https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/white/
Я лично ею займусь. О сумасшедших я знаю все. В психушке я пришел к выводу, что мне известно о них больше, чем врачам.
Он продолжал разглагольствовать, не заметив, что Робин вышел из комнаты.
Быстро найдя вход в гараж, Робин остановился на пороге, не осмеливаясь нажать кнопку выключателя. Но ему не потребовалось света, чтобы убедиться в смерти Андрейса. Он и в полутьме разглядел его долговязую фигуру, вытянувшуюся рядом с автомобилем. Голова мужчины касалась одного из колес. Спать в таком положении было невозможно.
«Декстер его убил, – подумал Робин, – ударил его разрезным ножом, украденным с письменного стола там, в городе».
Слова завертелись у него в голове, как эхо, которое никак не может растаять: разрезной нож, разрезной нож … Ему показалось, что он никогда не сможет думать ни о чем другом.
Робин попятился, закрыл дверь, так и не решившись войти. Теперь все они были в руках Декстера: Антония, младенец и он… В руках сумасшедшего.
31
В течение последующих трех дней Робин и Декстер добросовестно исполняли роль слуг. Если младший не мог похвастаться кулинарными способностями, то старший, напротив, умело воспользовался опытом, приобретенным когда-то в больничной столовой. Декстер справлялся с поварскими обязанностями совсем не плохо, хотя Антония порой и поджимала губы, демонстрируя неудовольствие.
Запасы провизии, находившиеся в буфетной и кладовых, казались неисчерпаемыми. Ящики с разнообразными консервами в стенных шкафах и клетушках высились до самого потолка. Хорошенько обследовав подсобные помещения, Робин обнаружил холодильную камеру, битком набитую продуктами глубокой заморозки. С таким продовольственным складом любая осада не страшна. Во всяком случае, о недостатке пищи не стоило беспокоиться еще очень долгое время. По-видимому, Андрейс, намеревавшийся появляться в городе как можно реже, создал все необходимое для обеспечения полной автономии своих псевдовладений.
Не успело улечься волнение, связанное с обустройством, как возникли новые проблемы. Младенец, взявший привычку орать по ночам, не давал им сомкнуть глаз. Оглушительные крики эхом распространялись по пустым залам замка, приводя Декстера в бешенство. Обычно рев настигал их во время сна, и это до такой степени выбивало парня из колеи, что он не мог лечь в постель из страха перед неминуемым пробуждением через час-другой. Когда наступало время ложиться спать, Декстер приходил в сильнейшее возбуждение и начинал ходить взад-вперед по спальне. Робин не раз советовал ему перебраться в противоположное крыло замка, однако тот упорствовал, говоря, что другие комнаты не соответствуют его королевскому достоинству.
Что же касается Робина, то мальчик вдруг сделал открытие, которое его привело в недоумение: он больше не выносил замкнутого пространства. Ему, прожившему семь лет в похожем дворце, теперь было тягостно сознавать, что он – пленник небольшого парка, окруженного кирпичной стеной. Все, что прежде вызывало у него чувство безопасности, теперь порождало ощущение дискомфорта, близкого к удушью. Он с трудом переносил свое положение затворника, который не имеет возможности наблюдать за жизнью, происходящей за пределами отгороженных от остального мира «королевских владений». Робин вырос из этих искусственных декораций, как вырастают из детской одежды, и оттого парк казался ему куцым, «обуженным». Он перестал быть сказочной страной, которую Робин исхаживал вдоль и поперек во главе воображаемой армии, на которую он высаживался со своей каравеллы в сопровождении изголодавшихся матросов, чтобы присоединить ее к короне Южной Умбрии. Парк превратился в подобие лоскутного одеяла из лужаек, окаймленных рощицами, образующего живую ткань карликового леса. Все было ужасающе маленьким, ничтожным.
На четвертый день Декстер снял с окон главного зала двусторонние занавески и занялся изготовлением парадного мундира. Из заветной коробки на Божий свет были извлечены выкройки, испещренные комментариями и непонятными значками, в которых никто, кроме него, не смог бы разобраться. С помощью необходимого инвентаря, найденного в швейном несессере в бельевой, он приступил к работе, размечая, выкраивая, отрезая и наметывая с таким мастерством, что Робин пришел в изумление.
– В психушке были курсы рукоделия, – объяснил Декстер, поймавший на себе озадаченный взгляд ребенка. – Атазаров считал, что ручной труд для нас полезен. Допускались туда наименее чокнутые – из-за ножниц и иголок. Ведь были и такие, кто с успехом мог ими нажраться.
Из голубой портьерной ткани он выкроил подобие мундира, а из золоченых шнуров и подхватов соорудил эполеты и аксельбанты, проявив незаурядную изобретательность.
– Форма моей преторианской гвардии, – соизволил он объяснить. – Эскизы были сделаны еще в больнице в предвкушении торжественного дня моего восшествия на престол. Думал я и над будущим флагом нашего королевства, пришло время заняться этим вплотную.
Продолжая шить, Декстер бормотал что-то себе под нос. На большом дубовом столе неопределенного вида лоскуты постепенно приобретали форму опереточного костюма, предназначенного для воображаемого властителя некой призрачной страны. По крайней мере творческий труд настолько захватил Декстера, что он стал даже менее чувствительным к реву малыша Нельсона.
Ровно через три дня мундир был готов. Облачаясь в него, Декстер буквально лопался от гордости, словно нелепое, перегруженное золотыми деталями одеяние наделяло его божественной властью.
– Все десять лет я мечтал о церемонии коронации, – объявил он дрожащим от волнения голосом. – Я уже не надеялся, что это когда-нибудь произойдет.
Каждый раз, входя в роль королевского отпрыска, Декстер переставал вести себя как хулиган, его речь менялась, становилась изысканной, телодвижения и жесты приобретали плавность и элегантность танцовщика.
– У меня грандиозные планы, – говорил он, любуясь своим отражением в зеркале. – Я создам здесь царство детей. Отныне мы не станем довольствоваться похищением младенцев раз в десять лет, а заселим землю, находящуюся внутри этих стен, целой армией мальчишек. Нам обоим предстоит немало потрудиться. Как только мы получше устроимся, возьмем за правило периодически отправляться на охоту и, прочесывая всю страну, добудем самых красивых детей, живущих в Америке. Привезем их сюда, чтобы они узнали счастье, которое в детстве было подарено нам…
Он подошел к окну и заговорил с мечтательными нотками в голосе:
– Вот увидишь, это будет великолепно… Маленький народец станет водить хороводы вокруг дворца, распевать песенки на лужайках. Ты будешь удостоен титула Главного устроителя игр, на тебя ляжет обязанность занимать моих подданных, радовать и развлекать их. А я, удобно устроившись на балконе рядом с Антонией, буду за вами наблюдать. – Затем обычная перекошенная улыбка сошла с его лица, и он продолжил свистящим шепотом: – Мы никогда не будем брать младенцев, никогда. Только детей шести-семи лет, способных о себе позаботиться. Ненавижу сосунков. Они текут из всех дырок и всегда воняют.
– А тот, наверху? – спросил Робин. – Что ты сделаешь с ним?
– Я от него избавлюсь, – проворчал Декстер. – Легче легкого: хорошая доза снотворного в рожок с молоком, и он уснет вечным сном. Не стоит жалеть – это маленький негодяй, мерзкий узурпатор. Из-за него тебя вышвырнули на улицу. Я разрушу порочную систему, положу ей конец. В стране будет проведена реформа.
Робин не стал протестовать, все равно это ни к чему бы не привело, только настроило Декстера против него. Над младенцем нависла серьезная угроза. Парень не задумается, чтобы убить ребенка, отравляющего ему существование. Робин поклялся, что не допустит этого, хотя и не знал определенно, как это сделать.
Декстер по-отечески положил руку на плечо Робина, и они вместе вышли в парк. Солнечные лучи играли на фальшивых эполетах и аксельбантах гвардейского мундира, сшитого из двусторонней занавески главного зала.
– Здесь я установлю мачту, над которой будет реять наш новый флаг, – показал Декстер на выбранное им место. – Я сошью его в ближайшее время.
– А как воспримет нововведения Антония? – засомневался Робин. – Они ей понравятся?
– Антония подчинится моей воле, – по-военному отчеканил Декстер. – На днях я соединюсь с ней браком: заменю Андрейса на супружеском ложе. Не подобает королеве оставаться без мужа. Она станет второй женщиной, которая воспользуется моим чудодейственным эликсиром – передающимся универсальным знанием. Она зачнет от меня ребенка, который генетическим путем приобретет мое научное наследие, все мои качества и станет ученым от рождения. Он будет первым представителем новой расы всесторонне развитых людей, которая спасет мир от разрушения и невежества.
Робин поежился, вспоминая жалобные стоны Санди Ди Каччо за дверью мотеля, ритмичный скрип пружин матраса. Не похоже, чтобы ей пришелся по вкусу великий дар Декстера, да и Антония вряд ли его оценит. Нужно остановить все это, но как?
– Наша жизнь проходит в стенах замка, – заявил Декстер, с силой сжимая плечо Робина. – В определенном смысле мы – пленники. Однако это наше королевство, и до поры мы должны им довольствоваться. Холодильники полны продуктов, а чемоданчик набит деньгами: не такая уж плохая предпосылка для процветания. После того как я сделаю Антонию более покладистой, все пойдет лучше день ото дня. Я займу место Андрейса, буду ездить за деньгами в город, позабочусь о возобновлении запасов, пока ты не вырастешь и не заменишь меня. Когда ты достигнешь нужного возраста, я назначу тебя управляющим и министром финансов, а сам буду спокойно править рука об руку с моей королевой и нашими детьми. Если меня удовлетворит твоя служба, я и тебе открою доступ к пользованию передающимся универсальным знанием. Подыщем подходящих женщин, и ты станешь производителем, как и я. Так у нас дело пойдет быстрее. Численность нашего народа увеличится, и он отправится на завоевание новых земель, внося в дегенеративную среду внешнего мира гармонию и просвещение.
Умирая от желания вырваться из объятий безумца, Робин не осмеливался пошевельнуться.
– Сниму с тебя мерки, – изрек в заключение Декстер, покровительственно глядя на Робина, – и сошью тебе миленькую форму. Без эполет и аксельбантов, разумеется, но тоже красивую. Да, да – я уже решил. Если будешь хорошо себя вести.
Перед ужином, когда пришло время нести в детскую поднос с едой для Антонии и рожок с молоком для младенца, дело неожиданно приняло плохой оборот. Прежде всего королева Южной Умбрии совершила непростительную ошибку, начав критиковать парадный мундир Декстера, который она сравнила с «униформой лакея или лифтера в особняке нувориша». Парень взвился на дыбы, побледнел, его лицо исказила еще более перекошенная, чем обычно, злобная усмешка.
– Немедленно снимите! – не унималась Антония. – Вы смешны. К тому же я узнаю свои гардины. Это неслыханно! Когда вернется Андрейс, я прикажу побить вас палками.
– Заткнись! – взревел Декстер. – Заткнешься ты наконец, старая шлюха? Скажи, заткнешься?
Вцепившись в ворот платья Антонии, он с силой стал раскачивать ее из стороны в сторону, пока ткань не треснула и королева Южной Умбрии не осталась полуголой. Разорванный лиф упал до бедер, бесстыдно открывая взорам белоснежную кожу груди. Антония и не пыталась защищаться. Атака оказалась столь внезапной и молниеносной, что женщина застыла с открытым ртом и расширенными от ужаса глазами. В этот момент в колыбели захныкал ребенок. Робин бросился к нему, неловко, как мог, схватил его на руки и устремился из комнаты.
– Вы… вы… – бормотала Антония, не способная ничего сообразить.
– Теперь я здесь хозяин! – прорычал Декстер. – Постарайся к этому привыкнуть. С Андрейсом покончено. Я унаследовал все его полномочия. Все. Понимаешь, что я хочу сказать?
По треску раздираемой материи, который эхом отзывался в коридоре, Робин догадался, что Декстер продолжает раздевать Антонию. Он слышал, как женщина закричала.
– Отлично, – удовлетворенно произнес Декстер. – А теперь необходимо подкрепить мои властные полномочия исполнением брачной процедуры. Веди меня в свою спальню, отныне я – твой супруг, и ты обязана мне повиноваться.
Робин побежал по коридору как можно быстрее. Ребенок обслюнявил ему шею, и это было неприятно. Перед самой лестницей Робин не удержался и бросил взгляд через плечо. Он увидел, как совершенно голая, обезумевшая от страха Антония под руку вела Декстера в спальню, которую раньше делила с Андрейсом. Вид королевы, на которой ничего не было, кроме туфелек и жемчужного ожерелья, вызвал у Робина желание завыть от отчаяния. Затравленный взгляд Антонии, приподнятые в инстинктивном желании защититься плечи – все было смехотворным, жалким. Она была так напугана, что даже не сделала попытки прикрыть наготу. Внезапно Робин понял, что перед ним – немолодая женщина.
Не желая знать, что за этим последует, Робин скатился вниз по лестнице, рискуя сломать шею себе и младенцу. Оказавшись на улице, он кинулся к бронированным воротам и, положив свою ношу на землю, стал толкать их, надеясь сдвинуть с места. Металлическая махина не поддавалась, оставаясь такой же незыблемой, как стена, в которой она сидела так же прочно, как драгоценный камень в оправе. И только тогда Робин вспомнил об электронной коробочке, которую Андрейс использовал для того, чтобы въехать во двор. Робин мысленно увидел пальцы принца, набирающие цифровую комбинацию, показавшуюся ему современной магической формулой, но последовательности цифр он, разумеется, не запомнил. С трудом удерживаясь от рыданий, он принялся колотить кулаками по стальной плите, толщина которой поглощала его удары, не вызывая даже слабого эха.
Разбив руки в кровь и морщась от боли, Робин в конце концов отступился. Младенец лежал на земле, играя голыми ножками. Подбежав ко входу в гараж, Робин замер на пороге, остановленный отвратительным запахом, идущим из подземелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Он продолжал разглагольствовать, не заметив, что Робин вышел из комнаты.
Быстро найдя вход в гараж, Робин остановился на пороге, не осмеливаясь нажать кнопку выключателя. Но ему не потребовалось света, чтобы убедиться в смерти Андрейса. Он и в полутьме разглядел его долговязую фигуру, вытянувшуюся рядом с автомобилем. Голова мужчины касалась одного из колес. Спать в таком положении было невозможно.
«Декстер его убил, – подумал Робин, – ударил его разрезным ножом, украденным с письменного стола там, в городе».
Слова завертелись у него в голове, как эхо, которое никак не может растаять: разрезной нож, разрезной нож … Ему показалось, что он никогда не сможет думать ни о чем другом.
Робин попятился, закрыл дверь, так и не решившись войти. Теперь все они были в руках Декстера: Антония, младенец и он… В руках сумасшедшего.
31
В течение последующих трех дней Робин и Декстер добросовестно исполняли роль слуг. Если младший не мог похвастаться кулинарными способностями, то старший, напротив, умело воспользовался опытом, приобретенным когда-то в больничной столовой. Декстер справлялся с поварскими обязанностями совсем не плохо, хотя Антония порой и поджимала губы, демонстрируя неудовольствие.
Запасы провизии, находившиеся в буфетной и кладовых, казались неисчерпаемыми. Ящики с разнообразными консервами в стенных шкафах и клетушках высились до самого потолка. Хорошенько обследовав подсобные помещения, Робин обнаружил холодильную камеру, битком набитую продуктами глубокой заморозки. С таким продовольственным складом любая осада не страшна. Во всяком случае, о недостатке пищи не стоило беспокоиться еще очень долгое время. По-видимому, Андрейс, намеревавшийся появляться в городе как можно реже, создал все необходимое для обеспечения полной автономии своих псевдовладений.
Не успело улечься волнение, связанное с обустройством, как возникли новые проблемы. Младенец, взявший привычку орать по ночам, не давал им сомкнуть глаз. Оглушительные крики эхом распространялись по пустым залам замка, приводя Декстера в бешенство. Обычно рев настигал их во время сна, и это до такой степени выбивало парня из колеи, что он не мог лечь в постель из страха перед неминуемым пробуждением через час-другой. Когда наступало время ложиться спать, Декстер приходил в сильнейшее возбуждение и начинал ходить взад-вперед по спальне. Робин не раз советовал ему перебраться в противоположное крыло замка, однако тот упорствовал, говоря, что другие комнаты не соответствуют его королевскому достоинству.
Что же касается Робина, то мальчик вдруг сделал открытие, которое его привело в недоумение: он больше не выносил замкнутого пространства. Ему, прожившему семь лет в похожем дворце, теперь было тягостно сознавать, что он – пленник небольшого парка, окруженного кирпичной стеной. Все, что прежде вызывало у него чувство безопасности, теперь порождало ощущение дискомфорта, близкого к удушью. Он с трудом переносил свое положение затворника, который не имеет возможности наблюдать за жизнью, происходящей за пределами отгороженных от остального мира «королевских владений». Робин вырос из этих искусственных декораций, как вырастают из детской одежды, и оттого парк казался ему куцым, «обуженным». Он перестал быть сказочной страной, которую Робин исхаживал вдоль и поперек во главе воображаемой армии, на которую он высаживался со своей каравеллы в сопровождении изголодавшихся матросов, чтобы присоединить ее к короне Южной Умбрии. Парк превратился в подобие лоскутного одеяла из лужаек, окаймленных рощицами, образующего живую ткань карликового леса. Все было ужасающе маленьким, ничтожным.
На четвертый день Декстер снял с окон главного зала двусторонние занавески и занялся изготовлением парадного мундира. Из заветной коробки на Божий свет были извлечены выкройки, испещренные комментариями и непонятными значками, в которых никто, кроме него, не смог бы разобраться. С помощью необходимого инвентаря, найденного в швейном несессере в бельевой, он приступил к работе, размечая, выкраивая, отрезая и наметывая с таким мастерством, что Робин пришел в изумление.
– В психушке были курсы рукоделия, – объяснил Декстер, поймавший на себе озадаченный взгляд ребенка. – Атазаров считал, что ручной труд для нас полезен. Допускались туда наименее чокнутые – из-за ножниц и иголок. Ведь были и такие, кто с успехом мог ими нажраться.
Из голубой портьерной ткани он выкроил подобие мундира, а из золоченых шнуров и подхватов соорудил эполеты и аксельбанты, проявив незаурядную изобретательность.
– Форма моей преторианской гвардии, – соизволил он объяснить. – Эскизы были сделаны еще в больнице в предвкушении торжественного дня моего восшествия на престол. Думал я и над будущим флагом нашего королевства, пришло время заняться этим вплотную.
Продолжая шить, Декстер бормотал что-то себе под нос. На большом дубовом столе неопределенного вида лоскуты постепенно приобретали форму опереточного костюма, предназначенного для воображаемого властителя некой призрачной страны. По крайней мере творческий труд настолько захватил Декстера, что он стал даже менее чувствительным к реву малыша Нельсона.
Ровно через три дня мундир был готов. Облачаясь в него, Декстер буквально лопался от гордости, словно нелепое, перегруженное золотыми деталями одеяние наделяло его божественной властью.
– Все десять лет я мечтал о церемонии коронации, – объявил он дрожащим от волнения голосом. – Я уже не надеялся, что это когда-нибудь произойдет.
Каждый раз, входя в роль королевского отпрыска, Декстер переставал вести себя как хулиган, его речь менялась, становилась изысканной, телодвижения и жесты приобретали плавность и элегантность танцовщика.
– У меня грандиозные планы, – говорил он, любуясь своим отражением в зеркале. – Я создам здесь царство детей. Отныне мы не станем довольствоваться похищением младенцев раз в десять лет, а заселим землю, находящуюся внутри этих стен, целой армией мальчишек. Нам обоим предстоит немало потрудиться. Как только мы получше устроимся, возьмем за правило периодически отправляться на охоту и, прочесывая всю страну, добудем самых красивых детей, живущих в Америке. Привезем их сюда, чтобы они узнали счастье, которое в детстве было подарено нам…
Он подошел к окну и заговорил с мечтательными нотками в голосе:
– Вот увидишь, это будет великолепно… Маленький народец станет водить хороводы вокруг дворца, распевать песенки на лужайках. Ты будешь удостоен титула Главного устроителя игр, на тебя ляжет обязанность занимать моих подданных, радовать и развлекать их. А я, удобно устроившись на балконе рядом с Антонией, буду за вами наблюдать. – Затем обычная перекошенная улыбка сошла с его лица, и он продолжил свистящим шепотом: – Мы никогда не будем брать младенцев, никогда. Только детей шести-семи лет, способных о себе позаботиться. Ненавижу сосунков. Они текут из всех дырок и всегда воняют.
– А тот, наверху? – спросил Робин. – Что ты сделаешь с ним?
– Я от него избавлюсь, – проворчал Декстер. – Легче легкого: хорошая доза снотворного в рожок с молоком, и он уснет вечным сном. Не стоит жалеть – это маленький негодяй, мерзкий узурпатор. Из-за него тебя вышвырнули на улицу. Я разрушу порочную систему, положу ей конец. В стране будет проведена реформа.
Робин не стал протестовать, все равно это ни к чему бы не привело, только настроило Декстера против него. Над младенцем нависла серьезная угроза. Парень не задумается, чтобы убить ребенка, отравляющего ему существование. Робин поклялся, что не допустит этого, хотя и не знал определенно, как это сделать.
Декстер по-отечески положил руку на плечо Робина, и они вместе вышли в парк. Солнечные лучи играли на фальшивых эполетах и аксельбантах гвардейского мундира, сшитого из двусторонней занавески главного зала.
– Здесь я установлю мачту, над которой будет реять наш новый флаг, – показал Декстер на выбранное им место. – Я сошью его в ближайшее время.
– А как воспримет нововведения Антония? – засомневался Робин. – Они ей понравятся?
– Антония подчинится моей воле, – по-военному отчеканил Декстер. – На днях я соединюсь с ней браком: заменю Андрейса на супружеском ложе. Не подобает королеве оставаться без мужа. Она станет второй женщиной, которая воспользуется моим чудодейственным эликсиром – передающимся универсальным знанием. Она зачнет от меня ребенка, который генетическим путем приобретет мое научное наследие, все мои качества и станет ученым от рождения. Он будет первым представителем новой расы всесторонне развитых людей, которая спасет мир от разрушения и невежества.
Робин поежился, вспоминая жалобные стоны Санди Ди Каччо за дверью мотеля, ритмичный скрип пружин матраса. Не похоже, чтобы ей пришелся по вкусу великий дар Декстера, да и Антония вряд ли его оценит. Нужно остановить все это, но как?
– Наша жизнь проходит в стенах замка, – заявил Декстер, с силой сжимая плечо Робина. – В определенном смысле мы – пленники. Однако это наше королевство, и до поры мы должны им довольствоваться. Холодильники полны продуктов, а чемоданчик набит деньгами: не такая уж плохая предпосылка для процветания. После того как я сделаю Антонию более покладистой, все пойдет лучше день ото дня. Я займу место Андрейса, буду ездить за деньгами в город, позабочусь о возобновлении запасов, пока ты не вырастешь и не заменишь меня. Когда ты достигнешь нужного возраста, я назначу тебя управляющим и министром финансов, а сам буду спокойно править рука об руку с моей королевой и нашими детьми. Если меня удовлетворит твоя служба, я и тебе открою доступ к пользованию передающимся универсальным знанием. Подыщем подходящих женщин, и ты станешь производителем, как и я. Так у нас дело пойдет быстрее. Численность нашего народа увеличится, и он отправится на завоевание новых земель, внося в дегенеративную среду внешнего мира гармонию и просвещение.
Умирая от желания вырваться из объятий безумца, Робин не осмеливался пошевельнуться.
– Сниму с тебя мерки, – изрек в заключение Декстер, покровительственно глядя на Робина, – и сошью тебе миленькую форму. Без эполет и аксельбантов, разумеется, но тоже красивую. Да, да – я уже решил. Если будешь хорошо себя вести.
Перед ужином, когда пришло время нести в детскую поднос с едой для Антонии и рожок с молоком для младенца, дело неожиданно приняло плохой оборот. Прежде всего королева Южной Умбрии совершила непростительную ошибку, начав критиковать парадный мундир Декстера, который она сравнила с «униформой лакея или лифтера в особняке нувориша». Парень взвился на дыбы, побледнел, его лицо исказила еще более перекошенная, чем обычно, злобная усмешка.
– Немедленно снимите! – не унималась Антония. – Вы смешны. К тому же я узнаю свои гардины. Это неслыханно! Когда вернется Андрейс, я прикажу побить вас палками.
– Заткнись! – взревел Декстер. – Заткнешься ты наконец, старая шлюха? Скажи, заткнешься?
Вцепившись в ворот платья Антонии, он с силой стал раскачивать ее из стороны в сторону, пока ткань не треснула и королева Южной Умбрии не осталась полуголой. Разорванный лиф упал до бедер, бесстыдно открывая взорам белоснежную кожу груди. Антония и не пыталась защищаться. Атака оказалась столь внезапной и молниеносной, что женщина застыла с открытым ртом и расширенными от ужаса глазами. В этот момент в колыбели захныкал ребенок. Робин бросился к нему, неловко, как мог, схватил его на руки и устремился из комнаты.
– Вы… вы… – бормотала Антония, не способная ничего сообразить.
– Теперь я здесь хозяин! – прорычал Декстер. – Постарайся к этому привыкнуть. С Андрейсом покончено. Я унаследовал все его полномочия. Все. Понимаешь, что я хочу сказать?
По треску раздираемой материи, который эхом отзывался в коридоре, Робин догадался, что Декстер продолжает раздевать Антонию. Он слышал, как женщина закричала.
– Отлично, – удовлетворенно произнес Декстер. – А теперь необходимо подкрепить мои властные полномочия исполнением брачной процедуры. Веди меня в свою спальню, отныне я – твой супруг, и ты обязана мне повиноваться.
Робин побежал по коридору как можно быстрее. Ребенок обслюнявил ему шею, и это было неприятно. Перед самой лестницей Робин не удержался и бросил взгляд через плечо. Он увидел, как совершенно голая, обезумевшая от страха Антония под руку вела Декстера в спальню, которую раньше делила с Андрейсом. Вид королевы, на которой ничего не было, кроме туфелек и жемчужного ожерелья, вызвал у Робина желание завыть от отчаяния. Затравленный взгляд Антонии, приподнятые в инстинктивном желании защититься плечи – все было смехотворным, жалким. Она была так напугана, что даже не сделала попытки прикрыть наготу. Внезапно Робин понял, что перед ним – немолодая женщина.
Не желая знать, что за этим последует, Робин скатился вниз по лестнице, рискуя сломать шею себе и младенцу. Оказавшись на улице, он кинулся к бронированным воротам и, положив свою ношу на землю, стал толкать их, надеясь сдвинуть с места. Металлическая махина не поддавалась, оставаясь такой же незыблемой, как стена, в которой она сидела так же прочно, как драгоценный камень в оправе. И только тогда Робин вспомнил об электронной коробочке, которую Андрейс использовал для того, чтобы въехать во двор. Робин мысленно увидел пальцы принца, набирающие цифровую комбинацию, показавшуюся ему современной магической формулой, но последовательности цифр он, разумеется, не запомнил. С трудом удерживаясь от рыданий, он принялся колотить кулаками по стальной плите, толщина которой поглощала его удары, не вызывая даже слабого эха.
Разбив руки в кровь и морщась от боли, Робин в конце концов отступился. Младенец лежал на земле, играя голыми ножками. Подбежав ко входу в гараж, Робин замер на пороге, остановленный отвратительным запахом, идущим из подземелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52