил Корольков. Он тяжело дышал. — Идиот. Посылал я тебя…
— А я не люблю, когда меня посылают, — обиженно ответил Трушкин.
Их окружили. Взяли в кольцо. Леха и Славка переглянулись и одновременно опустили сумки на землю.
— Ну что, маменькин сынок, встретились?
— Сейчас тебе влетит. Ох, влетит!
— И не только тебе, а и дружку твоему, дохляку, заморышу.
Корольков лихорадочно оглянулся. Пути к отступлению не было. Да он и не хотел отступать.
Парни Кренделя приблизились. Давно погасли идиотские улыбки на их лицах, теперь там можно было прочитать лишь одно. Короткую эпитафию.
Место Моченых — возле мусорки. Место заморыша — возле мусорки.
И тут в голове Королькова пронесся рой воспоминаний. Леха вспомнил о многом. Он вспомнил, как мама плакала, а он обещал ей не драться. Вспомнил, что с ним Трушкин, которого нужно бы защитить, и еще вспомнил — о записке, которую написал, да не послал Кренделю. И мысль свою вспомнил, что у него тогда промелькнула.
Леха повеселел. Кажется, это выход. Это же так просто!
Он эту мысль тогда отбросил, не хотел унижаться, а теперь — хоть Славка цел останется. Трушкину, кажется, и одного удара хватит, хлипкие у Славки косточки, еще загремит парень сдуру в больницу…
— Заморыш? Заморыш, блин?!! Дохляк?
Леха вскинул голову и увидел, что Трушкина словно в розетку включили. Это он кричал.
Но Славка не только кричал. Он набросился на самого высокого и толстого, стриженного почти под нуль, Черепа. Трушкин молотил его кулаками по брюху и груди — как ковер выбивал. Конечно, Славка метил в голову, но Череп немного отклонялся назад, и Трушкин уже не доставал.
— Ну шкет, — Крендель покрутил головой, — ну, камикадзе…
Он, Блэкмор и еще, кажется, Спид накинулись на Трушкина и стали его отдирать, как липучку, от толстяка. Леха рванул было к этой куче, но зацепился за сумку — свою, а может быть, Славкину, и растянулся на плитах.
— Ааааааа! Заморыш? Дохляк?! — Славка, продолжая руками обрабатывать толстяка Черепа, от остальных отбивался ногами — лягался.
Леха шмыгнул носом. Откуда насморк? Глянул на землю — в пяти сантиметрах внизу растекается темная лужица. Кровь!
Он провел языком по зубам — целы. Облизнул губы — ничего соленого. Текло из носа. Он расквасил себе нос. Не в драке, а при дурацком падении.
Ну вот, белая рубашка, новая школьная форма… Кажется, со всем этим — с формой, с рубашкой — вопрос решен. По крайней мере, на завтра и еще на несколько дней.
Леха поднялся. Славку тем временем схватили. Леха вытирал кровь рукавом школьной куртки — той самой, в которой было пять карманов. И еще раз приложил рукав. И еще.
«Кажется, кровь не так уж и течет».
Он твердой походкой подошел к Кренделю. Мишка с дружками изумленно смотрели на Трушкина и что-то говорили насчет здоровья, которое, хоть у Славки и так слабое, скоро еще сильней пошатнется.
Сперва Леху так и подмывало — засветить, заехать Кренделю со всей силы в ухо, для этого была уж очень выгодная позиция — сбоку и чуть сзади. Но своим желаниям приходится иногда наступать на горло, не так ли? Нужно было действовать по-другому.
«Да это ж не унижение. Это ж дипломатия как оружие».
— А ну, Крендель, отойдем, — тяжело дыша, сказал Корольков.
Что-то в его голосе или взгляде было такое, что заставило Мишку промолчать насчет Лехиного разбитого носа и кровавых соплей под ним.
Крендель все-таки довольно грубо ответил:
— На кой мне с тобой отходить?
— Поговорим как мужчины, — сказал Леха. — Есть о чем.
Трушкина держал Череп. А Блэкмор сжал кулак, отведя назад, — и так застыл.
Готовился ударить, гад. Даже изображал, будто кулак его дрожит.
— Давай, Крендель, мочи нет терпеть, — пожаловался Блэкмор.
Мишка медлил, хотя было видно, как ему хочется, чтобы Блэкмор накатил заморышу. Взлохмаченный Леха со своим окровавленным носом портил всю малину. Стоял над душой.
— Ну? — сказал Леха.
И Крендель принял решение:
— Ладно, погоди, Блэкмор, я отойду. Без меня не бить.
Трушкин затравленным взглядом наблюдал, как Леха и Крендель сначала отошли, а потом принялись базарить. На какую такую тему? Сам Славка и двух слов не связал бы, если б наедине с Кренделем остался. В лифте, например. Только что происшедшее было невероятным, это случилось со Славкой в первый раз… Он ничего бы такого никогда не сделал (не бросился бы с кулаками доказывать, что тоже человек), если бы не Леха Корольков.
Новичок так сильно на Славку подействовал, потому что был непохожим на Кренделя, а еще — был каким-то особенным. Имел внутренний стержень… Трушкин полагал, Лехе также не о чем говорить с Кренделем. Разве что при помощи кулаков.
Но сейчас они базарили. Причем с очень деловым видом.
О чем?
Леха и Крендель перебросились парой фраз. Всего парой — это Трушкин видел точно. Не то чтобы они о чем-то приятном для себя трепались. Леха смотрел волком, и говорил в основном он. А Крендель…
Славке показалось, будто Мишка после одной из Лехиных фраз втянул голову в плечи и принял такой вид… ну, словно его ударили.
Крендель и Леха вернулись. Оба были хмурыми, но Крендель — особенно. Мишка сразу бросил:
— Отпусти, Череп.
— Что? — Толстяк не понял.
— Что слышал. Отпусти этого дохляка. И не смотри мне в рот, понял?
Череп стоял с растерянным видом. Он знал о себе, что туповат, так ему говорили и учителя (удивлялись, как он дожил до девятого класса, ни разу не оставшись на второй год), и дружки, и сам Мишка…
Но здесь рядом стояли Блэкмор, Цыпа, Спид. Кажется, они также растерялись.
— Ты чего, Мишка? — спросил Блэкмор.
— Я сказал, отпусти, — так же хмуро ответил Крендель. — Пусть живут. Пошли.
Он засунул руки в карманы и двинулся в сторону школы, не оглядываясь. За ним потянулась вся компания.
Освобожденный Трушкин подошел к Лехе. Тот тихо смеялся.
— Чтоб я так жил, — сказал Славка. — Ты о чем там ему задвигал?
— А, — Леха неопределенно махнул рукой. — Помнишь, я записку порвал? Я Кренделю все-таки пересказал ее, устно.
— И что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21